Корпорации-монстры: войны сильнейших, истории успеха - Страница 8

Жиллетт решил проблему, слившись с конкурентом. Но тут же возникла еще одна – Гайзман обнаружил, что Кинг Кемп завышал прибыль компании в течение пяти лет. Сумма приписок составила около $3 млн. Когда эта информация вышла наружу, акции Gillet рухнули – с $125 в начале 1929 года до $18 в начале 1930-го. «Королю лезвий» пришлось уйти даже с поста номинального президента.

Оставшиеся ему 14 месяцев (Кинг Кепм Жиллетт умер в 1932 году) он много путешествовал, наслаждаясь мировой славой – его узнавали по портрету на упаковках лезвий. Лицо даже заменило имя – покупатели спрашивали в магазинах бритвы и лезвия «с портретом». Но начавшаяся Великая депрессия доканала Жиллетта – его значительные вложения в недвижимость на фоне очередного падения акций компании к моменту смерти сделали его практически банкротом. Незадолго до смерти основатель одноразовости и продавец сиюминутности скромно заметил: «Из всех великих изобретений одноразовая бритва – величайшая из мелочей».

Однако судьба компании оказалась менее драматичной, чем судьба ее основателя. Пережив депрессию, она продолжала расширяться. В моду вошла бритва, в которой лезвие было вставлено в цельный пластмассовый корпус. После использования ее выбрасывали всю, а не только лезвие. Кроме того, компания стала производить бритвенные аксессуары и кремы для бритья.

В 1947 году одноразовая бритва пережила второе рождение. На смену привычным, завернутым в промасленную бумагу отдельным лезвиям пришли безопасные кассеты с встроенными лезвиями. Затем в 1957 году появилась первая бритва Gillette с подвижной головкой, в 1989-м – Sensor, которую называли уже не бритвой, а «бритвенной системой». Ее разработка обошлась в $200 млн, а рекламная кампания – в $100 млн. В 1992 году вышла женская модель этой же системы – Lady Sensor, и продажи в том году составили $500 млн. Потом последовали SensorExcel, Mach, Mach III (очередная революция в бритье) и, наконец, Fusion. Компания процветала. Даже в худшие времена доля ее рынка не опускалась ниже 65%, продажи в середине 90-х достигали $10 млрд, а прибыль – почти миллиарда.

Все прогрессивное человечество влилось в цивилизованное одноразовое русло, внеся свой вклад в миллиардные продажи бритв, 40-миллиардные продажи лезвий, в работу тысяч фабрик не только в Америке, но и в Аргентине, Австралии, Канаде, Бразилии, Мексике, Англии, Франции, Германии и Швейцарии. К началу XXI века стоимость компании составляла $43 млрд, а ее бренд оценивался в $16 млрд.

Абсолютное доминирование на рынке позволило The Gillette Company активно включиться в лихорадку слияний и поглощений конца XX века. Помимо прямых конкурентов (с переменным успехом), компания поглотила, например, одного из ведущих производителей батареек – Duracell. Но эта же самая лихорадка привела к тому, что в итоге поглотили саму The Gillette Company – в 2005 году ее купила компания Procter & Gamble за $57 млрд. Сейчас она называется Global Blades & Razors.

Исаак Зингер уродился хулиганом. В двенадцать лет он сбежал из дома, успев буквально достать своими выходками население маленького городка Питтстон (штат Нью-Йорк), включая собственных родителей. Еще бы. Разве сыновья приличных людей пересаживают лук на соседском огороде вверх тормашками, наряжают собак в школьную форму и пририсовывают кривые нули к утащенным у отца банкнотам? А эта страсть к лицедейству? Попробуешь пристроить его к добропорядочному семейному делу – ремонту телег, – а он напялит себе обод на шею и с этим ярмом декламирует, размахивая молотком: «...смиряться ль под ударами судьбы иль надо оказать сопротивленье...»

