Кошки-мышки - Страница 5
– Трейси – ваше настоящее имя?
– Типа того.
Он пошел рядом с ней. Не оглядевшись по сторонам, она перешла дорогу по пешеходному переходу, подошла к стене одного из зданий, остановилась, глядя на поднимающийся с залива туман, и обхватила себя руками за плечи.
– Это мое второе имя.
Ребус оперся рукой о стену:
– Вы давно знаете Ронни?
– Три месяца. Столько, сколько я живу в Пилмьюире.
– А кто еще жил в этом доме?
Она пожала плечами:
– Одни приходили, другие уходили. Мы прожили там всего три недели. Иногда, когда я спускалась утром вниз, там на полу спало человек пять. Никто их не выгонял. Как одна большая семья.
– Почему вы думаете, что Ронни убили?
Она подняла на него сердитые, но влажные глаза:
– Я же говорила вам по телефону! Он сам сказал мне! Он куда-то ходил, принес порошок. Но вид у него был, знаете, какой-то не такой… Обычно он, когда купит, делался как ребенок перед Рождеством, такой счастливый… А тут… Он был чем-то напуган и повторял как заведенный, чтобы я пряталась, что за ним придут.
– Кто придет?
– Не знаю.
– Он говорил это после того, как принял дозу?
– Нет, потому-то я и напугалась. Он говорил это до того. В руке держал пакет. А меня вытолкал за дверь.
– Значит, вы не видели, как он укололся?
– О господи, нет, конечно. Я этого терпеть не могла.
Она пронзительно посмотрела на него, прищурившись:
– Я не наркоманка, понятно? Иногда курю травку, но никогда…
– Больше вам ещё ничего не показалось странным в Ронни?
– Это вы о чем?
– Ну, в его состоянии.
– Вы имеете в виду синяки?
– Да.
– Он часто приходил в таком виде. Но никогда ничего не рассказывал.
– Дрался, наверное. Он был вспыльчивый человек?
– Со мной – нет.
Ребус засунул руки в карманы. С воды дул холодный ветер, и он удивился, что девушка как будто не мерзнет. Впрочем, через ее футболку заметнее проступили острые соски.
– Дать вам мой пиджак? – спросил он.
– Только если в нем ваш бумажник, – быстро парировала она, улыбнувшись.
Он тоже улыбнулся и предложил сигарету. Она не отказалась. Сам Ребус от курева воздержался. Он уже почти выкурил свою суточную норму, а вечер еще не начинался.
– Вы знаете, у кого Ронни покупал порошок? – спросил он как бы между прочим, прикрывая ее полой пиджака от ветра. Почти спрятавшись у него на груди, прикуривая от дрожащей в руке зажигалки, она помотала головой. Ветер на минутку утих, и она наконец поймала пламя.
– Я никогда точно не знала, – ответила она. – Об этом он тоже не говорил.
– А о чем говорил?
Она подумала и снова улыбнулась.
– Вообще-то, он был не из разговорчивых. Мне это как раз нравилось. Знаете, из-за этого всегда казалось, что у него за душой больше, чем он показывает.
– То есть?
Она пожала плечами:
– Могло быть что угодно, могло ничего не быть.
Работенка оказалась сложнее, чем Ребус думал, и к тому же он уже начинал замерзать. Надо решительнее двигаться к цели.
– Значит, вы нашли его в спальне?
– Да.
– И в доме тогда больше никого не было?
– Никого. До этого кое-кто заходил, но потом ушли. Один из них поднимался к Ронни в комнату, но я его не знаю. И еще был Чарли.
– Вы упоминали о нем по телефону.
– Да. Когда я обнаружила Ронни, я пошла его искать. Он всегда околачивался где-то поблизости. В одном из этих брошенных домов или в городе, выклянчивал деньги. До того странный парень…
– В каком смысле?
– Вы видели стену в гостиной?
– Вы имеете в виду звезду?
– Да. Это Чарли нарисовал.
– Он что, интересуется оккультизмом?
– Да, он на мистике просто помешан.
– А Ронни?
– Ронни? Нет, вы что. Он даже ужастики никогда не мог смотреть. Боялся страшно.
– Но у него же комната битком набита романами ужасов.
– Это Чарли ему подсовывал. Но от них Ронни только снились кошмары. И в результате он еще больше кололся.
– А где он брал на это деньги?
Ребус увидел, как из тумана выскользнул маленький катер. С борта что-то упало в воду, но он не разглядел, что именно.
