Корпорации-монстры: войны сильнейших, истории успеха - Страница 9

Несмотря на огромный потенциальный спрос, судьба этого изобретения складывалась несчастливо. Первая запатентованная в Соединенных Штатах швейная машина была изобретена в 1846 году Элиасом Хоуе, но раскрутить свое изобретение в Америке ему не удалось, и он отправился попытать счастья в Англии. Увы, и там инженера ждал провал.

В 1849 году без пенни в кармане Хоуе вернулся в Штаты и с изумлением обнаружил, что за время его отсутствия были запатентованы две модели швейных машин, которые хотя и обладали некоторыми новыми свойствами, однако представляли собой чистейший плагиат. Хоуе подал в суд и начал знаменитый процесс, который получил название «война швейных машин». Процесс тянулся аж вплоть до 1854 года.

Зингер, впервые увидевший швейную машину несколько месяцев назад (в 1850 г.), и не подозревал, на поле каких драматических сражений он вступает. Он только знал, что на исходе десятого дня и сорокового доллара мир должен увидеть новую швейную машинку, которая и вправду будет уметь шить.

Проанализировав все конструктивные недостатки предыдущих моделей, Исаак четко понял, как их устранить. Он изменил устройство: во-первых, расположил челнок горизонтально (нить перестала запутываться), во-вторых, спроектировал стол-доску для ткани и ножку-держатель (это позволило делать непрерывный шов) и, в-третьих, установил ножную педаль, справедливо рассудив, что лишняя рука швее не помешает.

На одиннадцатый день творческих мук перед обалдевшими Зибером и Фелпсом предстала Она – прекрасная и работящая.

Так родилась новая компания по производству швейных машин: Зингер – Зибер – Фелпс. Удача не заставила себя долго ждать. Первый крупный заказ пришел уже в конце 1850 года. Фабрика по пошиву рубашек в Нью-Хэйвене заказала партию из 30 машин по 100 долларов каждая. К лету 1851 года компания разрослась, обороты ее увеличились в несколько раз. Однако, как любой другой компании, делавшей швейные агрегаты, Зингеру пришлось столкнуться с неуемным Элиасом Хоуе, который не мог примириться с мыслью, что кто-то еще может сделать машинку на ином принципе.

В этот критический момент неудачливый Фелпс решает выйти из игры, и принадлежащая ему треть акций переходит к известному адвокату Эдварду Кларку который в обмен обещает не только консультировать фирму в течение 20 лет, но и вкладывает в ее развитие свои собственные средства.

Осенью того же года со сцены сходит и Зибер. Свою долю он продает Зингеру и Кларку. В результате сложился один из самых странных и одновременно самых успешных тандемов в истории бизнеса: непоседа, фантазер, подрыватель основ Зингер и уравновешенный, расчетливый, осторожный Кларк.

Кларк был ультраконсерватором, сыном известного промышленника. Он получил блестящее образование, которое, однако, пасовало перед дремучей неграмотностью партнера. Аристократичный Эдвард был в ужасе – даже на склоне лет Зингер толком не умел читать и писать. А уж немыслимые повороты личной жизни сына тележного мастера вообще не поддавались описанию.

Тем не менее достоинства швейной машинки Зингера перевешивали многочисленные несовершенства ее автора. И Кларк приложил все свои таланты юриста, организатора и пропагандиста, чтобы компания развивалась и процветала. Первым его шагом стала нейтрализация в суде зануды Хоуе. Кларк предложил блестящее решение, в результате которого был утвержден своего рода «совместный патент», включавший Хоуе, Зингера и двух других изобретателей. Суд обязал всех прочих производителей швейных машин платить $15 с каждой машины вплоть до истечения срока «совместного патента». Эти доходы четыре изобретателя делили поровну между собой. Победила дружба.

Настало время раскручивать швейные машины. В первые годы основную часть продукции Зингера покупали швейные фабрики. Для рядового человека она была слишком дорога. Иначе и не могло быть – швейная машина стоила $125, а средний годовой доход американской семьи составлял $500. Кларк разработал гибкую систему продаж машин частным лицам. Она предусматривала покупку машин в рассрочку причем не только зингеровских, но и машин конкурентов. Он внедрил целую сеть агентств по продажам и, главное, развернул мощный экспорт. Плоды такой экспансии превзошли все ожидания. На закате столетия агенты Зингера начали внедряться даже в самые традиционные и консервативные сферы. Все газеты обошла фотография индейской женщины в национальной одежде племени семинолов, склонившейся над швейной машинкой «Зингер».

