Космос, Чехов, трибблы и другие стрессы Леонарда МакКоя (СИ) - Страница 30

– Да не, не бери в голову, просто слухи ходят…

Кирк, махнув рукой, поплёлся к репликатору. Явно замотался.

– Какие ещё слухи? – Боунс сморщился. Только досужих домыслов ему не хватало для счастья.

– Разные, то ли ты наших сплетников не знаешь… – пикает кнопками кода. – Что Чехов любовника завёл, что любовник завёл Чехова. Не бери в голову, говорю.

– Да у нас с ним такие узаконенные отношения… – начинает огрызаться МакКой, но тут до уставшего мозга доходит. Он ставит кружку с чаем на стол. Сейчас очень хочется провести рукой и стереть картинку – как свернуть окна падда. Будто и не было. – Это про Пашку и того… из астрофизики? Кто говорил?

– Краем уха слышал… Да от твоих же из медицинского… О, прикольно, мороженое вишнёвое будешь?

– Это рыба. Копченая, – машинально пояснил МакКой. Постучал пальцами по столу. – А «яичница» – сандвич. Пашка развлекается. – Обернулся. – Он в последнее время с козлом шкафообразным зависает. Джим, я-то знаю, что этот кудрявый дурик просто не видит, как Кельвин на него смотрит, а тот его сожрать взглядом готов, чёрт возьми! Пашка наивный до… до хрен знает чего.

– Наш штатный гений два и два сложить не может? – Кирк выглядывает из-за репликатора. Пахнет «вишнёвым мороженым». – Не знаю. По мне так он ушлый как чёрт.

– Сам ты ушлый, морда капитанская, – МакКой скрещивает руки. В последние дни этот жест к нему прицепился.

– Ты так говоришь, потому что не видел, как он в спаррингах мухлюет. Ладно, дело ваше.

Капитан ставит на стол рыбу и пиво. Усаживается с довольной рожей.

Боунс сидит как на иголках. Как бы он действительно всё это время Пашку недооценивал. Вспомнить хотя бы, как лейтенант к нему самому в первый раз подкатил.

– Ты мне припёрся только это сказать?

– Я припёрся удостовериться, что у вас всё нормально. Но раз ты Павлу доверяешь, то порядок… – принюхался к пиву. – Да хоть немного посидеть по-человечески, а то у меня постоянно этот разумный светильник-посланник ошивается. Даже ночью. Не поспишь…

Бурчит что-то под нос, отхлёбывает пиво и вгрызается в рыбу.

– Какой ещё… А, шар этот? – Боунс не может перестать думать о гипотетической картинке, где Пашка с астрофизиком развратно засосались над картой альфа-квадранта. – А чего в коридоре ему?..

– Да Спок… – теперь видно, что Кирк расстроен. – Дескать, посол-хуесол, ему надо уважение оказывать, а не в коридор выставлять. Блин, Боунс, меня недотрах в могилу сводил, а теперь ещё и недосып.

– Дрочи и принимай снотворное, что я тебе ещё скажу, – МакКой сверлит взглядом ковёр. Надо перестать думать о Пашке, потому что сродни свихнуться, если продолжить. – У зеленоухого и так постоянная перегрузка из-за контакта с этим вашим живым светильником.

– Ты прикинь, так и делаю… Эх… – После ещё одного глотка, – повезло тебе, молодая попка в прямом доступе. Ну, твоё здоров… кстати. – Уставился. – Ты не пьёшь?

– Пью. – Боунс поднялся. – Что-нибудь порядков так на пять крепче.

Соорудил себе полный стакан. Больше половины – льда. Ну точно Пашка со своей «заботой».

– А мне нельзя, когда я под градусом, Спок недовольные рожи корчит.

Кирк снова вгрызается в рыбу. Капитан любит пожрать.

А тут хоть на стенку лезь.

– Походу, нормальные отношения мне не светят.

Боунс вернулся на свой стул и глотнул холодный виски. Зубы заломило сразу. Ещё один «подарочек» в защиту трезвого образа жизни.

– Да говорю тебе, сплетни, – легкомысленно отмахивается тот. – Ладно если бы ты его не удовлетворял… да и когда трахаешься, сразу же понятно, трахали человека до тебя или нет. Расслабься.

– Иди ты…

Боунс отставил стакан, в котором льда определённо было больше раза так в два, чем его шансов напиться, полез в шкаф и выудил оттуда нормальный, не реплицированный виски. Открыл и плеснул в ледяное царство стакана насыщенную охристую жидкость.

– За наивность и невинность, морда твоя капитанская, – слегка отсалютовал вгрызшемуся в рыбу Кирку.

