Коснувшись неба - Страница 14

Новая идея, чтобы она завоевала позиции в технике, должна созреть. Она, как новорожденный ребенок, сначала растет и крепнет, а потом уже вступает в жизнь. Как поведет себя дюраль? Тут возникало множество вопросов - и конструктивных, и технологических. А прочность? Короче говоря, сделать новый самолет из дюраля можно было бы. Но вот если этот дюралевый первенец погибнет в полете, то вместе с ним будет похоронена и туполевская идея о "крылатом" металле. Поэтому цаговцы решили сначала "отработать" дюраль на аэросанях и глиссерах, накопить опыт, "переболеть" всеми "болезнями", которые неминуемы при освоении нового материала. И только после этого, вооруженные знаниями, начать строить самолеты.

К тому же на первых порах процент брака на Кольчугинском заводе, осваивающем производство дюраля, был настолько высок, что и речи не могло быть об использовании его в самолетостроении. Лишь позже, когда заводская технология оказалась отработанной, это время пришло.

В конструировании аэросаней опыт Архангельского был незаменим. На первом же образце вместе с Туполевым он пришел к выводу, что корпус из дюраля будет обладать требуемой прочностью только в том случае, если обшивку сделать гофрированной, поскольку гофрированные листы из любого металла обладают большей жесткостью, чем гладкие.

Тем временем Туполев начал строить свой первый самолет. Помогали ему в этом сотрудники АГО, которым он руководил. АГО было специальным подразделением ЦАГИ и расшифровывалось как авиационный отдел с гидроавиационным подотделом, на базе которого впоследствии выросло прославленное туполевское ОКБ. АГО в 1925 году был преобразован в АГОС [Авиация, гидроавиация, опытное самолетостроение].

Первый туполевский самолет АНТ-1 разительнейшим образом отличался от гигантских туполевских бомбардировщиков и пассажирских лайнеров, которые привыкли мы видеть сегодня. Это был крохотный одноместный самолетик, иначе говоря, авиетка смешанной конструкции - из металла и дерева. Размах крыла всего 7 метров, длина аэроплана - 5, мотор мощностью в 35 лошадиных сил - меньше, чем у "Запорожца". Но с этого АНТ-1, который взлетел в небо 21 октября 1923 года, и начинается славная династия самолетов туполевского ОКБ. После АНТ-1 наступила очередь АНТ-2. Его дебют в небе состоялся 26 мая 1924 года. Самолет опять-таки был небольшим, двухместным пассажирским. Но в нём уже была реализована на практике мечта цаговцев о цельнометаллическом самолете.

В это же время в Европе некоторые авиационные фирмы начинают также строить цельнометаллические самолеты. И в 1924 году Архангельского и Стечкина коллегия ЦАГИ командирует в Берлин, Париж и Лондон для ознакомления с последними достижениями науки. Прибыв в Берлин, Архангельский и Стечкин отправились к профессору Прандлю, чья аэродинамическая лаборатория была известна во всем мире. Узнав, что его посетители из Советской России, ученики самого Жуковского, профессор Прандль сделался очень любезным хозяином и в течение двух недель знакомил Архангельского и Стечкина со своими работами, так что пребывание в Берлине оказалось очень плодотворным.

Затем они уехали в Париж. Здесь их ждали в лабораториях знаменитой "Эколь политехник" - политехнической школы - самого известного во Франции технического вуза. Кроме того, они побывали на авиазаводах. Работу свою закончили быстро, и у них осталось несколько свободных дней. Шура вместе со Стечкиным решил съездить в Канны, тем более что там жил дядя Архангельского - Николай Евграфович Попов. В 1910 году он уехал во Францию лечиться после авиакатастрофы и, женившись, остался в этой стране.

По дороге в Канны произошел забавный случай. Усевшись в поезд, который отошел от Лионского вокзала, Архангельский и Стечкин случайно оказались в разных купе. Архангельский стал располагаться на своем месте, как дверь в купе вдруг отворилась и вошла дама с двумя молодыми девушками. Архангельский тотчас же вскочил и помог им положить чемоданы и сумки в багажные сетки, поклонился в ответ на благодарность и уселся у окна, разглядывая картины парижского пригорода, мимо которого мчался поезд. Но через две минуты он почувствовал, что девушки смотрят на него в упор, и чуть не вздрогнул, услышав русскую речь.