Компания «Зингер» вошла в историю бизнеса как первая компания, тратившая более миллиона долларов в год на рекламу. Карьера актера не прошла даром – Исаак Зингер умел исполнять любые роли и поразить воображение любого клиента. Во время гражданской войны он запел патриотическую ораторию. «Мы одеваем армию» – гласила новая красочная реклама. Но и сами машины постоянно совершенствовались.

Зингер никогда не был снобом и любил проводить время вместе с мальчишками-подмастерьями, не отказывая себе в удовольствии почесать языком и поострить. В его присутствии все спорилось. А случись кому-нибудь зазеваться, раздавался язвительный голос Исаака: «Ну что, Джон, зашиваешься?»

Между тем в 1870 году количество произведенных машин перевалило за 127 тысяч, а их себестоимость удалось существенно сократить. При этом Зингер уничтожал все подержанные машины, чтобы не допустить насыщение рынка и не дать продажам сократиться, а ценам слишком сильно упасть. По всей стране открывались новые фабрики. Дела шли прекрасно.

Чем лучше шли дела компании, тем больше позволял себе своевольничать ее создатель. Личная жизнь отца-основателя никогда не отличалась упорядоченностью. Первым браком он был женат на белошвейке Катрин Хэлей, которая родила ему двоих детей.

Но, увидев со сцены одного из Балтиморских театров (где ему случилось играть в «Ромео и Джульетте») восемнадцатилетнюю Мэри Энн Спонслер, пылкий Исаак решительно изменил свою судьбу. Погибнув по ходу пьесы, он тихонько отполз за кулисы и при первой возможности бросился разыскивать свою Джульетту. Времени на поиски потребовалось немного – один вечер. Он выяснил, как зовут молодую красотку, и не замедлил эпатировать ее дешевым каламбуром типа «мисс Спонслер, Вам не нужен спонсор?».

Мэри, которая, как и всякая восемнадцатилетняя Мэри, искала большой и чистой любви, была поражена. Именно этого и добивался Исаак. Шок был его излюбленным приемом. Дальнейшее было делом сценического мастерства. Меньше чем через месяц они стали фактическими мужем и женой. Что ж до официального оформления брака, то с этим Зингер решил не торопиться.

В течение следующих четырнадцати лет Мэри безропотно верила страшной истории о злодейке-жене, которая не дает развода. Они подписывались четой Зингер, имели совместный банковский счет в размере нескольких долларов, бедствовали и были счастливы. Спонсорством тут и не пахло, нищета ломилась во все щели их семейного гнезда.

Мэри стала брать у мужа уроки актерского мастерства. Они разучили на пару несколько пьесок и выступали под псевдонимами мистера и миссис Меррит. Кроме того, они рожали детей. В тот самый день, когда Зингер представил на суд друзей-компаньонов свою первую швейную машинку, Мэри произвела на свет их десятого по счету отпрыска. Когда Зингер стал богатеть и приобрел роскошные апартаменты на Пятой авеню, бывшая (но все же по-прежнему официальная) миссис Кэтрин Зингер была окончательно забыта и ютилась в съемной комнатке где-то на окраине Бруклина.

Зингер развелся с Кэтрин в 1860 году, через 24 года после разрыва. Но если Мэри Спонслер думала, что настал ее звездный час, то она жестоко ошибалась. Несколько месяцев спустя, проезжая по Пятой авеню, она была неприятно удивлена, увидев в соседнем экипаже своего мужа, держащего в объятиях некую особу по имени Мэри Макгониал. Эта Мэри вовсе не была случайной связью Зингера. Очень скоро первая Мэри выяснила, что Исаак украдкой жил с ней много лет, и она умудрилась незаметно для публики родить ему пятерых детей. Но не бывает худа без добра – разоблаченный Зингер все же женился на Спонслер.