Космические катастрофы. Странички из секретного досье - Страница 28

"Волнение — признак неуверенности", — повторил про себя командир. Мысли путались: "Что же все-таки произошло? Что происходит? Что будет дальше?" Гнетущая неопределенность давила, торопила, рождала тревогу. Абсолютно бесстрашных людей не существует. Разве что только в сказках. Чувство опасности ощущают все — это факт! Другое дело, одни острее, другие — нет. Одним чувство опасности прибавляет сил, мобилизует, заставляет думать и анализировать много быстрее, чем в обычной обстановке, в других оно вселяет панику, растерянность, делает их трусами, которые, растерявшись, не могут принять верного решения и погибают.

Писатель М.Каминский, в прошлом известный полярный летчик, сказал однажды: "Отвага не существует сама по себе. Ее рождает борьба за жизнь, за правду, за справедливость, за новые знания".

"Волнение — признак неуверенности". Эта навязчивая фраза крутилась в голове командира. Он гнал ее: "Думай, Василий, думай…" И они думали, оба твердо знали, что автоматика, взявшая на себя весь дальнейший ход "действий", будет работать в строгом временном режиме. Их задача — не ошибиться в выполнении нескольких важных операций, необходимых в данной ситуации. Действовали синхронно и слаженно.

Потом ощутили резкий толчок. Пиротехника "раскидала" все корабельные блоки. Они остались в спускаемом аппарате. Началось падение. Через секунду или две после этого стала подкрадываться перегрузка. Она быстро нарастала. Темп нарастания был много больше, чем они ожидали. Невидимая чудовищная сила вдавила Василия в кресло и налила веки свинцом. Дышать становилось все труднее. "Олег, попробуй кричать, это поможет, — предупредил товарища. — Сильнее кричи, сильнее!.." Тяжесть перегрузки ломала, лишала возможности говорить, "съедала" все звуки, оставляя только гортанный храп и сдавленное сопение. Оба всеми силами старались противодействовать перегрузке. Наконец тяжесть стала спадать. Уже потом, когда анализировались записи приборов, было установлено, что после "пика", превысившего 20 g, был второй — на 6 единиц, но они его не почувствовали.

"Что же произошло?" Вопрос оставался без ответа. Были предположения. Были попытки их проверить, но все путалось, и они ничего не могли понять. Одно знали: корабль возвращается на Землю в аварийном режиме.

— Я — "Урал", уточните район посадки, — запросил командир.

Эфир не отозвался.

— Ну и молчите! — Это уже про себя. — Да и что они могут там уточнить. Наверное все стоят на ушах. Или того хуже…

Быстрый взгляд на часы и уже спокойно: "Куда же мы сядем?" Спросил Олега. Тот стал прикидывать. В тот же момент кольнуло нетерпение: " Почему не раскрываются парашюты?" Командир снова посмотрел на секундомер: "Еще рано". "Волнение — признак неуверенности", — в который раз повторил себе.

Секунда, еще секунда…

Потом его спросят: "Это были долгие секунды"? Он скажет: "Не заметил". Это будет правда.

"Есть только миг между прошлым и будущим, и только он называется жизнь…" Так, кажется, поется в песне. И смысл в этих словах есть. Один короткий миг. Мысли прервал щелчок отстрела люка парашютной системы. "Все идет штатно", — подумал и хмыкнул: "Штатно".

— Ты о чем? — отозвался Олег.

Василий не успел ответить, как их еще раз тряхнуло. Сработали вытяжной и основной парашюты.

— Прикинь, куда идем? — не отвечая на вопрос, попросил бортинженера.

— В Китай, — ответил без промедления Олег. — Начнем наше первое заграничное путешествие.

— Я не шучу! — Василий скорее прохрипел, чем сказал.

— Сейчас, командир.

Олег рассчитал почти точно. Сели они чуть в стороне от предполагаемого места.

Было обидно и неприятно. Много и долго готовились они к этой работе, и вдруг такое… Да и сам факт "сбоя" малоприятен. Случайный "боб" поставил их на грань жизни и смерти. Впрочем, еще не все кончилось.

