Королевский краб - Страница 36

Когда Валерия Ивановича назначили завловом, он не сомневался, что справится со своими обязанностями. Ефимов — капитан опытный, с ним можно работать, а то, что ему не везло в прошлом году, еще не значит, что и в этом так же получится. Но вот они пришли в Охотское море, попалась им и хорошая зона, а неудачи продолжали преследовать никитинцев. Во-первых, непогода, частые шторма. Во-вторых, коллектив ловцов был ослаблен тем, что из него на другие флотилии, к более удачливым капитанам, ушли опытные краболовы. Вместо них набрали новых ловцов, или матросов первого класса, как они проходят в штатном расписании краболовной флотилии. Набрали из толпы, а толпа — существо многоликое, как правило, неорганизованное и ничего общего с рабочим коллективом не имеет. Одним словом, толпа — некое сборище малознакомых, разнообразнейших людей. Тут и вербота — приехавшие на Дальний Восток по оргнабору; и откровенные бичи; и романтики, утоляющие жажду свидания с морем; кадровые рыбаки; и моряки, не попавшие по каким-либо причинам в загранку…

Расстановкой людей по рабочим местам, укомплектованием команд ботов Валерий Иванович занимался во время перехода от Владивостока в районы промысла. И тут он чуть не схватился за голову: толпа попалась еще та! Во-первых, без всякого резерва — людей было в обрез; во-вторых, на борту оказалось очень много таких, кто никогда не видел моря. Валерий Иванович даже поругался с некоторыми предусмотрительными старшинами, отбирая у них настоящих ловцов и давая взамен их «сухопутных». Он это сделал с той целью, чтобы на каждом боте было примерно половина новичков и половина бывавших в море. Не повезло лишь экипажу «семерки», старшина которой, Карпович, отсутствовал и прибыл на флотилию перед самым началом промысла. На «семерке» образовался самый слабый коллектив.

Карпович долго размышлял, не отказаться ли ему, может, пойти к кому-либо простым ловцом или, на худой конец, работать на борту базы в качестве вирамайнальщика или даже мойщиком палубы, распутчиком сетей. Дело решило самолюбие, по которому тонко ударил начальник отдела кадров, чувствовавший свою вину за худую толпу.

— Евгений, вы пятнадцатый раз выходите на путину. Опыта у вас — навалом. Передавайте его! Или не сможете?

Карпович весь передернулся:

— Смогу, Самсоныч. Только…

— У вас подобралась не такая уж плохая команда, как вам кажется. Я каждого знаю наизусть. Смотрите, Сергей Васильев, без пяти минут штурман, учится в мореходке. Энергичный, молодой. Константин Ильющиц — в прошлом тракторист, колхозник, отец четверых детей. Он пошел на путину, чтобы заработать. И он это сделает, уверяю вас! Кроме того, вы знаете, как дисциплинированны и трудолюбивы белорусы. Моториста — ладно, берите разлюбезного вам Василия Ивановича. А Смилга младшего брата мотористом возьмет, он давно рекомендует в мотористы его, только парню восемнадцать. Ну и пусть с ним возится!

Дальше рекомендую Василия Батаева. Кадровый строитель, в юности два рейса делал в загранку, так что морской человек и крабов бить научится в два дня. Физически здоров как бык, но печален. Вы с ним полегче, у него неприятности в семье. Вот и пошел на путину, чтобы проверить чувства жены и свои тоже.

Олег Смирнов. Это, прямо скажу, кадр так себе, маменькин сынок, за «туманом» поехал. Знаете такое: Курилы, Камчатка, Командорские острова…

— Ладно, — сказал Карпович, — посмотрим.

И тут он, как всегда в минуты волнения, ощутил комок в горле. Злость на самого себя в нем возникла, стыд за свою неуверенность. «Справлюсь, — подумал он. — Всегда выходило, как я хотел».

Потом он вспомнил свою молодость, свою первую путину и первого старшину Семеныча. Вспомнил его толстую фигуру с огромным животом. Семеныч оказался, несмотря на толщину, крут нравом и бесконечно трудолюбив. Он отдыхал только тогда, когда ел. А когда не ел, работал за двоих, каждому старался помочь.

