Кошачий глаз - Страница 28
Голос нищей бродяжки прозвучал повелительно. На мгновенье весь ее облик изменился, осанка сделалась властной, а лицо как будто озарилось ярким светом. Этого оказалось довольно для того, чтобы люди-гиппопотам упали перед ней на колени и склонили головы.
Еще мгновение – и они превратились в обыкновенных гиппопотамов. Это произошло прямо на глазах у Конана и Муртана, и все же ни один из свидетелей чудесной метаморфозы не смог бы сказать, как именно все случилось. Только что перед ними находились человекоподобные существа – и вот уже они бегут на четырех конечностях и пыхтят, как самые обычные звери.
– За ними! – повинуясь внезапному порыву, сказал Муртан. – Посмотрим, куда они нас приведут.
Гиппотамы передвигались не слишком быстро, так что путники без особого труда смогли выследить их. Конан, как и Муртан, полагал, что следовало бы побольше узнать об их неожиданных спасителях. Откуда они? Кто их прислал на помощь? Что за видения, в конце концов, посещают Галкарис?
Будь Галкарис знатного происхождения, Конан мог бы еще допустить мысль о том, что она была некогда посвящена в мистерии древних божеств Ахерона или зловещих демонов Стигии: некоторые аристократы баловались опасным тайным знанием, считая, что это свидетельствует об их принадлежности к «клану избранных», бесстрашных, стоящих высоко над толпой.
Но Галкарис была дочь таких простых и бедных людей, что мать продала ее в рабство, лишь бы накормить остальных. Всю жизнь девушка прислуживала другим, согревала своих господ в постели или подавала им еду, ею же самой и приготовленную. Нет, она не могла принадлежать к жреческой касте.
До приезда в Стигию она вообще ничего не знала о стигийских божествах. Что до демонов, зверолюдей, прочих жутких существ, обитающих здесь, – то их она боялась до обморока.
И только потеряв сознание и погрузившись в свои странные сновидения, Галкарис начинала понимать происходящее и каким-то образом управлять им.
Поэтому предположение об одержимости было, с точки зрения Конана, наиболее вероятным. И киммериец хотел бы знать, как далеко может завести их то незримое создание, которое избрало своим обиталищем тело Галкарис.
Люди-гиппопотамы? Хорошо, киммериец согласен: следует проследить за ними.
Путники покинули Палестрон, даже не потрудившись забрать лошадь и скудные пожитки. О коне прекрасно позаботится тот, кто в конце концов решится присвоить его; что до пожиток, то там не оставалось ничего такого, о чем стоило бы жалеть.
Скоро они оказались на берегу реки. Это был не сам Стикс, а какой-то его приток. Стройные пальмы росли здесь повсеместно. У оснований широких листьев уже созревали плоды, и особые пальмовые служители надели на эти плоды специальные тонкие сетки. Когда фиги окончательно станут спелыми, останется только подцепить сетку крюком на конце длинной палки – и снять ее вместе с содержимым. А потом прямо в этой сетке фиги понесут на рынок.
Большинство таких пальмовых плантаций принадлежат в Стигии богатым храмам Сета. Наверное, и эта – не исключение.
Впрочем, можно было не опасаться встретить кого-либо из жрецов змеиного бога: никто из храмовых служителей, разумеется, не трудился и ничего не выращивал; этим занимались рабы, принадлежащие храму.
– По-твоему, среди рабов не может оказаться рьяных приверженцев бога? – удивился Муртан, когда Конан поделился с ним своими соображениями.
Киммериец пожал плечами.
– Рабы редко разделяют верования и убеждения своих хозяев. Особенно если эти верования опасны и могут закончиться кровью для тех, кто не имеет возможности уклониться от участия в жертвоприношении.
– Но случается и иначе, – настаивал Муртан. – Разве не встречаются люди, понявшие, в чем состоит их выгода, и начавшие помогать своим хозяевам против собственных же товарищей?
– Встречаются и такие, – не стал возражать Конан, – однако гораздо реже, чем хотелось бы иным хозяевам… Кроме того, предавать своих – небезопасно. Об этом тоже следует помнить.
– Смотрите! – прервала их разговор Сешет. – Там деревня.
