Королевство на грани нервного срыва - Страница 10
Тяжелая весть, будучи тайной, немедля разлетелась по стране и благополучно просочилась за рубежи вместе со спешными шпионскими докладами и обычной диппочтой. К утру четвертого дня с момента смерти Альбино я, лежа в своей парадной спальне, принимала почту – примерно два здоровенных мешка писем с выражением соболезнований по поводу и тэдэ. Были и другие письма – я их немедля рвала и сплавляла в камин, в этом мне помогала верная Полетта, ставшая просто незаменимой (Сюзанне я велела уделять больше внимания Оливии и в целом присматривать за замком). Но о письмах. В них говорилось, что я ведьма, тварь, прикончившая своим колдовством гения, что я никогда его не любила (это правда), что поклонницы его имени и творчества проклинают меня самыми черными проклятьями. Не то чтобы эти письма меня эмоционально задевали. Просто они могли оказаться уликой для Святой Юстиции. Впрочем, там наверняка уже столы ломятся от доносов на герцогиню Люцию Монтессори. В некоторых письмах содержались засушенные экскременты – этакий намек на то, кто я и где мне место. Такие письма Полетта совала в ведро для угля.
– Ваша светлость…
– Да, милая.
– Уже время к полднику, а мы и половины первого мешка не разобрали. Ужас как много этих писем!
– Ну, покойный был великим поэтом, его стихи многие любили и любят. Ценят.
– А вы? – требовательно взглянула на меня Полетта. – Вы любили?
– Стихи?
– Герцога.
– Полетта, это уже не имеет значения. Свой долг я исполняла как нужно. А стихи у него прекрасные. Можно сказать, непревзойденные никем.
– А мне его стихи не нравились, – вдруг отрезала Полетта.
– Почему?
– Он в них лгал. В каждой строчке. Если человек не живет так, как он пишет, стоит ли доверять тому, что он написал?
– О-о-о, это непростой вопрос о творчестве и творце! Полетта, я рада такому вопросу, но не готова к нему. Когда башка замотана бинтами, не очень-то удобно рассуждать об отвлеченных материях. Давай просто прервемся на чай с печеньями, наверняка на кухне можно что-нибудь нарыть.
– Нарыть?! Ваша светлость, вы иногда изъясняетесь прямо как барышня Оливия.
– Ну, я же ее мачеха.
– Вы ее любите?
– Сама как думаешь?
– Думаю, что вы ей не мачеха, а лучшая подруга, какая только может быть! И я знаю, что это вы исцелили ее, а вовсе не этот… с лапами… Священный Жук.
– Полетта, ты с этим не очень. За такое бывают доносы.
– А я все равно… Потому что я вам верю. В вас верю.
– Полетта… Ну вот, а реветь-то зачем…
– Все, я уже не ревлю, то есть не реву, я пойду за чаем и медовыми коврижками. Их уже должны испечь.
– А-ах! А мы тут! А они там!!! Коврижки! Без нас!!! Беги скорей и без полного подноса не возвращайся! И сыру возьми, самого острого и соленого! И чай нам сделай покрепче!
Полетта умчалась, я соскользнула с кровати гибкой змеей (я здорова, я чудо Всего Сущего, помните?), подхватила первый мешок с письмами и сунула его в камин. Огонь немедля зачах, но я струйкой плазмы из левого глаза испепелила пустые бумажки вмиг. Следом отправился и второй мешок (камины в замке просто огромные), и его постигла та же участь. Хватит марать руки об эту ерунду! Кстати, их надо как следует продезинфицировать…
Только вот одно письмо не сгорело. Оно, словно почтовый голубь, нежно порхнуло к моим ногам.
– Вот упрямое! – я взяла письмо в руки. Раз уж оно спаслось из плазменной атаки, то достойно того, чтобы я его прочла.
Внутри письма оказался плотный лист веленевой бумаги и на нем всего одно предложение:
Я знаю, кто ты.
Ни подписи, ни адреса неизвестный или неизвестная не оставили, как водится.
– Что ж, знаешь так знаешь, – я раскалила ладонь левой руки докрасна и смотрела, как письмо на нем становится белесым пеплом. – Знание, говорят, сила.
Вот за этим и застала меня Полетта, вбежавшая в комнату с сервировочным столиком.
Краем глаза я увидела, какое белое у нее стало лицо. Немудрено. Моя раскаленная ладонь выглядела, прямо скажем, неестественно и жутковато. Я немедленно вернула ей прежний вид и сказала:
– Полетта, сохраняй спокойствие. Придется тебя… посвятить в свою тайну. Запри за собой дверь. И прекрати бояться, я тебя не трону.
