Космос, Чехов, трибблы и другие стрессы Леонарда МакКоя (СИ) - Страница 9

Паша очень старается вести себя как обычно. Реагировать на шутки Сулу, проверять курс искомой планеты – это было очень важно, поскольку своей орбиты у неё не было. Она дрейфовала, повинуясь какому-то остаточному импульсу, а периодически её траектория должна была сдвигаться под воздействием гравитации встреченных планет и звёзд. Правда, столкновения с метеоритами предугадать было невозможно, а информации от зондов ждать было нельзя.

Приходилось корректировать предполагаемую траекторию, ориентируясь на карту нужного квадрата, плюс учитывать информацию о звёздной обстановке.

Это занимало время. Следить за тем, чтобы корабль шёл чётко по просчитанному курсу, тоже занимало время. Общение с Сулу занимало время.

А Паше было плохо. Хотелось не находиться на мостике в альфа смене, а сидеть в своей каюте и бездумно листать электронные книги. Или смотреть в люк – холодное чёрное пространство космоса занимало его с детства. Взаимодействовать с другими людьми, делать вид, что всё в порядке, было слишком тяжело. Это давило, лишало воздуха, заставляло внутренне сжиматься.

Два года хранить в себе растущее чувство к нелюдимому доктору. Два года пытаться встречаться с другими, а любоваться всё равно им, редкими улыбками, умным взглядом, как величайшее сокровище хранить воспоминания (и видеозаписи) об их разговорах. Он даже взломал систему видеонаблюдения и втихую перекачивал себе те файлы, на которых был доктор.

Паша не влюблялся так раньше, чтобы в чувство как в омут, с головой. На плановый медосмотр бегал как на праздник, хотя от каждого прикосновения пальцев доктора внутри всё сжималось, предвещая очередное ночное просыпание со стояком.

Да, снился ему МакКой тоже часто. По-разному. От ничего не значащих разговоров до горячих ночей. А утром оставались только воспоминания и мокрое бельё.

Паша мечтал о том, что всё-таки решится и поцелует доктора. Каждый раз, когда они разговаривали наедине, хотелось подойти, подтянуться на носках, прижаться губами, обнять. Отчего-то казалось, что оттолкнуть МакКой не сможет. Он же так улыбался Чехову, так смотрел…

Теперь там, где зрело это чувство, тоскливо сжималась пустота – она отвлекала, сводила с ума, занимала всё внимание. А когда из коммуникатора капитана доносился знакомый ворчливый голос, начинала завывать в несколько раз сильнее. В остальное время сознание находилось в каком-то ватном коконе, практически не пропускающем информацию из внешнего мира.

Иногда туда пробивался голос Сулу – друг искренне старался отвлечь Пашу, таскал в спортзал, в оранжерею, хвастался распечатками русско-английского словаря.

Иногда пробивался голос капитана или Спока. Они что-то спрашивали, давали поручения, распекали за невнимательность. В последний раз Кирк поймал Павла по дороге к турболифту, схватил за плечо.

– Чехов! – Его голос звучал решительно и настойчиво. – Лейтенант Чехов, доложите о своём состоянии.

– Я в норме, капитан. – Заученное.

– Не бреши, лейтенант. И… – Немного тише, – иди-ка ты к себе. Ещё одного резкого торможения из-за твоей ошибки нервы Скотти не переживут.

– К себе?

Вот эта информация до сознания дошла. Присоединилась к боли от ноющей пустоты.

Чехов поражённо воззрился на хмурого капитана.

– Павел, – Кирк сочувственно потрепал его по кудрям, – ты опасен. На тебя сейчас надеяться нельзя. Так что отдыхай, приходи в себя. Я к тебе бортового психолога пришлю.

– Да. – Чехов опустил голову. – Я постараюсь.

Теперь Сулу смотрел на Кирка как на врага народа. Кирку и самому было не по себе лишать бедного влюблённого парнишку единственного занятия, но интересы Чехова в одной стороне, а безопасность всего экипажа – в другой.

Проблема только от его отстранения не решалась. Лучший навигатор в неадеквате, шеф медицинской службы почти в неадеквате, что с этим всем делать – непонятно. А база, последний рубеж, где можно будет позволить команде такое расхлябанное состояние, всё ближе.

Кирк и так сомневался слишком долго. Поэтому после окончания первой альфа-смены, на которой не было Паши, он даже не стал заходить к себе. Пошёл в каюту Боунса, послушал шуршание душа (целых несколько секунд), а потом не выдержал.

