Корзина желаний (СИ) - Страница 6

Отстояв очередь, горячего Вийон так и не получил – к тому моменту, когда он оказался перед раздачей, каша уже закончилась, но зато ему дали несколько сухарей и яблок – не так уж плохо, а если подумать о том, что это лучше, чем ничего, то и совсем хорошо. Перекусив, Вийон наконец добрался до ворот в обветшалой стене, что отделяла Средний город от Нижнего. Он опасался, что стража на воротах может не пропустить его из-за бедной одежды с множеством заплат, но на этот раз обошлось, и его, кажется, вовсе не заметили.

Ростовщики занимали Второкошельную улицу Среднего города, они давали деньги в рост обеспеченным горожанам, ремесленникам и даже выходцам из Нижнего города; в Верхнем же, как говорили, находилась Первокошельная улица, блиставшая умопомрачительным богатством, обеспечивавшая деньгами наиболее состоятельных горожан, купцов и вельмож.

Прошел час, затем другой и третий. Вийон ходил от дома к дому, послушно дожидался своей очереди, беседовал с ростовщиками, глядевшими на него сверху вниз – и уходил ни с чем. Никто не хотел давать денег бедняку просто так, под честное слово или под вексель, каждый желал получить что-нибудь в обеспечение долга, но у Вийона не было ничего, что могло бы стать надежным залогом, ведь по сути, кроме нескольких корзин и драной одежды, он не имел никакого иного имущества. Меж тем, день близился к вечеру, Вийон стал опасаться, что так и не найдет способ раздобыть средств, достаточных, чтобы снять самое дешевое жилье. Видя его отчаянье, один из ростовщиков посоветовал обратиться к Собирателю Дней, живущему в конце Второкошельной улицы. Прозвище это (или же это был титул?) сразу же не понравилось Вийону и насторожило его, ибо подобное именование в Ильсильваре, как правило, получал лишь тот, кто обладал особенной властью, и в большинстве случаев эта власть имела мистический характер. Однако, ему не пожелали ничего объяснять и просто выгнали за порог; Вийон пошел к следующему ростовщику, потом к следующем, и в какой-то момент история повторилась, ему вновь, в ответ на мольбы, равнодушно посоветовали Собирателя Дней, и вновь выгнали, ничего не объяснив. Между тем, уже смеркалось, лавки ростовщиков закрывались – да и будь они открыты, что толку? Вийон обошел уже почти все. Не видя другого выхода, Вийон развернулся и направился к дому в конце Второкошельной улицы – самому большому и богатому дому в этом районе. Дом выглядел столь изысканно и солидно, что корзинщик усомнился, пустят ли его хотя бы на порог. Однако, его пустили, попросили немного подождать, а затем провели в кабинет из красного дерева, где на одном из двух, поставленных напротив друг друга, диванов, возлежал Кусса Кутит, темнокожий и широкогубый Собиратель Дней. Поморщившись, он несколько секунд разглядывал гостя, а затем сделал ленивый жест, указывая на противоположный диван. Между диванами находился столик из красного дерева, а на столике высился кальян, одна из трубок которого покоилась в руке Куссы и время от времени прикладывалась к его губам. К курению кальяна гостю он, впрочем, присоединиться не предложил.

– Приветствую, господин, – Вийон поспешно поклонился, и лишь затем осторожно примостился на краешек дивана. – Да пребудет благодать в вашем доме!..

Он замолчал, ожидая ответа, но Кусса Кутит просто курил и молча поглядывал на него. Вийон откашлялся.

– Так получилось, что мне нужны деньги… и мне сказали, что вы можете помочь… Мне нужно совсем немного, всего лишь сикталь или хотя бы несколько рикталей, чтобы снять угол в каком-нибудь доме, я заработаю и верну, клянусь вам!..

– Не сомневаюсь, что вернешь, – наконец заговорил Кусса, и его хриплый и одновременно гнусавый голос заполнил комнату. Не будучи громким, вместе с тем, этот голос содержал в себе уверенность и власть. – Но ты должен будешь оставить залог, таковы правила.

– У меня ничего нет, господин! Я простой корзинщик… вряд ли вас заинтересует моя плошка, старый нож или износившиеся сапоги, которые я надеваю зимой – а больше у меня ничего нет!

– В залог ты оставишь десять лет своей жизни, – отмел слова Вийона Собиратель Дней. – Обычно я за столь ничтожную сумму требую меньше, но опыт подсказывает, что бедные люди скорее предпочтут расстаться с годом или два, чем станут возвращать долг. А что я буду делать с годом или два какого-то нищего? Десять лет – это уже хоть что-то, и есть надежда, что ты все же пошевелишься и найдешь способ вернуть мне мои деньги… естественно, с процентами.

Вийон оторопел.

