Коромысло Дьявола (СИ) - Страница 5
Сию же секунду он стал совершенно невидим для сексуально-озабоченной уродины. Сообразив, что интересный брюнет в темных джинсах и белой рубашке ей просто-напросто привиделся из-за жары, она тяжело перевалилась с носков на пятки, повернулась и, неприлично наклонившись, стала копаться в сумке.
Филипп тоже от нее отвернулся. Тренировать наблюдательность на дряблых ягодицах, немилосердно перетянутых резинками толстых трусов, ему как-то не хотелось. Право слово, без нательных подштанников она бы не смотрелась столь пошло.
Вдруг краем глаза Филипп ухватил какую-то несообразность. Повернул голову и понял: он не видит ни самой фундаментальной двери в кофейню "Убежище" с медными полосами, ни латунного фонаря над входом. Вместо всего исчезнувшего неизвестно куда великолепия Филипп тупо упирался взглядом в гладкую, недавно оштукатуренную стену дома.
"Вот тебе и на! Галлюцинации в виде провалов в зрительном поле начинаются, так их и разэдак", — к констатации проблем со здоровьем Филипп присовокупил длиннейшее испанское ругательство.
"Ни (трах-тарарах, в кохонес и кабронес!) не видишь, зато слышится разный бред. Ну, дела, мадре миа".
В самом деле, на грани слышимости им ощущался некий неприятный хруст, тихий грохот, точнее, скрежет, как если бы кто-то принялся разгрызать фарфоровую чашку железными зубами.
Странные скрежещущие звуки отнюдь не исходили от девицы в толстых трусах. Лиловая задница, путаясь руками в двух жидких сиськах, до краев переполнивших бюстгальтер третьего номера, громко сопела, вполголоса чертыхалась и ковырялась в безразмерной дамско-хозяйственной сумке.
"Ну чего ты там, дура, копаешься. Пора бы и найти. Ищите и обрящете!" — Филипп в молчаливой ярости обрушил на объемистые лиловые ягодицы евангельскую цитату. И, о чудо! Противный хруст в ушах и скрежет тут же прекратились.
Лиловая задница тоже облегченно вздохнула и в подъеме с разгибом присосалась к литровой бутылке с теплым, едва ли прохладительным напитком. Опорожнив до донышка бутылку, она швырнула ее оземь, уже без всяких мучений извлекла из сумки косметичку и принялась умиротворенно поправлять расплывшийся макияж.
Филипп оглянулся назад. Дверь, фонарь снова находились на своих местах, зримо и ощутимо, никуда не собираясь исчезать. Они были не менее реальны, чем изобильно потеющая девица, всем телом расстающаяся с только что поглощенной патентованной жидкостью, призванной не утолять, а возбуждать жажду у доверчивой публики, внимающей врачам-шарлатанам, настаивающим на обильном питье в жаркое летнее время.
"Блаженны алчущие", — в духе евангелиста Марка благословил Филипп Ирнеев всех, кому неизвестны правила здорового образа жизни, и его призрачная тень направилась вниз по проспекту на Круглую площадь к местному фаллическому символу-памятнику былых военных побед.
Никто его не замечал, он же видел всё и вся.
По пути Филипп взглянул на башенные часы и несколько оторопел. Коль скоро им верить, то из кофейни он вышел раньше, чем в нее зашел. Точность хода допотопного механизма подтвердила и микропроцессорная начинка его смартфона.
Умному телефону нельзя было не поверить, поскольку его точное время синхронизировано с сервером оператора мобильной связи. Глюки, конечно, возможны, но не до такой степени, чтобы минута в минуту совпадать с уличными часами.
Приписывать непонятное явление внезапному сумасшествию Филипп Ирнеев не стал. К вульгарным материалистам он себя не относил. А дискретность и нелинейность времени допускал как вероятные атрибуты и свойства данного четвертого измерения, существующего в нашей Вселенной наряду с длиной, широтой и высотой.
Допустим, вероятность нарушения линейности времени ничтожно мала. Но Филипп надменно считал себя настолько необычным человеком, что его в общем-то мало удивило случившееся. Он всего лишь пожал плечами:
"Скажите на милость, бином Ньютона! Почему бы со мной не случиться пространственно-временной флуктуации? Кстати, об этом исчезающие дверь и фонарь ясно говорят.
