Корона для «попаданца». Наш человек на троне Российской Империи. Дилогия - Страница 5

Мое утро начинается в 7.30 по пулковскому времени. Теоретически. Практически я с огромным трудом выпутываюсь из объятий Морфея где-то в 8.00 – 8.15. Но не позже. Потому как ровно без десяти восемь начинается мой утренний туалет. Ни одной, самой продвинутой моднице конца ХХ – начала ХХI века такой набор утренних процедур даже и не снился. Боже милосердный, это ж какой-то допрос с пристрастием. Протирки из чабреца, кёльнская вода, вежеталь, маникюр, распаривание кожи и прочая, прочая, прочая…

После этой камеры пыток меня ждет «легкий завтрак – закуска». Это – яичница с ветчиной, блюдо с балыком или с копченой дичиной, немного (не более полуфунта) зернистой икры, только что сорванная земляника со сливками, чай или кофе с теми же сливками, варенье, свежий горячий хлеб. И попробуй хоть что-то не съесть! Матушка-императрица (чтоб ей дом Ипатьева повидать!) тут же набросится с целой сворой лейб-медиков, и начнется: «Ваше Императорское Высочество, извольте лечь. Ваше Императорское Высочество, покажите язык». А сами, между прочим, руки перед осмотром не моют. Я не медик, но в болезнях разбираюсь получше ихнего. Прилипалы, имбецилы! Взойду на престол – в Сибирь, в труху лагерную, на ноль помножу!

Через неделю такого усиленного питания пришлось срочно найти способ борьбы с ожирением. Теперь мое высочество завтракает и ужинает в теплой компании троих офицеров-стрелков и четверых казаков-атаманцев. Общими усилиями удается кое-как расправиться с этим пищевым изобилием. Стрелки императорского батальона и молодцы атаманского полка не разглашают тайны наших «утрень и вечерь» и могут пригодиться еще для чего-нибудь. Из этой компании мне удалось выделить нескольких офицеров, которые постепенно превращаются в эдакий «внутренний круг». Мне еще понадобятся преданные люди.

После завтрака – свидание с преподавателями. Эта амеба, эта медуза Николай умудрился отказаться от общего воспитания в каком-нибудь приятном местечке типа «павлондии» или юнкерского училища имени его. И в результате – до свидания такая замечательная вещь, как летние каникулы! Дебил!

Так что до императорского завтрака, на котором я обязан присутствовать, я успеваю ознакомиться с «последними» достижениями физики или математики, чтоб им пропасть!

В 11.00 по Пулкову – завтрак, а после него – малый выход императора. Вся тягомотина тянется до двух часов пополудни. Потом Их Императорское Величество, влив в себя добрых полкило водочки, отправляется вершить государственные дела. Иногда мне приходится его сопровождать, и тогда я в полной мере наслаждаюсь зрелищем двух пьяных морд: Александр и его адъютант, Черняев, в полном молчании употребляют водку и коньяк попеременно, причем без закуски. Когда мне наконец надоест терпеть этого алкаша на троне, Черняев отправится в отставку с пенсией в виде сорокаведерной бочки коньяка ежемесячно. По-моему, больше ему ничего не надо.

Если же я не сопровождаю их пьянейшее величество, то по расписанию снова занятия. Учеба, фехтование, манеж или выездка на природе – все это часов до пяти. Общение с генералом Даниловичем[1] наводит на мысли о суициде. Сей великий полководец искренне полагает, вслед за Драгомировым[2], штык – молодцом, а пулю – лишь несколько менее дурой. Я сделал одну попытку объяснить этому дуболому принцип рассыпного строя, но понял, что легче было бы растолковать этому бравому дурачку теорию Эйнштейна (если бы кто-то сперва растолковал ее мне), чем отвратить его от идеи колонн и сомкнутого штыкового удара. Ой, божечки, это скольких же мне сажать да стрелять-то придется?!

Далее – обед. Терпеть ненавижу французскую кухню, от которой здесь все без ума. Правда, тут мои вкусы совпадают с императорскими: их величество тоже предпочитает русские блюда. Не далее как вчера мы с ним буквально облопались окрошкой и студнем. Ему-то хорошо: под водку все лезет, а мне каково? Ну не могу я есть эту «францию»! Того мерзавца, который удумал разварить луковицу до лохмотьев, потом бросить в это нечто пару гренок и назвать все это «супом», я после победы русского оружия лично отыщу и сварю живьем! Вместе с луковицей!

