Кошки-мышки - Страница 4
Он окинул пиршество коллеги голодным взглядом:
– Дай-ка маленько чипсов.
Взял протянутый пакет, извлек из него полную пригоршню и отправил в рот.
– А где ты, собственно, был сегодня утром? – поинтересовался Ребус. – Мне пришлось выезжать за тебя на вызов.
– Это в Пилмьюир-то? Да, слушай, извини. Принял вчера немного на грудь. Знаешь, как говорят: «Если выпил хорошо, значит утром плохо…»
Бармен поставил перед ним кружку темного пива.
– Ой, как кстати.
Он сделал четыре медленных глотка, опорожнив кружку сразу на три четверти.
– Вообще-то мне все равно было особенно нечем заняться, – сказал Ребус. – А в каком жутком виде там дома, а?
Маккол задумчиво кивнул:
– Так было не всегда. Ты знаешь, что я там родился?
– Да ну?
– Точнее, я родился в районе, на месте которого стоит теперешний Пилмьюир. В муниципалитете решили, что те дома никуда не годились, сровняли все с землей и отстроили заново. Получился ад кромешный.
– Ад, говоришь? Интересно… Один из мальчишек-констеблей нашел там какую-то чертовщину. Оккультные штучки.
Маккол поднял глаза от своей кружки.
– На стене нарисован магический символ, – объяснил Ребус. – А на полу свечи.
– Ритуальное жертвоприношение? – Маккол усмехнулся. – Моя жена большой спец по фильмам ужасов. Берет кассеты в прокате и смотрит их, по-моему, целыми днями.
– Мне кажется, они должны существовать на самом деле – все эти ведьмы, сатанисты… Трудно представить себе, что все это только выдумки редакторов воскресных газет.
– Я знаю, где это можно уточнить.
– Где?
– В университете.
Ребус недоверчиво нахмурился.
– Я серьезно говорю. У них там чуть ли не кафедра по изучению духов и привидений. Какой-то писатель завещал деньги на исследования. – Маккол покачал головой. – Чем только люди не занимаются!
Ребус кивнул:
– Подожди, подожди… Я что-то читал об этом. Не Артур Кестлер?
Маккол пожал плечами и допил пиво. – Скорее уж Артур Дэйли[3].
Когда зазвонил телефон, Ребус разбирал бумаги.
– Инспектор Ребус.
– Здравствуйте. Мне сказали, что надо обратиться к вам.
Молодой недоверчивый женский голос.
– Возможно, так и есть. Чем могу быть полезен, мисс?..
– Трейси. – На последнем слоге голос упал до шепота: ей показалось, что, назвавшись, она себя выдала. – Мое имя вам ничего не скажет! – нервно прокричала она – и тут же снова успокоилась. – Я звоню по поводу того заброшенного дома в Пилмьюире. Ну, где нашли…
Она опять замолчала.
– Да-да! – Ребус выпрямился на стуле. – Это вы вызывали полицию?
– Что?
– Это вы сообщили, что там умер человек?
– Ну да. Бедный Ронни!..
– Значит, покойного звали Ронни?
Ребус нацарапал имя на обложке одной из папок в лотке для входящих документов. И рядом приписал: «Звонила – Трейси».
– Да…
В голосе послышались слезы.
– Вы можете назвать фамилию Ронни?
– Нет.
Пауза.
– Я не знаю его фамилию. Может, и Ронни – не настоящее имя. Там почти никто не называет себя настоящим именем.
– Трейси, я очень хотел бы поговорить с вами о Ронни. Если хотите – по телефону, но гораздо лучше было бы встретиться. Уверяю, что вам совершенно ничего не грозит.
– Как раз наоборот! Потому я и звоню. Мне сказал Ронни.
– Что он сказал?
– Сказал, что его убили!
Ребус уже не видел своего кабинета; остался только голос в трубке, он и телефон.
– Он вам сам это сказал?
– Ну да.
Она начала всхлипывать, глотая слезы. Ребус представил себе испуганную девочку, почти еще школьницу, стоящую где-то в телефонной будке.
– Он сказал, что я должна спрятаться, – произнесла она наконец. – Он все время повторял, чтобы я спряталась.
– Послушайте, хотите, я за вами приеду? Где вы находитесь?
– Нет!
– Ну скажите тогда, как был убит Ронни. Вы знаете, где мы его нашли?