Оченно жаль, что никому не рассказать. Скажут: с ума съехал или врет как Лыч по телевизору.
Даже мелкий Ванька не поверит. Подумает: новый-де учительский подходец эдак в учебно-образовательных целях."
Дав себе обещание впоследствии внимательно присмотреться к невероятной кофейне — а ну как повторится феномен со временем? — Филипп, обгоняя прохожих, сбежал по ступенькам в подземный переход на Круглой площади.
Время от времени здесь в подземелье играла на виолончели девочка из консерватории — последнего вуза Дожинска, покамест не переименованного в музыкальный университет или симфоническую академию.
В знак добрых студенческих традиций Филипп непременно клал в футляр маленькой виолончелистки купюру в эквиваленте бутылки хорошего импортного пива. Хотя долго не стоял и не слушал.
На сей раз на месте миниатюрной девушки с виолончелью обустроился брюхоногий мордатый бомжара — профессиональный собиратель подаяний сердобольных сограждан.
По внешнему облику чистый, точнее, грязный хиппи-пенсионер. Длинные поганые волосья, хайратник, мухортая бородища, ей в тон засаленные до коричневатости когда-то голубые джинсы, растерзанные кроссовки, бесформенная черная футболка до колен с полустертым желтым текстом и не пойми каким рисунком.
Зато художественно исполненный рекламный плакат над головой хитрого проходимца призывал:
"Товарищи и господа, окажите материальную помощь жертве империализма и бывшему помощнику конгрессмена американского штата Орегон".
Надо сказать, пройдоха ловко воспользовался нынешней посконной и портяночной американофобией. Конъюнктурщику подавали и жертвовали хоть и мелко, но часто в мятую ковбойскую шляпу. Однако политбесед с пострадавшим от империализма ковбоем никто из доброхотов, ненавидящих Америку, не вел.
Жертва проклятого американского прошлого устроилась со всеми удобствами. Прохиндей изображал из себя паралитика и восседал в разболтанном инвалидном кресле с велосипедными колесами, управляемыми посредством рычагов.
Чем-то сей агрегат — каретками-рычагами что ли? — напомнил Филиппу антикварную пишущую машинку "Мерседес" — гордость дядюшкиной коллекции технических раритетов начала прошлого века.
Сам дядя Гена в шутку уверял, будто эту машинку самолично изготовили у себя в мастерской Даймлер и Бенц. Эдак до того, как заняться автомобильным бизнесом.
"Возможно, два мастеровитых немца также занимались производством инвалидных колясок, надо бы приглядеться, — подумал Филипп, подойдя поближе к нищему из богатой Америки.
И сию же секунду горько пожалел о своей опрометчивости. Ой как густо на него пахнуло невообразимым зловонием! Как если бы он забрел в проход между забором мясокомбината и запретной зоной птицефабрики.
То-то от побирушки тотально как один подающие американофобы с неоскудевающей рукой шустро-шустро отбегали прочь-прочь.
Тем не менее Филипп неожиданно остался на месте и даже придвинулся поближе на пару шагов. Дивная штука, но побок с американским шаромыжником скверных запахов вроде бы не было и в помине.
Напротив, Филиппа вновь посетило знакомое чувство, будто все это уже было. Пусть раньше — "ни Боже мой!" — ни вот эту двухколесную коляску, ни этого хиппующего бомжа он никогда в жизни не встречал.
— Вижу вы, мистер прохожий, не собираетесь мне подавать на американскую бедность, — с хорошим гарвардским прононсом попрошайка внезапно обратился по-английски к Филиппу.
Ирнеев в дежа вю от неожиданности, от этакого изысканно-ироничного "american poverty" чуть не вздрогнул. Он никак не думал, что прощелыга сумеет засечь его незримое присутствие.
Помолчав, проницательный собеседник сделал ему предложение, перейдя на чистейший русский язык и по-московски упирая на согласные звуки:
— Не соглашаетесь давать, тогда возьмите у меня выигрышный лотерейный билет, юный джентльмен. Отдам недорого, по нарицательной стоимости.