Корректор. Книга первая: Ничьи котята - Страница 89

– Это что-то убойное, – поморщилась девушка, массируя виски. – До сих пор в себя прийти не могу. Нет, Дзи, не счастье, если ты это хочешь услышать. Животное блаженство какое-то.

– Именно! – Дзинтон тепло улыбнулся ей. – И почему все мои девицы не только красавицы, но и умницы? Ты начинаешь меня понимать. Да, именно животное блаженство, доступное даже таракану. Но человек – не просто животное. Он обладает самым ценным, что существует во Вселенной – разумом, пусть и не всегда умея им пользоваться толком. А самая ценная способность разума – делать независимый свободный выбор. И право на применение способности выбирать должно быть обеспечено любой ценой, даже ценой жизни тех, кто добровольно решил уйти. Лишая человека права на выбор пути, мы априори отвергаем дееспособность его разума. И именно потому есть границы, которые в нормальных обстоятельствах я никогда не переступаю.

Он вздохнул.

– Я не рыцарь в сияющих доспехах, Цу. Я тысячи лет играю в войну и политику. Я неоднократно повторял Карине, что убивают только слабые и трусы. Но это – лишь простенькая мантра для взрослеющего ребенка, которому требуются ориентиры в жизни. Реальность куда сложнее. В некоторых ситуациях мне приходится становиться перед выбором: искалечить психику человека или убить его. И зачастую я выбираю убийство – потому что смерть свободного разума все равно делает жизнь его биологического носителя бессмысленной.

– В некоторых ситуациях?

– Да. Есть определенные категории личностей, порог принятия решения для которых существенно ниже, чем для остальных. Те, кто торгуют рабами, насилуют детей и берут заложников, имеют крайне мало шансов пережить встречу со мной и остаться в здравом рассудке. Бандиты и политики тоже находятся в группе повышенного риска. Но не обо мне речь. Сейчас мы говорим о Яне, если ты еще не забыла. У нее есть интуитивная способность ставить ментоблоки как минимум второго уровня, что меня серьезно беспокоит. Она может запросто искалечить психику человека, даже не понимая, что делает. Сегодня обошлось, да и я ее страховал, но раз на раз не приходится.

– Ты не собираешься сделать с ней что-то… – Цукка испуганно взглянула на Демиурга.

– Ну что ты, Цу! – рассмеялся тот, и девушка внезапно почувствовала, как по жилам расходится бодрость, а ум проясняется. – Разумеется, я не собираюсь сделать с ней что-то ужасное. Но даже просто владение силовым эффектором накладывает на человека большую ответственность, а что уж говорить про имплантатор ментоблоков! Яна ласковая и добрая девочка, что убережет ее от многих ошибок. Но все равно ее необходимо обучать владеть такой опасной способностью, а как это делать в ее возрасте – ума не приложу. У нее просто нет жизненного опыта, который позволит правильно понять мои наставления.

– Но, может, ты просто отнимешь у нее эту способность?

– Нет. Что случилось, то случилось. Умение владеть нейроэффектором уже является частью ее личности, и заблокировать его означает эту личность серьезно повредить. Потребуется вмешательство третьего уровня, а такое я не применяю к друзьям ни при каких обстоятельствах. Даже когда речь идет о вопросах жизни и смерти. Нет, Цу, нам придется жить с этим… и у меня возникла одна идея. Скажи, ты знаешь что-нибудь о музыкальных школах в ближайших окрестностях?

Большой белый бок катамарана возвышался над пирсом на пару саженей. Над ним навис могучий портовый кран, опустивший что-то в трюм да так и застывший. Саматта поднялся по покачивающемуся под ногами трапу и огляделся.

– Чего надо? – лениво спросил у него матрос, облокотившийся на поручни возле трапа. – Это судно частное, мы пассажиров не берем.

– Добрый день, господин. Мне нужен господин Бун Юбэда, – Саматта даже не подал виду, что его покоробил фамильярный тон. Кто его знает, вдруг здесь так принято?

– Зачем? – матрос лениво сплюнул за борт.

– Чтобы поговорить о делах, господин, которые касаются его и меня, – Саматта, прищурившись, глянул в глаза матросу тем нехорошим, обещающим неприятности взглядом, от которых у кобенящихся новобранцев по спине обычно начинали ползти мурашки. – Нижайше прошу помощи. Как мне его найти?

