Королевский лес. Роман об Англии - Страница 46

– Не знаю, о чем ты толкуешь, Том Фурзи! – крикнул он. – Пони на месте.

Тишина. Том выпучил глаза. Прайд, перенесший потрясение, сейчас уже с презрением пожал плечами. Это было невозможно.

Том не сумел сдержаться и побежал вперед. Промчался аккурат мимо Прайда к коровнику через двор. Заглянул внутрь. Пони был там на привязи. Хватило одного взгляда. Ошибиться было невозможно. На краткий миг промелькнула мысль схватить веревку и вывести его за собой. Но ничего не выйдет. В любом случае дело сейчас едва ли было в самом пони. Он повернулся и вышел.

– Тпру, Том! Там что-то неладно, Том? – Теперь вышучивали его.

Маленькая толпа развлекалась вовсю.

– Что, Том, он прибежал домой и заперся?

– Где он, по-твоему, шлялся, Том?

– Мы знаем, что ты переживал за него.

– Не волнуйся, Том. Пони теперь в безопасности.

Джон Прайд тоже смотрел на него, но не то чтобы насмешливо. Он все еще выглядел озадаченным. Это было очевидно.

Том прошел мимо него. Прошел мимо толпы. Он даже не взглянул на сестру. Он зашагал вдоль пруда и через лужайку.

Но как? Это было немыслимо. Прайда кто-то предупредил? Нет. На это не было времени. Прайд ничего не знал. Это было видно по нему. Может быть, его сын догадался, что произошло, и выкрал пони? Нет, он не мог. Малыш Гарри был с ним всю ночь. Кто об этом знал? Его сестра и ее семья. Кто-нибудь проболтался? Он сомневался в этом. В любом случае он не думал, что кто-нибудь в деревне захочет выполнить за Джона Прайда его работу.

Мэри. Единственное оставшееся звено. Могла ли она ускользнуть ночью, пока он спал? Или поручить дело кому-то другому? Он не мог в это поверить. Но он подумал, что в голове не укладывалось и ее изначальное отношение к пони.

Он не знал и полагал, что никогда и не узнает. Одно было ясно: если он уже выставился дураком раньше, то теперь стал дважды дурак. «Не важно, куда я пойду, – подумал он, – земля всегда будет ускользать у меня из-под ног».

Когда он вернулся, Мэри стояла одна во дворе. Просто смотрела на него. Ни слова не говоря. Но было видно, что ей ясно: быть беде. Что ж, если ей хочется, она это получит.

Поэтому, дойдя до нее, он ничего не сказал. Он и всяко не собирался. Но, вдруг размахнувшись, он сильно, как ему нравилось, ударил ее открытой ладонью по лицу, и она рухнула наземь.

Ему было наплевать.

Время жатвы. Долгие летние дни. Шеренги людей в рубахах, с длинными косами, медленно и ритмично прокладывающие путь через золотистые поля. Послушники в белых рясах и черных фартуках, идущие следом с серпами и косами. Воздух густой от пыли; полевые мыши и прочая мелкая живность с шуршанием удирают к гудящим зеленым изгородям. Повсюду роятся мухи.

Небо было безоблачным, насыщенного синего цвета; солнечный жар угнетал. Но в одной четверти неба уже обозначилась осторожно восходящая огромная полная луна.

Брат Адам спокойно восседал на своей лошади. Он побывал в Бьюфре и теперь находился на ферме Святого Леонарда. После этого он собирался пересечь пустошь и навестить поля над маленьким бродом. Он проявлял бдительность.

Аббат вернулся неделю назад, потом снова уехал – в Лондон. Перед отъездом он дал Адаму особые указания:

– Адам, будь особенно внимателен во время жатвы. В эту пору у нас больше всего наемных работников. Позаботься, чтобы они не пили и не попали в беду.

По дороге катилась повозка, влекомая здоровенным аффером, как жители Бьюли называли ломовых лошадей. В ней везли караваи хлеба из пекарни аббатства, выпеченного для работников из более грубой муки, а также бочонки с пивом.

– Им можно только «Уилкин ле Накет», – категорично распорядился Адам.

Это было самое слабое пиво из нескольких сортов, что варили в аббатстве. Оно утолит жажду, но никто не опьянеет и никого не сморит. Брат Адам глянул на солнце. Когда повозка подъедет, он объявит перерыв. Он посмотрел в другую сторону, на пустошь. Пшеницу на следующем поле сжали днем раньше.

