Космос, Чехов, трибблы и другие стрессы Леонарда МакКоя (СИ) - Страница 28

У него уже подчинённые начали интересоваться, не случилось ли чего – всё время нервно поглядывать на падд и прятать его, когда кто-то заходит в кабинет. Даже Кирк-мистер-зажила-нога-опять-пошли-скакать сунул нос к гаджету, за что получил по уху.

– Да что у тебя там?! – взвыл не выдержавший напора любопытства капитан, едва не подавившись очередным яблоком. – Орионская порнуха? Тогда зачем от меня прячешь, я Чехову не скажу.

МакКой смерил его злобным взглядом. Он уже четвёртый день нормально не спал и готов был проклясть чёртову кошку, но и оставлять её было не по себе. Моделька не просто жила в гаджете, она же и в голомодель выводилась. То есть, если всё сделал правильно, вывел её в объём – и милая такая, пушистая кошка, потрогать можно, ещё и к руке твоей ластится как настоящая, мурлычет, и, блять, как-то даже страшно, что умрёт. МакКой бы не признался и под фазером на поражение, что умудрился привязаться к виртуальной питомице.

– Не порнуха, – отозвался мрачно. – И вообще, не в своё дело не лезь. Иди лучше, скажи зеленоухому, чтобы селекционеров из пятой лаборатории разогнал, они опять пытаются ананасы с гигантскими ползучими яблоками с новой планеты скрестить. Во имя науки, разумеется.

– О, яблоки, говоришь…

Кирк быстро улетучился. Проверять результаты. Во имя науки, разумеется.

Зато Чехов был доволен. В его возрасте не высыпаться было ещё не так тяжело, и перед сном он по часу игрался со своей моделькой. Чтобы было проще, они их выводили друг к другу, прокачивая заодно «взаимодействие со своим видом», и этот час, пока голографические кошки носились по комнате следом за Чеховым (точкой от лазерной указки, которую он из инженерной притащил), можно было хотя бы просмотреть отчёты бета- и гамма-смен.

По показателям они шли вровень – плюс-минус по разным шкалам.

Боунс подумывал уже малодушно объявить ничью – спать хотелось зверски, но на шестой день Пашка вернулся с тренировки совсем измотанным – Сулу загонял – даже не стал играть с кошкой, рухнул на кровать и отключился. МакКой со своей честно поиграл десять минут, потом тоже отправился на боковую. Кошка будила его всего раз – воды попросить и погладиться. А утром его разбудил подскочивший Чехов.

– Матрёшка!!! – Так звали его кошку. – Боунс!!! У меня Матрёшка заболела, делать что?!

МакКой открыл один глаз.

– Сегодня неделя, да? Признать поражение.

И снова закрыл. До подъёма было ещё полчаса.

– Ну не умерла же, ты!

Его ощутимо пихнули в бок. Остальной остаток утра лейтенант из падда не вылезал. Судя по звукам, даже добился мурлыканья. Параллельно он бубнил о бессердечных докторах и лысых старпёрах.

Когда пришло время идти по сменам, Пашка был уже чем-то тихо довольный.

А вечером в каюте первый заявил, что надо подводить итоги.

– Ну давай, – Маккой, усмехнувшись, потыкал экран, выводя голограму Айрис и рядом – её параметры. Все шкалы почти на максимуме, особенно бонусная: уж о поддержании температуры он позаботился в первую очередь. Всего по десяти шкалам набиралось восемьдесят два балла, кошка была сыта, здорова, вымыта, довольна жизнью и охотно шла на руки к хозяину.

– Выкуси. – Пашка демонстрирует свою. Показатели почти те же, разве что бонусная провисает. Зато остальные подтягивают общий результат к восьмидесяти четырём. – Успел.

Светло-жёлтая кошечка нравно подёргивает пушистым хвостом.

– Да ну… – МакКой опускает падд, недоверчиво глядя на его кошку. – Да не может быть, кудрявый ты ушлёпок. Она же у тебя утром подыхала!

– Она не подыхала, а приболела.

Чехов просто сияет, снова утыкаясь в падд. Слышно бархатное мурлыканье.

– У меня были бонусные пилюльки, так что говорю тебе, выкуси.

– Откуда у тебя они бонусные, когда ты на третий день под выговор гоблина попал и проебал время кормёжки?! – совсем взорвался МакКой. Кошки, «почуяв» друг друга, прыгали дружно по ковру. – Хренова игра, блять…

Он вырубил падд. Голограмма Айрис задрожала в воздухе и исчезла, ещё секунды три висел остаточный сиреневый след. МакКой в мрачном расположении духа поднялся со стула.