– Что я говорил? – заметил Конан (хотя о деревне он не говорил ровным счетом ничего). – Вот мы и нашли деревню. Здесь наверняка живут те, кто повесил сетки на пальмы. Можно будет расспросить их о гиппопотамах. Наверняка они знают об этих существах что-нибудь интересное.
Между тем гиппопотамы добрались до реки и один за другим скрылись в воде. Теперь они шли по речному дну, выставив наружу только торчащие ноздри, уши и глаза. Вода, как казалось издалека, вскипала, взбудораженная мощными телами животных.
Муртан вдруг пошатнулся.
– В глазах чернеет, – объяснил он с виноватой улыбкой. – Я не то устал, не то… Да, кажется, я напуган.
– Во время битвы ты не был напуган, – указал ему Конан.
– Страх догнал меня здесь.
– Хорошо, что это случилось сейчас, когда все уже позади, – рассудил киммериец. – Гораздо хуже, когда человек пугается еще до сражения и бежит от врагов. Такой человек называется трусом.
– А я? – совершенно по-детски спросил Муртан.
Конан пожал плечами.
– Если бы ты не признался в своем запоздалом страхе, то об этом никто бы и не узнал. Наверное, ты не трус.
– Вот еще один талант, о котором я не подозревал.
– Не возгордись, Муртан, раньше времени… Тебя еще ожидают открытия. Стигия – непостижимая страна. Иногда вообще непонятно, как могут здесь жить обыкновенные люди.
Муртан молча кивнул в знак согласия, по продолжить разговор в том же роде не захотел.
С каждым шагом путники все лучше видели деревню. Десяток круглых хижин, покрытых тростником.
– Похожие строят в Черных Королевствах, – отметил Конан. – Очевидно, здешние жители – выходцы оттуда.
– Это подтверждает твое предположение о том, что обитатели деревни – храмовые рабы, – добавил Муртан. – Вряд ли найдутся поселенцы, которые захотят по доброй воле покинуть родные Черные Королевства и перебраться на жительство в Стигию, да еще поближе к храму Сета, пусть и небольшому.
– Ты прав, – сказал Копан. – Однако теперь помолчи. Я бы хотел послушать, что здесь происходит.
Они остановились и замолчали. Потом Галкарис осторожно коснулась руки киммерийца:
– А что здесь такого происходит? Я ничего не слышу.
Конан повернулся к ней и внимательно всмотрелся в ее лицо. Никаких признаков того, что за девушку говорит вселившийся в нее дух. Все то же ясное, открытое лицо, которое так понравилось Конану с первого мгновения его знакомства с Галкарис.
– В том-то и дело, Галкарис, – подтвердил киммериец, – я тоже ничего не слышу. А должен бы. Звяканье посуды, шум голосов, хотя бы звуки шагов… Здесь слишком тихо.
– Наверное, все просто ушли на работы, – предположила девушка.
Конан, не отвечая, покачал головой.
И тут все разом изменилось.
Навстречу пришельцам вышел человек. Он был высоким, смуглым, с правильными чертами лица и странными при такой темной коже большими, прозрачными, голубыми глазами.
На нем была чистая белая туника, ниспадавшая до пят.
– Привет вам, чужеземцы! – произнес он высокопарно и поднял руки в знак дружеских намерений.
Конан остановился и ответил ему кивком головы и взмахом руки.
Прочие спутники киммерийца рассматривали незнакомца во все глаза. Только Сешет опять закуталась в свое покрывало и задрожала, как будто ей стало холодно. Но Сешет вообще вела себя странно, поэтому на ее поведение никто не обратил внимания.
– Меня зовут Апху, – представился рослый незнакомец. – Я рад встретить новых людей в моей деревне.
– Ты хозяин этого поселения? – уточнил киммериец.
– Здесь живем только я и мои слуги, – ответил Апху, радостно улыбаясь. – Могу ли я пригласить вас ко мне, чтобы вы передохнули и вкусили пищу под моим кровом?
Мы с удовольствием принимаем твое приглашение, Апху, – вмешался Муртан, видя, что Конан колеблется. Молодому зингарцу вдруг показалось, что нет ничего более желанного, чем очутиться под крышей одного из этих круглых домиков и выпить прохладной воды из чаши, сделанной из половинки кокосового ореха. А угощение, которое сулил Апху! Наверняка какое-нибудь чудесное местное блюдо, приготовленное из смокв!