Потом куда-нибудь едем. Например, в театр. Я чуть было не выдал себя, пожелав услышать своего любимого «Князя Игоря». Поздно вспомнил, что опера еще не написана. Хорошо еще, что никто не обратил внимания. Посчитали обычной оговоркой и предложили прослушать оперу «Богатыри». Похоже на «Прекрасную Елену» Оффенбаха, но занятнее. Понравилось.

В полночь – ужин с Императором, затем – какое-нибудь «развлечение»: бал, прием или что-то в этом же духе. «Николя – юн, и в его возрасте хочется развлекаться!» – заявляет папенька-венценосец, и маменька с ним согласна. Жаль, меня забыли спросить! Хорошо хоть, что мое тело само знает эти танцевальные па, потому как сам я к этому времени пребываю в полубредовом состоянии. И, наконец, поздний ужин: ветчина, фрукты, отварное мясо или рыба, легкое вино. На помощь снова приходят бравые стрелки и молодцы-атаманцы. Короче говоря, в полчетвертого – в четыре я забываюсь на несколько часов сном без снов, напоминающим обморок. А с утра все вертится по новой.

Правда, за эти три месяца я кое-что все же успел сделать. Во-первых, отыскал Дмитрия Ивановича Менделеева, спел ему дифирамбы, попил с ним чаю (Д.И. премилый чудак!) и уговорил его заняться не только порохами, но и взрывчатыми веществами. Предложил попробовать нитровать толуол. Менделеев согласился, причем пообещал разработать еще и промышленную технологию получения. Это «ура!».

Во-вторых, пообщался с капитаном первого ранга Макаровым. С этим человеком мы еще будем работать.

В-третьих, нашел общий язык с жутко толковым Куропаткиным[3]. Начальник Генерального штаба у меня, можно считать, уже есть. Вот только командовать армией вы у нас, дорогой Алексей Николаевич, не будете. Штабист и полководец – большая разница.

Но самое главное мое приобретение – личный адъютант. Их пьянейшее величество, пребывая в состоянии полной невменяемости, подмахнул высочайший рескрипт, и теперь у меня замечательный адъютант – штаб-ротмистр лейб-гвардии драгунского полка Павел Ренненкампф[4]. Думаю, немногие в ХХ веке знали, что этот парень – гений от кавалерии, такой же, как Буденный. Исключительно преданный и болезненно самолюбивый, Паша будет нужным и очень полезным человеком.

А, вот и он, легок на помине. Чего тебе, родной?

– Ваше Императорское Высочество. Их Величества ожидают вас в малой зале! – браво докладывает Ренненкампф. И, чуть понизив голос, рекомендует доверительно: – Съешьте варенья, а то государыня опять бранить вас за табак будет.

– Спасибо, Павел Карлович, – я одергиваю мундир, – сейчас иду…

Ох ты ж, Господи, опять начинается. Прием…

Прошло полгода. Как ни странно, я до сих пор жив и даже в здравом рассудке. Мне удалось кое-как изменить мой распорядок дня, и теперь я хотя бы высыпаюсь. Ну, почти высыпаюсь… Дело в том, что у меня появилась, как бы это выразиться помягче, пассия. Олечка Шаховская. Красивая и раскованная девица, на пару лет постарше цесаревича. Я увидел ее во время катания в Петергофе. Мы мило побеседовали, причем Оленька продемонстрировала такие свободные взгляды и такой лихой настрой… Три дня мы встречались с ней ежедневно, а потом, в беседке… Честное слово, я не ханжа, но эта чертовка фактически изнасиловала меня. И с тех пор мои ночи можно смело именовать «египетскими».

Самое удивительное, что венценосные рара и mama считают все происходящее совершенно нормальным и правильным. Ну, еще бы: вон милый кузен Сергей Михайлович веселые вечеринки с голыми девками и такими же офицерами своего полка устраивает, только ух! Так что я с Оленькой кажусь почти что монахом. Вот только не высыпаюсь. Увы, в этой проблеме атаманцы и стрелки – не помощники. Вот так и живу…