Хотя созерцать охреневшую физиономию доктора, к которому капитан в душ ворвался, было смешно.

– Боунс, меня это достало! – выпалил злобно прямо в его облепленную пеной рожу.

– Угу. Это же я к тебе в душ врываюсь.

В Кирка плеснули горячей водой. Хрен с ней, с форменкой, а вот глаза начало щипать.

– Блин, да понимаю, что ты не виноват!!! – Кирк стоит и трёт глаза, ощущая себя как-то по-дурацки. – Но ситуация… всё, финиш. Я Чехова от работы отстранил.

Боунс смыл с себя пену, отфыркался от воды и уставился на Джима злобно и устало. Во взгляде явственно читалось «вы меня достали».

– Джим. Что. Я. Могу сделать? Что?

– Фу блин.

Кирк не стал закрывать дверь душа, отошёл и врубил воду в умывальнике. Отфыркиваясь, умылся, вытерся. Опёрся о раковину двумя руками.

– Никогда больше не возьму в экипаж никого младше двадцати одного. Это, блять, магический какой-то возраст, до него люди неадекватные.

– Твоя магия объяснима с точки зрения возрастной психологии.

Вода шуршать перестала. Боунс вылез из душа и влез в халат.

– Короче, капитанский приказ. Возобновляй общение с пацаном.

В последний раз провести пальцами по влажным волосам и развернуться, разглядывая несчастного доктора.

– Не знаю, как ты чего сделаешь, но кроме тебя некому. Чехов мне нужен в адекватном и рабочем состоянии. Или я его на базе оставлю, под присмотр добрых дядь-психологов.

– Да из него же всю душу вытрясут!

Кажется, теперь доктор был потрясён. Замер с незавязанным халатом посреди ванной. Опомнился, завязал и вышел.

– Как ты себе вообще это представляешь… – донеслось из комнаты убитое.

– Никак!!! – Рёвом. – Мне вообще плевать, как это будет, но мне нужен навигатор, а не тоскливое привидение! А навигатору скоро рубашка с длинными рукавами понадобится!

Боунс ломанулся ему навстречу, хватая за плечи. Уставился прямо и бешено.

– На том корабле был человек… – голос сорвался, он кое-как сглотнул, – дорогой мне. Ты хочешь, чтобы я сейчас влюблённого изображал при мальчишке, которого за младшего брата считаю?! Этого ты хочешь, морда твоя капитанская?!

– Я хочу, чтобы мой экипаж не пострадал из-за ошибок навигатора или шефа медицинской службы.

Джим берёт Леонарда за грудки правой рукой, крепко и чуть притягивает к себе.

– На нас с тобой ответственность за хренову кучу людей. За каждого. Я вас обоих кастрировать готов, если понадобится. И ты тоже должен быть готов!

Боунс вглядывался в его глаза. Разжал руки.

– Это приказ? – осведомился он неожиданно спокойно. Только губы перекривил. – Вы приказываете мне соблазнить лейтенанта Чехова?

– Блять, дерьмо!!!

Оттолкнуть его, вцепить пальцы в мокрые волосы.

В голове голос Спока: «Это логичное решение, капитан».

– Да!!! Да, чёрт, я приказываю тебе любой ценой восстановить душевное равновесие лейтенанта Чехова!!!

– Есть, сэр, – так же спокойно ответил МакКой и отошёл от него на шаг.

Твою мать

Надеюсь я не потерял друга

Боунс не особо представлял, с чего начать, но выполнять было надо. Кирк не отдал бы приказ из своей прихоти, это ясно.

Однако это никак не помогало придумать слова, с которыми он собирался войти в каюту к Чехову.

Потому топтался у дверей минуты полторы, и только после этого постучал.

– Открыть, – Чехов отдал голосовую команду с замедлением. Когда Боунс вошёл, тот лежал на кровати и перелистывал электронную книгу на падде. И, вроде, собирался что-то сказать, но потом резко перевёл взгляд на вошедшего и соскочил (руки по швам) с кровати.

Падд полетел на пол, жалобно хрустнув.

– Офицер МакКой, сэр! Я… думал, что это Сулу, простите!

– Отставить… в смысле… Я к тебе неофициально. – Боунс поднял с пола пострадавший гаджет. – Совсем необязательно швыряться книжками при моём появлении… – Указал паддом на стул, – Сесть можно?