– В-ва… В-ва…
Я указала ей на банкетку перед туалетным столиком:
– Сядь.
Она села и замерла, как суслик перед пастью лисицы. Вот бедолага. Ступор сопорозус, как сказал бы дотторе Гренуаль.
Я начала мягко:
– Дорогая Полетта, девочка моя. Несколько минут назад ты сама сказала, что веришь мне. Что понимаешь – это я сумела исцелить герцогиню Оливию. Но это совершенно не означает, что я ведьма. Я могу поклясться тебе здоровьем моей дорогой Оливии, что я не ведьма.
С Полеттой произошло невероятное – она тут же успокоилась, вздохнула и сказала:
– Ой, ну слава Исцелителю, тогда я сервирую чай.
И принялась хлопотать, разрезая коврижки (аромат!!!) и наливая в чашки чай с лимонником.
Тут уж я чуть не села от изумления:
– Полетта, как, а ты не хочешь узнать, кто я, ну, на самом деле? Если я не ведьма?
Полетта подала мне чашку и сказала:
– По существу, ваша светлость, не мое это собачье дело. Кто вы и кто я? Еще перед каждой курицей отчитываться. И потом, я иногда…
– Подслушиваешь. Чай великолепен. Присоединяйся.
– Спасибо. Если вы с госпожой Сюзанной хотите, чтобы я не подслушивала, лучше отрежьте мне уши. И потом, я в замке главная по подслушиванию. Пусть уж лучше подслушаю я, чем какая-нибудь индюшка, которая расстрекочет ваши тайны по всему замку и окрестностям.
– Да, да, да… Но что ты поняла из подслушанного?
– Вы – дочка Фигаро и Сюзанны. И это тайна, которую я схоронила очень глубоко в сердце.
– Да.
– Но при этом вы не из нашего мира.
– Да.
– Вы как Исцелитель.
– Не совсем, но близко к истине. Я из другой звездной системы.
– Вот-вот. Ваша светлость, вы кушайте коврижку. Таких в вашей системе звездной небось не пекут. Я только, конечно, все это не понимаю… Галактические кластеры там, системы там, теории струн… Главное, что вы не ведьма.
– Полетта, если уж ты так хорошо подслушиваешь, то знаешь, что никакой магии и ведьм нет.
– В этом, ваша светлость, вы, извиняюсь, ошибаетесь. Как там у вас – не знаю, а у нас они имеются. Теория струн сама по себе, а волшба – сама по себе.
– Полетта, кто это-то тебе сказал?
– Прабабушка моя. Она ведьма каких поискать. Ее и ищут – вся Святая Юстиция и прочие там… И никогда не найдут. Она им так отводит их моргалки, что они в трех кустах ежевики не могут разобраться. Или темноту наведет. Или сон. А ваша теория струн моей прабабушке без надобности. Я маленькая была, мамку-папку потеряла, померли они от чумы, так она меня воспитывала-выращивала. И говорила: запомни, мол, свинка моя морская, что наука и магия не противоречат, а дополняют друг друга. Кстати, она иногда превращала меня в морскую свинку, но это исключительно для моей пользы.
– Кошмар какой…
– И ничего не кошмар. Очень полезно. Я до сих пор могу хоть крыской, хоть мышкой, хоть морской свинкой обратиться, легко. Да вы кушайте, кушайте.
– Полетта, мне сейчас будет дурно. Я крыс боюсь. И мышей.
– Да ладно. А мессер Софус?
– Ты и про него знаешь! А может, сама и колдовать умеешь?
– Немножко.
– Тогда почему ты так испугалась предположения, что я ведьма?
– Потому что моя прабабушка еще и пророчица. И она предрекла, что однажды я увижу ведьму, которая воплощает в себе великое зло и разрушение. Я и испугалась, что это вы.
Полетта шмыгнула носом.
– Я, конечно, не сахар, но я не то существо, о котором пророчила твоя прабабушка.
– Вот я и обрадовалась. И потом, я за вас боюсь. Чтоб вас не схватили эти подлые, из Юстиции…
– Полетта, милая, спасибо! Я сумею за себя постоять, если что. И за весь Кастелло ди ла Перла – до последнего таракана!
– Ваша светлость, вы нас обижаете, мы переморили тараканов еще в позапрошлую пятницу.