– Сейчас позову, – нехотя буркнул матрос, отлепляясь от поручня. – Жди здесь… господин.

Лениво-расслабленной походкой он продефилировал по палубе, нырнул в надстройку и пропал, пробарабанив башмаками по трапу, ведущему вниз. Мысленно пожав плечами, Саматта принялся рассматривать судно.

Несмотря на некоторый опыт, он никогда не считал себя морским волком и, в общем-то, всегда оставался равнодушным и к морю, и к тому, что по нему плавает. Умение десантироваться с аквалангом являлось обязательным для всех бойцов спецназа, и эту науку он помнил хорошо. Остальное же его волновало мало, благо к месту выброски его всегда возили флотские, которых и солдатами-то считать можно лишь с большой натяжкой. Но сейчас он осматривал судно, стараясь запомнить все детали окружения. Если его и в самом деле придется оборонять от нападающих, то от любой мелочи могут зависеть человеческие жизни.

Второй корпус катамарана едва просматривался за надстройками. Палубу захламляли бухты троса и какие-то тюки. Вдоль борта на талях висели зачехленные шлюпки и какая-то странная покрытая брезентом цилиндрическая конструкция. Экипажа не наблюдалось, но из открытого люка, куда уходили тросы подъемного крана, доносились приглушенные лязгающие звуки и невнятные голоса. Похоже, там что-то разгружали. Над палубой носились чайки и серебрянки – вероятно, ожидали подачек, в процессе ожидания не упуская случая нагадить на палубу. Чтобы опробовать свой, как его обозвал Дзинтон, полуэффектор, Саматта толчком шокера сбил одну из чаек легким направленным ударом, и птица, выправившись у самого пирса и возмущенно ругаясь, улетела куда-то за пакгаузы. Вероятно, жаловаться товаркам на внезапные порывы нахального ветра. Бывши капитан усмехнулся. Определенно, подаренная Дзинтоном способность бить на расстоянии усилием воли – крайне полезная штука. Пусть и не полноценный эффектор, как у детей, но все-таки кое-что. Если правильно попасть по корпусу или в челюсть, то долгая отключка противнику гарантируется. Не убить бы только кого ненароком – как-то не слишком хочется узнавать, что в толковании Демиурга означает "мне будет неприятно". Так что для начала нужно как следует освоить эту способность…

По металлу застучали каблуки, и из надстройки вынырнул сухощавый мужчина. Пока он стремительно шагал по палубе, Саматта успел как следует его разглядеть. Лет шестьдесят с заметным хвостиком, о чем свидетельствовали седые волосы и изборожденное морщинами лицо, ничуть не лежали грузом на его плечах. Длинные ноги быстро несли сухощавое тело спортсмена. Майка открывала его руки и плечи, на которых перекатывались вполне неплохие мускулы, а на шее и облепляемой тонкой материей животе не замечалось ни грамма лишнего жира. Определенно, дядька следил за своей физической формой не хуже некоторых спортсменов.

– Ты искал меня, господин? – спросил мужчина, подойдя вплотную и с интересом рассматривая Саматту. – Я – профессор Бун Юбэда, начальник нашего плавучего бардака.

– Я Саматта Касарий, – автоматически представился Саматта. – Рад знакомству, прошу благосклонности.

Он постарался ничем не выдать своей растерянности. По его представлениям профессор, заведующий кафедрой средневековой истории в Оканакском университете, должен выглядеть куда как представительнее. И уж точно ему незачем заниматься загрузкой судна в качестве простого грузчика, о чем недвусмысленно свидетельствовали грязные полосы и пятна на майке, шортах и мускулистых бедрах.

– Радость взаимна, благосклонность пожалована, молодой господин Саматта. Постой… не о тебе ли писал господин Дзинтон?

– Господин Дзинтон порекомендовал мне обратиться к тебе, господин Бун, чтобы предоставить на время данной экспедиции услуги инструктора-аквалангиста. Да, вероятно, он писал именно обо мне.

– Замечательно! – воскликнул профессор, кланяясь куда ниже, чем требовал этикет. – Просто замечательно! Наш прежний инструктор заболел – представляешь, он умудрился простыть по летней жаре! – а у меня на руках пятеро стажеров, которые раньше акваланга в глаза не видели. Я уже начал отчаиваться.