Пашка привык, что, когда он возвращается к себе (вернее, к ним с Боунсом), доктор либо составляет отчёты, либо моется, либо уже укладывается спать.

В этот раз получилось как-то… не так. Ровно с того момента, как открылась дверь каюты.

Сначала напахнуло тяжёлым запахом виски. Явно не из репликатора, потому что над тем-то Паша поработал душевно. Обычным неразбавленным виски пахло.

Далее – было полутемно. Свет процентах на пятнадцати, не больше.

А ещё – когда Паша закрыл за собой дверь и собирался расшнуровывать ботинки, его придавил к стене горячий и пьяный Боунс. Не дав сказать ни слова, руками – под одежду, поцеловал горячо и горько от привкуса выпивки. Закинул ногу Чехова себе на поясницу (даже так чувствовалось, что доктор уже нехило возбуждён).

Больше половины времени, отведённого альфа-смене под сон, Боунс его трахал. Почти без передышек, сначала у стены, потом на полу, потом переползли на кровать – и там до упора, пока сном совсем не свалило. Пашке несло крышу от доктора. Обычно он занимался сексом медленно, размеренно, а тут – будто голову потерял – буквально втрахивал лейтенанта в стену, пол, кровать, оставлял на коже темнеющие засосы, сжимал бёдра и предплечья до боли.

Если бы не звукоизоляция, их точно было бы слышно даже на мостике.

Чехов не понял, как свалился в сон.

====== Это же абсолютно безобидная штуковина ======

Боунс проснулся раньше и ещё некоторое время в слабом комнатном освещении рассматривал спящего Чехова. Спит Пашка. Вот когда спит – это ещё икс два к невинности. Эдакой ангелочек, даже не скажешь, что за его спиной с кем-то замутил.

МакКой тихо чертыхается. Растравил вчера-таки, капитан, своими предположениями. А что если и вправду – Чехову его мало? Молодому девятнадцатилетнему здоровому организму – старого, усталого и вечно недовольного жизнью доктора? Вот и приглядывается ко всяким там астрофизикам.

– Я тебя этому предмету мебели с планетными амбициями не отдам, даже не думай, – сказал Боунс тихо, разглядывая то подрагивающие светловатые ресницы, то приоткрытые и потемневшие от ночных поцелуев губы, то спутанные русые кудри. Внутри прямо варево из ненависти и желания схватить его и трясти до тех пор, пока не признается. А ещё – иррациональное желание пойти и по общекорабельной связи заявить всему миру, что Чехов – его, и пусть убираются.

Слишком уж большому количеству людей на корабле нравится милый и улыбчивый Пашка. Теперь Боунс не был так уверен, что юный лейтенант не замечает на себе чужих заинтересованных взглядов.

Другое дело, почему именно этот лабораторный астрофизический чёрт?!

А ещё у тебя нет прямых доказательств измены. Никаких.

МакКой вытряхнул себя из тёплой кровати в новый рабочий день, ненавидя всё сущее.

Утром Пашка еле продрал глаза по будильнику. Болел зад, искусанные губы, ныли оставленные пылким доктором синяки и засосы.

Сам Боунс уже шуршал одеждой.

Пашка слегка потянулся, ощущая ломоту во всём теле. Офигенно. Как работать в таком состоянии – непонятно, но всё равно офигенно.

– Боунс, – хрипло (голос сорвал, что ли), – регенерирующую мазь дай.

– На тумбочке возле тебя. Мне уже работать, через полтора часа отряд собирается в транспортаторной.

Сказал – и вылетел за дверь, как злющий вихрь.

Пару засосов Пашка себе всё же оставил – под ключицей и ниже пупка. Пусть будут, не каждый день такой шикарный секс случается.

...думал Паша утром этого дня. Вечером этого же дня (ближе к ночи), когда Чехов пришёл в каюту, Боунс снова нещадно драл его несколько часов, причём в этот раз абсолютно трезвый. Сулу только понимающе ухмылялся, глядя следующим утром на припухшие и потемневшие губы друга, но молчал. Кельвин тоже молчал, хотя заметил. Вечером Пашка к нему не пошёл, сил не было. Отписался, что устал. МакКой был чем-то крайне и очень злобно доволен, утаскивая его в койку.

Этой ночью они заснули, когда до подъёма оставалось не больше полутора часов. Чехову казалось, что доктор из него душу вытрахал, а на сведение всех ссадин и синяков утром не хватило регенерирующей мази. А ещё оказалось, что недосып здорово мешает работе. Невыспавшийся Боунс с утра тоже благодушием не отличался. Злобный рык ещё ничего, даже возбуждает, а вот мешки под глазами Пашу беспокоили. Тоже же не железный.