И там он увидел женщину – Мэри. Одетая в простое, подпоясанное в талии платье, она шла по стерне, направляясь к нему.

Мэри выбрала время. Том не ждал ее. На то и был расчет. Она несла ему корзиночку земляники, собранной для него.

Что делает женщина, когда она вынуждена жить с мужчиной? Когда бежать некуда, есть общие дети? Как ей быть, когда она живет на ферме, а ее брак распался и в то же время – нет?

Они были очень долго холодны друг к другу. И хотя она не любила его, но не могла этого больше вынести. Как же тогда спасти брак? Маленьким подарком, проявлением любви. Может, если она проявит решительность, если вернется любовь, ей как-нибудь и самой удастся вновь ее ощутить. Или нечто достаточно близкое, чтобы примириться. В этом была ее надежда.

Пони больше не упоминался. Том не хотел о нем думать. Она полагала, что даже, наверное, не хотел его вернуть. Раз или два под каким-нибудь предлогом вроде «Мне нужно только передать это Джону» она навещала брата, и Том молчал. Она всегда была осмотрительна и сразу возвращалась домой. Возможно, со временем ей удастся задерживаться подольше. Люка она не видела и не слышала о нем. Том несколько раз упоминал его. Возможно, он подозревал, что тот скрывается где-то в Нью-Форесте. Сказать наверняка было трудно.

Внешне их отношения представали вполне ровными. Но после случая в мае между ними ни разу не было близости. Том был спокоен, но холоден. Едва пришла пора жатвы, когда наемные рабочие ночевали на фермах или в полях, он, казалось, обрадовался возможности уйти и ночами не порывался вернуться домой.

Мэри ступила на поле в тот самый момент, когда брат Адам скомандовал работникам сделать перерыв.

Том удивился, увидев ее. Он даже слегка смутился, когда она подошла к нему и вручила корзинку, пояснив:

– Для тебя собрала.

– Ого! – Похоже, ему не хотелось выказывать чувства перед другими, и поэтому он поднял косу и принялся точить ее оселком.

Люди шли к повозке, с которой послушник разливал пиво. У Тома была собственная деревянная кружка, привязанная ремешком к поясу. Мэри отвязала ее и пошла за пивом, а после стояла молча, пока он пил.

– Ты проделала долгий путь, – наконец сказал он.

– Пустяки, – улыбнулась она и добавила: – С детьми все в порядке. Они обрадуются, когда ты вернешься.

– О да, пожалуй.

– Как и я.

Глотнув еще слабого пива, он буркнул:

– О да, – и принялся точить косу.

Начали подходить другие мужчины. Последовали кивки, адресованные Мэри, осмотр корзинки, одобрительное бурчание:

– Мило.

– Отменную землянику принесла тебе твоя хозяюшка, Том.

– Разделите ее, стало быть?

Общее настроение было довольно игривым. Том, все еще слегка настороженный, зашел так далеко, что ответил:

– Может быть, да, а может, и нет.

Мэри, испытавшей облегчение от этого веселого настроя, отчаянно хотелось смеха.

Беседа продолжалась, и как часто бывает, когда людям особо нечего сказать, каждый чувствует себя обязанным подпитать смешливый ручеек, текущий в центр, тогда как с краю образуются водовороты иного юмора, и приглушенные шуточки с комментариями более сомнительного свойства то откатываются, то время от времени снова вливаются в общий поток.

– Эти Прайды присматривают за тобой! – донеслось из середки. – Том вот с земляникой, а остальным – шиш.

Мэри радостно рассмеялась на эту дружескую реплику и улыбнулась Тому.

– Подозреваю, Том получает все, чего пожелает, – а, Том? – донеслось с края.

Хоть сказано было грубовато и, увы, невпопад, Мэри рассмеялась и тут, а Том, чуть смущенный, уставился в землю.

Но затем какой-то злой дух надоумил одного из стоявших юнцов хрипло крикнуть:

– Если бы ты женился на ее брате, Том, то был бы у тебя пони!

И Мэри вновь покатилась со смеху. Она смеялась, потому что смеялись все. Смеялась, потому что ей очень хотелось угодить. Смеялась, так как на миг была застигнута врасплох. Смеялась всего секунду, ибо осеклась, когда осознала смысл сказанного и увидела окаменевшее лицо Тома. Слишком поздно.