Бунт против всякого порядка был у мальчика в крови. Смирение не входило в ряд его привычек. В 1833 году двенадцати лет отроду Исаак закончил свое образование, бросил школу, удрал из дому и направил свои стопы в Рочестер, город на берегу озера Онтарио. Там хулиган устроился подмастерьем к местному механику, быстро освоился и, возможно, стал бы приличным специалистом, если бы однажды не предпочел гаражной яме театральные подмостки.

Для провинциальной Америки тех дней гастроли любой, даже самой захудалой, театральной труппы становились событием, подобным падению метеорита. В размеренную рутинную жизнь, где самым большим светским событием была воскресная проповедь, вдруг врывались странные люди с горящими глазами и непривычными интонациями. Они умели изобразить все: безнадежное отчаяние и отчаянный оптимизм, страшную ревность и неподдельное веселье. Они могли даже умереть на подмостках так правдоподобно, что зритель рыдал. Репертуар их был разнообразен до абсурда – от «Гамлета» Шекспира до пошловатого фарса под названием «Поп-пропойца».

Исаак Зингер стал актером манер Гека Финна. Вся жизнь мальчугана превратилась в театр. И какой-нибудь уважаемый гражданин очередного городка, через который его труппе случалось проезжать, годами потом рассказывал о заезжем театре своим детям и внукам. Эта была настоящая слава, которой так желал юный Исаак.

К двадцати годам театральная деятельность Зингеру наскучила. И в начале сороковых он обосновался в городе Фридериксбурге (штат Огайо), устроился работать на деревообрабатывающий завод и остепенился. Где-то дня на три или четыре. Потом ему надоело. Очень скоро ему стало тошно от деревянных болванок, да и сам он чувствовал себя изрядным болваном, стоя у станка.

Но не начинать же кривляться снова. В его-то возрасте. И скучающий Исаак изобретает деревообрабатывающую машину. Машина находит спрос, так что к 1849 году Зингер умудряется заработать на ней каких-то денег, с которыми можно было податься из Огайо на Восток, в Нью-Йорк.

В Нью-Йорке на его жизненном пути попался издатель Джордж Зибер. То ли издательский бизнес у нового приятеля шел неважно, то ли темперамент и напор Зингера сыграли свою роль, но Исаак сумел заразить того своей патентованной машиной, производить которую концессионеры решают в городе Бостон.

По прихоти судьбы офис, который они арендовали, расположился в мастерской некоего Орсона Фелпса, не слишком преуспевающего производителя швейных машин. Вопреки ожиданиям Зингера и Зибера народ почему-то не ломился расхватывать их станки: должно быть, у бостонцев были более интересные дела, чем резьба по дереву. Друзья томились в своем офисе от безделья и тосковали.

Первым сломался Зибер. Впал в депрессию и часами вытачивал бессмысленные деревяшки. Зингер оказался психически крепче. От нечего делать Исаак изучал устройство швейных машинок Фелпса и даже шутил над меланхоличным партнером, утверждая, что у того тяжелая форма синдрома Папы Карло.

Шло время, даже неистощимый запас зингеровского жизнелюбия подходил к концу. Не говоря уж о деньгах. Свой капитал Зингер давно растратил, хотя у бережливого Зибера еще оставалась небольшая заначка. И вот однажды он стукнул очередной болванкой по станку и заявил:

– Все, дорогой. Я даю тебе сорок баксов – придумывай, что хочешь. Но имей в виду – это последние деньги, которые я тебе даю.

Прошло десять дней. Друзья почти не виделись. Исаак лихорадочно работал. Он решил усовершенствовать швейную машинку Фелпса. Машинка была довольно неуклюжей конструкции, запатентованной некими Дж. Лероу и С. Блоджеттом. Она могла сделать подряд не более десятка стежков, потом приходилось вынимать ткань и начинать шитье сначала. Нить постоянно запутывалась и перекручивалась. Строчить можно было исключительно по прямой. Ни о каких изгибах речь даже не шла.