- Посмотри, Ира, на него, - сказала одна из них, - правда, он удивительно красив.

- Очень, - отозвалась другая, - но ты знаешь, он, хотя и говорит прекрасно по-французски, но на француза непохож.

- Может, он англичанин, - ответила Ира.

Услышав это, Архангельский встал, вышел в соседнее купе к Стечкину, выбрал из пачки газет лондонскую "Таймс", вернулся обратно и уселся у окна, загородившись газетой. "Таймс" убедила девушек, что Архангельский действительно англичанин.

Теперь Ира решила перейти к активным действиям.

- Как бы нам с ним познакомиться? - сказала она.

- Спроси у него, который час, а потом начни разговор о погоде, посоветовала вторая.

- Нет, - решительно возразила Ира, - я лучше предложу ему шоколадных конфет. - И встала, потянувшись к багажной сетке.

Архангельский тотчас же отбросил газету и услужливо снял ей с сетки небольшой саквояж. Ира раскрыла саквояж, вынула коробку конфет и со словами: "Не угодно ли, месье!" - протянула ее Архангельскому. Тут он не выдержал и провалил игру.

- С детства не люблю шоколада, - сказал он по-русски.

Девицы ахнули и залились румянцем. Впрочем, на их счастье, поезд, подъезжая к станции, замедлил ход, и они, схватив багаж, выскочили из купе.

Приехав в Канны, друзья отправились прямо к дяде, который жил в большом особняке. Однако его в городе не оказалось, и камердинер, окинув гостей снисходительным взглядом, после долгого раздумья все же предложил им небольшой флигель во дворе. Архангельский и Стечкин согласились и, переодевшись, отправились осматривать город.

В тот же вечер, посетив один из местных баров, они мгновенно превратились в знаменитостей. Подумать только, в Канны приехали инженеры из загадочной, непонятной России. Хорошо одетые, говорящие на отличном французском языке, с безукоризненными манерами, они совсем не были похожи на тех диких варваров, какими изображали большевиков в глазах французских обывателей белоэмигранты.

Почти весь вечер им пришлось отвечать на такие идиотские вопросы, как "обобществление" женщин в России, или объяснять, что нэп - вовсе не возврат капитализма. На следующий день друзья поехали в казино в Монте-Карло, благо оно было рядом с Каннами, и здесь впервые увидели рулетку.

- Давай поставим, - предложил Стечкин.

- Зачем? У нас же нет лишних денег, - возразил Архангельский.

- Рискнем. Поставь 20 франков.

- 20 много. Лучше один.

- Поставь 20.

Архангельский вдруг почувствовал, как в нем просыпается азарт игрока. А вдруг? Чем черт не шутит!

- Хорошо, - сказал он, - но учти: проиграем, завтра без обеда и ужина будем.

Архангельский купил в кассе фишек на 20 франков и, подойдя к столу, поставил все на шесть.

- Ставки кончены, - провозгласил крупье и пустил рулетку.

Несколько мгновений они с затаенным дыханием смотрели на стол. Шестерка выиграла, и крупье длинной лопаточкой бросил против них фишек на 120 франков.

- Сорвали банк, - послышался возглас.

Стечкин спокойно сгреб все фишки и отправился к другому столу, где шла уже крупная игра.

- Слушай, - прошептал Архангельский, - оставь на завтра на обед 20 франков.

Тот, отрицательно мотнув головой, сделал ставку. И снова выигрыш. Теперь у них было уже 600 франков.

- Что будем делать с такими деньгами? - спросил Стечкин.

- Я знаю, что делать, - Архангельский весело улыбнулся. - Мы организуем файв о'клок.

- Какой файв о'клок.

- Устроим прием. Позовем всех знакомых и прочтем им лекцию о России.

Прием удался на славу. Архангельский горячо объяснял гостям смысл событий, происходящих сейчас на родине, особенно напирая на развитие авиации.

- Мадам и месье! - обратился он к ним в конце речи. - Не пройдет и нескольких лет, как мы снова увидимся с вами. Но тогда мы уже не приедем, а прилетим. Прилетим на нашем новом большом советском самолете, и вы все сможете убедиться, что мы вам здесь говорили правду.