– Он меня бухгалтером не нанимал.
– А кого нанимал?
Катер развернулся и пошел на запад, в сторону Куинсферри.
– Никто не хочет знать, откуда берутся деньги. Иначе попадешь в сообщники.
– Необязательно.
Ребус передернул плечами.
– Во всяком случае, я знать не хотела. Он пытался как-то мне рассказать, но я зажала уши руками.
– Он никогда не работал?
– Не знаю. Говорил, что хочет стать фотографом. Мечтал об этом с тех пор, как кончил школу. Эту штуку он не отдал бы в ломбард, даже чтобы получить деньги на дурь.
Ребус не понял.
– Какую штуку?
– Фотоаппарат. Он копил на него по пенни, наскреб с пособия по безработице.
Значит, все-таки было пособие. Но аппарата Ребус в комнате не видел. Не только убийство, еще и ограбление.
– Мне нужно взять у вас официальные показания, Трейси.
– Это еще зачем?
– Если у меня будет протокол вашего допроса, мы можем попытаться что-то выяснить о смерти Ронни. Вы мне поможете?
Она долго молчала, потом наконец кивнула. Катер скрылся из вида. На воде позади него ничего не плавало.
Ребус мягко положил руку на плечо Трейси.
– Спасибо, – сказал он. – Моя машина там.
Записав показания Трейси, Ребус настоял на том, что отвезет ее домой. Они договорились, что она выйдет за несколько кварталов, хотя он и знал теперь ее адрес.
– Не могу обещать, что проживу там еще десять лет, – предупредила она.
Это его не беспокоило: он оставил ей свой рабочий и домашний телефоны и не сомневался, что она позвонит еще.
– Последний вопрос, – сказал он, когда она уже закрывала дверь машины.
Она наклонилась к окну.
– Вы сказали, что Ронни кричал «они придут». Как вы думаете, кого он все-таки имел в виду?
Она пожала плечами – и вздрогнула, вспомнив эту сцену.
– Вы знаете, инспектор, он ведь был не в себе. Может быть, ему мерещились пауки или змеи…
Трейси захлопнула дверь. «Да, – подумал Ребус, – может быть. Если он не имел в виду тех змей, что продали ему порошок».
Когда он вернулся в участок на Грейт-Лондон-роуд, ему передали, что старший суперинтендант Уотсон желает его видеть.
Ребус набрал номер начальника, и секретарша прощебетала, что его ждут.
С тех пор как Уотсона перевели с самого севера сюда, в Эдинбург, Ребус встречался с ним уже несколько раз. Шеф производил впечатление человека рассудительного, хотя, возможно, несколько простоватого. В участке постоянно шутили по поводу его абердинского происхождения и прозвали – за «крестьянские» манеры – Фермером Уотсоном.
– Входите, Джон, входите.
Привстав из-за длиннющего стола, суперинтендант жестом предложил Ребусу садиться. Тот обратил внимание, что на столе у шефа царит идеальный порядок. Бумаги аккуратно уложены в два лотка, под рукой – только новая блестящая папка и пара остро отточенных карандашей. Рядом с папкой – фотография двух мальчишек.
– Мои, – объяснил Уотсон. – Сейчас они немного постарше, но все такие же сорванцы.
Уотсон был крупный человек, про каких говорят «грудь колесом». Красноватое лицо, редеющие волосы, седые виски. В самом деле, Ребус легко мог представить себе его топающим по заросшему вереском торфянику с овчаркой колли, в высоких резиновых сапогах и в шляпе, какую носят ловцы форели. Только что ему вдруг понадобилось от Ребуса? Хочет сделать его своей овчаркой?
– Сегодня утром вы выезжали по вызову. Смерть от передозировки наркотиков.
Это прозвучало как констатация факта, так что отвечать Ребус и не стал.
– Вместо вас должен был ехать инспектор Маккол, но он был… в общем, где-то был.
– Он хороший сыщик, сэр.
Уотсон удивленно посмотрел на него, потом улыбнулся:
– Я не сомневаюсь в достоинствах инспектора Маккола и вызвал вас сюда не для того, чтобы их обсуждать. Просто ваш выезд по этому делу навел меня на одну мысль. Вы, вероятно, знаете, что меня беспокоит проблема наркомании в Эдинбурге. Честно говоря, статистика повергает меня в ужас. В Абердине я не встречал ничего подобного, если исключить нефтепромыслы. Но то были в основном администраторы из Штатов, которые привезли с собой – в обоих смыслах слова – свои привычки.