– Ладно, космос с ним. Спать надо. Что я там тебе должен?

– Идёшь на мостик во время альфа-смены, рассказываешь капитану, что он офигенный человек, друг и капитан.

Чехов, белозубо улыбаясь, отсыпает кошке корм, раздевается и залезает под одеяло.

– Не убивай меня взглядом, – уютно ёрзает. – Хочешь, приставать не буду?

– Спи, юный кошковед, – МакКой, прежде чем забраться под плед, командует системе оставить освещение на один процент (примерно как в обычной комнате с выключенным светом на земле ночью), слегка повысить влажность воздуха и температуру. Настроение дерьмовое. Сохранялка, конечно, осталась, но когда он заново врубит игру, показатели у кошки будут почти на нулях. Всё равно что заново. Даже спать расхотелось.

– Блять, я кошку убил, – тихо пробормотал он в темноте.

Под одеялом шевеление, а потом к пальцам прикасаются тёплые пальцы Пашки.

– Мою оставим, – тихо бормочет. – Она к тебе привыкла, даже на имя отзывается.

– Да забей ты, говорю. Спи.

МакКой с тяжёлым сердцем поднимался утром на мостик. Да ещё и день-то такой, как раз говорящая планета через пару часов должна была на свою новую орбиту зайти. В связи с чем на мостике царило воодушевление, планетный посланец-шар уже болтался возле Спока, а сам он расхаживал по мостику, проверяя, как работают остальные и приглядывая за показаниями на экранах. Чехов ёрзал.

Кто младше по чинам и не за пультами, в струнку вытянулись, Джим в своём кресле обернулся.

Боунс зашёл вперёд, чтобы капитану шейку свою белую не натруждать оборотами.

– Джеймс Кирк, – начал МакКой раздельно, – ты самый прекрасный и замечательный человек, которого я видел, и замечательный друг, и вообще замечательный… капитан… совсем.

На него вытаращились все, кто был на мостике. Да МакКой их взгляды шкурой чуял, особенно Чехова.

– Да? – Кирк смотрит на него, явно охреневая. – Ну-ка, что ты с утра ел?

– Со мной всё в порядке, капитан, – выдавил Боунс и чуть ли не вылетел с мостика, возблагодарив турболифты впервые в жизни за то, что они так быстро ездят.

Кирк, конечно, пришёл к нему после смены и начал допытываться. Выглядел встревоженным, но когда МакКой его пару раз послал, отстал. Верно, убедился, что кончать жизнь суицидом главный судовой врач не собирается.

Планета встала на орбиту, и «Энтерпрайз», в свою очередь, лёг в дрейф вокруг её орбиты. Планета разрешала себя изучить, чтобы записать данные. Короче, сутки ожидания, пока планета настроится на своё новое положение, подстроит под него экосистему, а после – последние экспедиции в течение семи дней.

Это значило, лабораторию опять завалят образцами, а ещё будут укушенные, упавшие, переломавшие себе чего-нибудь или те, у кого внезапно обнаружится аллергия на местные растения.

В общем, Боунс предчувствовал пиздец.

К вечеру кошка Чехова загрустила без своей компаньонки. Не помогали ни поглаживания, ни то, что Пашка начал следить вдвойне рьяно за её температурным режимом.

Выглядел странно виноватым, а потом подсел ближе.

– Мучается. Ты это... если свою восстанавливать не будешь, может, мою тоже...

– Я доктор, а не живодёр, – МакКой по привычке взлохматил его волосы. Скривился, глядя на свернувшуюся дрожащим клубочком голограмму. – Я вторую хлопнуть не могу. Не могу, Пашка. Рука не поднимется.

Он резко поднялся и прошёл к репликатору за виски.

Пашка шмыгает носом, сухо, как делает иногда, когда думает. Пальцами зарылся в пушистый мех голограммы.

– А оставлять её – и нам, и ей мучение, – говорит еле слышно.

Щёлкает выключаемый падд.

– Да что за ёбаная жизнь, – МакКой залпом выпивает разбавленный виски. Слишком много льда, и он подозрительно быстро тает. Сдаётся, это Пашка поколдовал над программой, чтобы он спился попозже. – Даже кошку не заведёшь по-человечески.