Коромысло Дьявола (СИ) - Страница 164

Пускай себе и не шибко соображает девочка с испугу, ошибочка в оценках…

Знать бы, сколько их гадов? Два?.. Три?.. Успеть бы…"

Отныне рыцарю Филиппу стал предельно ясен неизреченный смысл пророческого предупреждения, выданного ему "Убежищем для разумных". Последнее видение он также вспомнил…

Эманации-альтероны суть производные от архонтов-интерзиционистов, поглощенных убежищами и транспорталами, изредка доставляли бездну сверхрациональных беспокойств ордену. Точнее, любое их групповое появление приравнивается к стихийному бедствию.

Однако арматор Вероника глубоко заблуждается в ситуативном понимании происходящего. Против их орденского звена ополчились, выступили не материализованные ограниченно разумные фантомы-альтероны, а непосредственно древние архонты-апостаты.

"Во плоти, сволочь античная!

Эх, знать бы, сколько их повылезало… Хватит ли четырех пачек боекомплекта в бардачке?..

Да-а… кабы не асилум, был бы мне и Пал Семенычу полный абздец. А так, мы вскорости повоюем… Огнестрельно и чудотворно. Успеть бы…"

Рыцарь Филипп опоздал. Дома у прецептора Павла он не застал никого и ничего.

В трехкомнатной квартире пусто. Дверь не заперта. Доступ в асилум отсутствует, словно бы его никогда здесь не было. Ни фрагментов тел, ни органических останков любой степени гомогенизации.

Оставалось еще одно место, где он вероятно обнаружит врага или следы его присутствия. Думать о нем в предзнании и прогностике рыцарь Филипп не смог себя заставить. Но ехать домой к родителям пришлось, как бы он ни хотел ошибиться.

В родительской квартире он тоже поначалу никого в живых не обнаружил. От кого же остался лишь тонкий слой пыли на мебели и на ковре рыцарю-инквизитору не хватило времени определить.

Сгустки тьмы, рванувшиеся к нему навстречу из углов комнаты, рыцарь Филипп в доли секунды остановил двумя точными выстрелами. Также без промаха он принялся молниеносно расстреливать восьмиконечным православным крестом темный расплывающийся силуэт апостата.

После трех попаданий грозно надвигающаяся на него бронированная фигура приобрела более четкие очертания. В латной перчатке архонта будто бы ниоткуда возник длинный двуручный меч, докрасна раскаленный.

С четвертым выстрелом сквозь решетчатое забрало злобно блеснули красные глаза то ли вампира, то ли альбиноса. Тогда как чудовищный меч раскалился добела.

Нажимая на спуск в пятый и шестой раз, рыцарь Филипп бил на поражение. Два последних, седьмой и восьмой, бронебойных выстрела разворотили и развоплотили фигуру в маслянисто блестевших доспехах. Вместе с архонтом ушел в распыл и небытие его погасший огненный меч.

Мелкодисперсная пыль, повисшая в воздухе плотным кучевым облаком, постепенно рассеялась и осела.

"Прах к праху, тлен к тлену… Даруй им, Господи, спасение там, где несть скорби, гнева и нужды…"

На бесплодную скорбь времени ему никто не отпускал. Кроме минутной молчаливой молитвы…

"Выкатывайся и вычищай вторую, третью банду… Без опоздания, рыцарь…"

В том же ритуальном порядке в тот же краткий срок беспощадный и отрешенный от всего мирского инквизитор разделался с засадой, ждавшей его на квартире у Петра и Марка.

"Мне отмщение и воздаяние… Прах к праху…"

Огнестрельная и бронебойная ликвидация второго апостата и трех сопутствующих фамильяров не составила рыцарю-инквизитору запредельных теургических трудов. Однако и тут Филипп также не решился выяснять, кто же стал мирскими жертвами архонта-интерзициониста, напрасно надеявшегося смутить и устрашить противника.

"Сволочь античная, лучше б заложников брали. Хоть какой-то шанс…"

Третьего врага с присными инквизитор не обнаружил там, где искал и предполагал. Во дворе и в квартире Филиппа Ирнеева не оказалось ни малейшей сверхрациональной угрозы. Последний архонт и его министры-фамильяры предусмотрительно скрылись в неизвестном направлении, времени и пространстве.