Они ждали включения двигателей мягкой посадки. Легкий толчок. И вдруг корабль стало тянуть и разворачивать, словно он, сел на воду. "Еще один сюрприз?" — мелькнула мысль. Иллюминатор, который был черным от копоти, вдруг просветлел (потом окажется — от трения о снег), и командир увидел ствол могучего дерева. "Нет, это земля!", — подумал с облегчением.

Пальцы уже давно нащупали кнопку отстрела одной из стренг парашютной системы. Нажал! Корабль обрел устойчивость. Наступила тишина, неприятная тишина. "Зачем она? — подумал. — Надо открывать люк". Отстегнулся от привязной системы и высунулся. В лицо ударила прохлада. Он жадно пил ее. Нет, глотал. Жадно, отрывисто, полным ртом. Но утоление не наступало. Осмотрелся: "Черт побери, погода здесь совсем не такая, что провожала на Байконуре. Ветер, снег, плотная низкая облачность, температура ниже нуля". Кругом был лес. Парашют зацепился за деревья, а корабль завис у края пропасти.

Сколько же времени? Этого он понять не мог: часы поставлены по Москве, на Байконуре плюс два, а здесь? Надвигались сумерки. "Похоже, темнеет здесь рано и быстро". Он спрыгнул вниз и по грудь провалился в рыхлый снег. Рядом плюхнулся Олег. Ветер бросал в лицо колючий снег. Тишину нарушил громкий треск. Тысячеметровый купол парашюта, словно наполненный парус, с силой тянул стропы и ломал огромную сосну. Снег под днищем корабля подтаял, и он угрожающе сползал к обрыву. Внизу темнел провал: метров пятьсот — шестьсот.

— Снимаем скафандры и под корабль их! — приказал командир. — Иначе завалится.

Они разделись. Теперь ветер пробирал до костей. Вскоре послышался гул моторов. Самолет! Он приближался, потом начал ходить кругами. Стало ясно: сигнал принят, их засекли. Командир настроил рацию. "Все нормально?" — спросили с борта. "Если то, что мы здесь — нормально, значит так", — ответил с ехидцей. В эфире молчание. "Конечно, нормально", — успокоил поисковиков. "Как самочувствие?" — голос с борта. "По погоде", — буркнул Олег Макаров.

А погода не давала никаких надежд на то, что их снимут с этого "ласточкиного гнезда". Ползая по глубокому снегу, набрали сухих веток, сложили костер, пристроились рядышком. Ночью несколько раз появлялся самолет, как бы напоминая, что их не забыли.

— Спать не будем, командир, — мечтательно произнес Олег. — Такую красивую ночь мы вряд ли еще увидим.

Они долго молчали, собираясь с мыслями, анализируя происшедшее.

— Вот и испытали "аварийку" в натуральных условиях, — начал Олег.

— Да, нам выпало быть первыми и, дай Бог, последними, — поддержал его Василий.

Лазарев вздохнул, а про себя подумал: "Остались живы, и этим все сказано". Огромные сосны гудели, бросая вниз колючие иглы. Темнота сгущалась. Неожиданная и суровая картина предстала настолько четко, что они вдруг растерялись. Потом цепко ухватили друг друга за руки, расцеловались крепко, по-мужски.

— С днем рождения, — подмигнул Василий и постарался улыбнуться.

— С именинами, — уточнил Олег и тоже скривил губы. — Теперь будем жить.

— Почему с именинами? Какой сегодня день? Да, ладно пусть так…

Сказал, а быстрая профессиональная мысль врача уже работала в другом направлении: "Столь большие перегрузки могут оставить "след" и стать причиной отчисления из отряда. Тогда дорога в космос закрывалась навсегда". Но вслух он произнес иное:

— Надо побольше огня, а то крепко прохватит. Остывать нельзя. Доставай инструкции, они теперь не нужны, будем жечь…

Лазарев знал лесистые горы. Незнакомая местность была впрямь похожа на его родной Алтай. Стало быть, выбраться отсюда скоро не удастся. Он посмотрел на часы.

— Торопись! Сейчас главное — не потерять связь.

— А я так думаю, Вася: нам крепко повезло, — тихо отозвался Олег. — Считай, мы в сорочке родились.