У старшины был удивительный аппетит. Семеныч всегда брал с собою буханку и добрый шматок сала и ел обычно, взобравшись на рубку моториста, около компаса. Ел, а сам глазами зыркал, смотрел, как хлопцы около стола шевелятся, бьют крабов, выбирают их из сетей и бросают в трюм или на нос бота. Если кто-либо начинал сбавлять темп, он не ругался, а брал с кормы вдоль борта лежащую вешку — бамбуковый шест в руку толщиной, длиной метров в семь, и молча постукивал по плечу ленивца. На старшину за это не обижались, потому что знали — он справедливейший человек и ненавидит бичей, бездельников, которые легкий хлеб любят…

Лет через пять или шесть, когда Карпович сам стал старшиной, но на другой флотилии, где капитаном был Илья Ефремович, на Семеныча напали бичи и он едва остался живым. Карпович догадывался, чьих это рук дело. Он с ними чуть позже встретился в рыбацком ресторане под горой у бухты Диомид и расправился по-своему: беседовал один с пятерыми. Его беседа бичам не понравилась. Они начали драку. Правда, с ним был тогда Василий Иванович. Но Василий Иванович перед этим выпил. С него толку было мало. Он в самый ответственный момент заснул на травке у ресторана и проснулся лишь тогда, когда Карповича уводили милиционеры.

Бичи охали, имели жалкий вид.

В знак солидарности, не зная, что натворил его младший друг, Василий Иванович объявил себя тоже виновным, соучастником и отправился в КПЗ, но его на другой день освободили, а Карповича судили. С Настей тогда Карпович не был зарегистрирован, а она ждала ребенка и не работала. Это разрывало сердце Карповича, но беспокоиться пришлось недолго. Василий Иванович взял материальные заботы на себя и помогал Насте все те трудные месяцы.

В конце концов Карповича оправдали, ибо не он был зачинщиком драки. И вот продолжает он рыбачить по сей день. В море восемь месяцев, на берегу четыре. И так из года в год.

В начале августа флотилия шла к берегам Японии, к острову Шикотан ловить сайру. После сайры ловили сельдь, а в последние годы кальмаров. Ловили и красную рыбу, хека, минтая. К декабрю флотилия возвращалась во Владивосток.

Карпович так привык к Дальнему Востоку, что его уже не тянуло на родной Запад, к берегам Черного моря, которое, чем дальше, представлялось ему озером, чуть ли не лужей с бесконечными пляжами и тысячами отдыхающих. За добросовестную и долгую работу крабофлот дал Карповичу трехкомнатную квартиру. Тогда к берегам Тихого океана переехали и его родители, жившие до этого в Феодосии. Карпович стал оставлять сына Федьку на их попечение, а на путину в море отправлялся вместе с Настей. Это было удобно, вдвоем заработать можно гораздо больше, да и тяготы жизни в море вдвоем легче переносить, и это было главным — было спокойно сердце Насти, которая так сильно любила мужа, да и он ее тоже, что их шутливо называли Ромео — Джульетта. Не могли они быть друг без друга, отчаянно скучали во время разлуки, были на редкость дружной парой.

«Пока молоды, будем работать в море, — не единожды размышлял Карпович, — а потом береговую специальность освоим. Вот еще год-другой краба половим, и хватит».

Примерно так он думал и говорил об этом каждую весну, и капитан Илья Ефремович, выслушивая его, посмеивался:

— Вы, Женя, морской человек, и так просто вас вода не отпустит. Впрочем, как и меня. Однако ваше дело…

К удивлению многих, Карпович со своей неопытной командой начал путину неплохо и так же неплохо продолжал ее. Конечно, они не были первыми среди команд мотоботов, но ниже четвертого места ни разу не спускались. Так было, пока шел «малый» краб, первый месяц путины. На втором месяце пошел «большой» краб изо дня в день. Он валил, что называется, «трубой» неделю, вторую, третью… Потом начались штормовые дни. Работать стало очень тяжело, даже если волнение на море было не сильным. Выносливый белорус Костя и тот утрами просыпался с ноющими мышцами и со страхом глядел в иллюминатор: как там море? Неужели опять будет качать?

По инструкции промысел краба на мотоботах можно вести при волнении не более пяти баллов. Пять баллов, конечно, это не шторм. Качает, но для жизни не опасно, лишь одно плохо — изнуряет такое, если повторяется изо дня в день. Бывалым краболовам проще: у них давно выработался иммунитет, а новичкам трудно в бескрайнем море, которое колышется мерно, монотонно, — тут ноги пошире расставляй, ворон не лови и не злись на зыбкую палубу, отгороженную пеньковыми леерами. Другой раз бывает, лебедка застопорит, сеть запутается — и разворачивается юркий бот бортом на волну. А борта низкие, еле над водой выступают, и холодной водой окатывает ловцов до пояса раз, другой… Высокие резиновые сапоги, оранжевые робы — далеко не идеальная защита от вездесущей влаги. Какая-то часть ее неизбежно просачивается сквозь плотные швы комбинезонов, в каждую щелочку, и становятся нижнее белье, шерстяные портянки неприятно влажными. Вернулся на плавзавод — все отдавай в сушильные камеры и мойся, отогревайся в бане, иначе нельзя!