– Там, где он и лежал. На полу, у окна.
– Не совсем.
– Там, там! Он лежал у окна, свернувшись калачиком. Я подумала, что он спит. Взяла его за руку – а он холодный… Я побежала разыскивать Чарли, но он как сквозь землю провалился. И я испугалась…
– Вы видели, как Ронни лежал, свернувшись калачиком?
Ребус начал чертить круги на обложке папки.
– Видела.
– В гостиной?
Девушка, казалось, не поняла.
– Почему в гостиной? Наверху, в спальне.
– Ясно.
Ребус продолжал рисовать круги. Он пытался представить себе, как Ронни, еще живой, спускается вниз после того, как Трейси убежала. И падает в гостиной.
Тогда понятно, откуда синяки.
Да, но свечи? Не мог же он упасть точно между ними?
– Когда это случилось?
– Вчера вечером, а во сколько – не знаю. Я страшно перепугалась, а потом позвонила в полицию.
– Когда приблизительно вы позвонили?
Она подумала.
– Около семи утра.
– Трейси, вы могли бы повторить ваш рассказ для официальных показаний?
– Зачем?
– Я объясню, когда за вами приеду. Только скажите мне, где вы.
Девушка снова задумалась.
– Я вернулась обратно в Пилмьюир, – проговорила она наконец. – В другой дом.
– Вы же не хотите, чтобы я приезжал туда за вами? Но вы, наверное, недалеко от Шор-роуд. Давайте встретимся там?
– Ну…
– Там есть паб «Док-Лиф», – продолжал Ребус, не давая ей возразить. – Вы его знаете?
– Меня оттуда несколько раз выгоняли.
– Прекрасно, меня тоже. Я буду ждать вас у входа через час. Идет?
– Хорошо, – ответила она без энтузиазма.
Ну что ж, не придет, так не придет. Вроде бы говорит правду; но может оказаться одной из тех бедолаг, которые звонят в полицию, чтобы привлечь к себе внимание, доказать самим себе, что они кому-то интересны…
Но ведь недаром же у него было предчувствие?
– Хорошо, – повторила она и повесила трубку.
Оживленная магистраль Шор-роуд огибала город вдоль северного побережья. Заводы, склады и мебельные магазины, а за ними – спокойный серый залив, Фертоф-Форт. Обычно на другом берегу был виден Файф, но сегодня над водой висел низкий туман. По ту сторону шоссе – склады, по эту – жилые дома, пятиэтажные предшественники высоток. На углу несколько магазинчиков, где встречались и обменивались слухами местные жители, да пара небольших, по старинке оборудованных пабов, где бармены знали всех посетителей в лицо.
В пабе «Док-Лиф» старое поколение пьяниц сменилось новым – молодыми безработными, живущими по шесть человек в четырехкомнатных квартирах на Шорроуд. Кражи и ограбления, однако, были нечасты. Старое доброе правило: с соседями лучше жить в мире.
Приехав раньше условленного времени, Ребус успел выпить полпинты. Пиво дешевое, но неплохое. Все, кто сидел в пабе, казалось, знали, кто он такой: если не по имени, то по профессии. Голоса упали до шепота, взгляды старательно отводились. Когда в половине четвертого он вышел на улицу, то даже зажмурился от яркого света.
– Вы полицейский?
– Да, Трейси.
Она стояла, прислонившись к стене паба. Он прикрыл глаза ладонью, чтобы разглядеть ее лицо, и с изумлением увидел перед собой женщину от двадцати до двадцати пяти лет. О ее возрасте можно было догадаться сразу, несмотря на одежду и прическу в бунтарском молодежном стиле: коротко стриженные, вытравленные перекисью волосы, в правом ухе две сережки-гвоздика, «вареная» футболка, линялые джинсы и красные баскетбольные кроссовки. Высокая, не ниже Ребуса. Когда его глаза привыкли к свету, он разглядел у нее на щеках дорожки от слез. Морщинки у уголков глаз выдавали смешливый нрав, но сейчас ее зеленые глаза не смеялись. В какой-то момент жизнь этой девушки сделала крутой, неверный поворот – но у Ребуса было впечатление, что она еще не потеряла надежду вернуться на прямую дорогу.
В последний раз он видел это лицо смеющимся: перед ним была девушка с отстававшей от стены фотографии в комнате Ронни.