"Наверное, у него в предзнании аллергия на пыль. Или ментальный контакт держал…

Может, еще появится? Хотя сейчас навряд ли…

Какая жалость! Очень многие, сударь мой, с вами так хотели познакомиться поближе…"

Спустя некоторое время след в след за серым "хаммером" с орденской ягд-командой на борту, обдав его жидкой смесью грязи со снегом, во дворе развернулся черный "лексус" с Гореванычем и Ванькой. С гостями Филипп поздоровался у машины.

"Миру — мирское. И всепогодные условия, из рака ноги…"

— …Скажи-ка, Игорь Иваныч. Что может быть хуже плохой погоды?

— Лучше? Это, когда агент возвращается из тепла в холод, Фил.

Ты где это так колесил, куролесил, студент? Всю тачку по самую крышу изгваздал…

— Снег и слякоть, товарищ майор, природные явления безмозглые и невменяемые…

— …Фил, можно мне, зеленой дуре-неофитке, с тобой по-прежнему на "ты"? Или нельзя так к рыцарю-зелоту обращаться?

— Отчего ж нельзя? Смирение и воздержание от гордыни суть главные рыцарские добродетели, Мань. Тогда и ретрибутивностью по кумполу меньше достается.

Кроме того, официальным статусом рыцаря-зелота меня наделят только на будущий год в особом церемониальном действе. Покамест синедрион клеротов соберется, посовещается…

— Пал Семеныч говорит, раньше, к Рождеству. Ведь у тебя, рыцарь Филипп, чуть ли не уровень адепта.

— Ну это он преувеличивает, дама-неофит Мария…

Как там Настя, готова ли?

— Полностью, с головы до пят. Уже стесняется наготы и страшно тебя боится.

— Эт-то есть хорошо… Жена да убоится грозного мужа своего. Тем паче, инквизитора в ритуальном очищении и приобщении…

— 3 —

Тридцатисемилетняя толстуха, экспедитор-товаровед в частной лавочке, мать двоих детей оказалась единственной, кого пощадил инквизитор, выбрав ее из других членов секты "Праведники последних греховных дней".

Никакой жалости ни к ней, ни к ее несовершеннолетним отпрыскам он не испытывал. Он ее увидел во время обедни и счел подходящим объектом. Ему всего лишь понадобились ее тело для ритуала, а также внешний облик с целью обеспечения оптимальной маскировки и скрытного проникновения на место сегодняшней акции.

Пусть сейчас он уже не опасался спугнуть и насторожить магов-осквернителей, задействуя орденскую поддержку, все же его намерение самому стать участником и очевидцем радения сектантов в православной церкви оставалось в силе.

К полудню он доставил бессознательное женское тело в арматорскую лабораторию, обеспечив естественное и удовлетворительное исчезновение объекта, куда-то срочно отправленного за новой партией товара для магазина.

— …Ну и корпуленцию же ты отыскал, Фил! Во где жирюга! Разрази меня впросак…

— Зато, Ника, она — женщина в теле. Хоть куда. Найдется где спрятать оружие и снаряжение.

Также надеюсь, эти дебелые телеса никогошеньки не соблазнят.

— Ну-ну, надежды юношей питают, ажник в ранге рыцарей-зелотов. В сраку как оттрахают, что делать-то тогда будешь?

— Потому и выбрал задницу потолще…

Ладненько. Хорош дурью маяться. За работу, коллега!..

Поздним зимним вечером продолговатые с закруглениями наверху темные оконные проемы никому и ничего не сообщали о том, какое непотребство происходит внутри оскверненного храма. Поляризованные стекла с изменяемой прозрачностью не выпускали наружу ни мерцания свечей, ни полного света всех ламп большого паникадила, подвешенного высоко под куполом.

По отработанному и неоднократно отрепетированному сценарию едва различимые в темноте фигуры сектантов сворачивали с тропки, протоптанной в снегу. По одной и парами они исчезали за кузовом автобуса, загородившего боковую калитку.

Другой автобус закрывал вход в церковь от посторонних взглядов. Ни слева, ни справа паперть, где на морозе догола раздевались участники колдовского радения, не просматривалась.