– Я не понимаю, господин… как можно отдать год или два, или, тем более, десять лет жизни в залог?

– Тебе и не нужно этого понимать, – ответил Кусса. – Я заберу твои десять лет и верну их, когда ты вернешь мне долг.

– Могу ли я подумать?

– Ко мне не приходят люди, которым нужно подумать, – отрицательно покачал головой Кусса. – Ко мне приходят люди, которые опробовали все, но так и не смогли получить желаемого.

– Да, – согласился Вийон. – Вы правы, господин. Я согласен.

– Возьми трубку и дыши, – повелел Кусса, показав на кальян.

Вийон так и сделал. Он стал дышать, а затем лег на диван, потому что в голове его образовалась необыкновенная легкость, а в теле – слабость. Ничего не хотелось делать, и ни о чем не думалось, он будто впал в какое-то забытье или безвременье. Глядя на Куссу, корзинщик не замечал никаких признаков того, что кальян оказывал на хозяина дома схожее действие – напротив, Кусса, казалось, взбодрился. Вийону подумалось, что его жизнь перетекает по трубкам, как по венам, в кальян, а из кальяна – к Куссе, и тот выпивает ее и сохраняет где-то внутри себя. Эту простую мысль он думал по частям, долго, неопределенно долгое время, перемежаемое периодами забвения, пока не почувствовал, что кто-то вытаскивает конец трубки у него изо рта.

– Достаточно, – сказал Собиратель Дней, возвышаясь над клиентом. – Поднимайся, и уходи. И помни – чем позже ты вернешь мне долг, тем меньше твоих дней сохранится; если ты задержишь выплату более, чем на полгода – не останется ничего.

Кусса Кутит взял руку Вийона и вложил в нее серебряный сикталь, а затем позвал слугу, который сопроводил корзинщика до выхода из дома. На улице уже совсем стемнело, и Вийону нужно было поскорее добраться до ворот, соединяющих Нижний город со Средним – пока их не закрыли на ночь. Он шел, с трудом переставляя ноги – тело было ужасно слабым и как будто бы сделалось более медлительным и грузным, зубы болели, и дышалось с трудом. Прежде он почти не замечал своего тела, сейчас же ощущал слишком хорошо, насколько оно инертно и порядком уже изношено. Часть его жизни, его Шэ, осталась у Собирателя Дней, и Вийон впервые ужаснулся тому, что будет, если он не найдет способа вернуть долг. Прежде он мало думал о старости, но десять лет, исчезновение которых прошло столь внезапно и быстро, заставили его по-другому на все посмотреть. Маячившая впереди, надвигающаяся старость была ужасна – время увядания, потеря здравости ума, телесной силы, бодрости, остроты чувств, и хуже всего в ней была ее неотвратимость.

Ворота уже закрывали, но он успел пройти в Нижний город. Чтобы избавиться от накатывающей паники, он направился в пивную Нилкута, где все его знали: сикталь – это большие деньги, их с избытком хватит на снятие жилья, и потому вполне можно было позволить себе потратить несколько талей на дешевое вино. Нилкут радушно встретил его и принес вино, также в общем зале обнаружились Огис и Майрын, а также чистильщики улиц Уса и Лэн, и Вийон присоединился к их кампании. После первой чарки вина жизнь показалась ему немного лучше, чем прежде, а после второй и третьей – еще лучшей. Друзья спрашивали, отчего он выглядит так дурно, будто бы постарел за один день на десять лет, но Вийон отнекивался и отшучивался как мог, не называя истинной причины. Постепенно его дурное настроение сходило на нет, вино и дружеская кампания прогнали печаль, он смеялся шуткам и даже шутил сам; Лэн, как уже бывало не раз, стал предлагать скинуться и позвать блудницу, как обычно, ему отвечали, что дешевая шлюха – а позволить себе бедные корзинщики и чистильщики улиц могли только таких – окажется либо старой, либо страшной. либо наградит их нехорошими болезнями, а вероятнее всего – одновременно и старой, и страшной, и больной. Лэн уверен, что не все так плохо – если, конечно, выбирать тщательно, а не хватать первую, которая попадется. Оживленное обсуждение, сопровождаемое шутками, байками, присказками и рассуждениями о жизни, было прервано, когда внезапно в пивную вошла Элеса Рауп. Она была столь массивна, лицо ее столь зло, а двигалась она столь целеустремленно, что притих не только Вийон, но и его товарищи. Вийон знал, что она приходит всегда, когда ему хорошо, как будто чувствует это каким-то мистическим образом и немедленно стремится все разрушить, отнять у него любую, пусть даже самую ничтожную радость, которая только может возникнуть в его нелегкой жизни. Все как всегда, и даже то, что они расстались, ничего как будто бы не изменилось.