Королева викингов - Страница 13

Эзур отозвался похожим на громкий лай хохотом.

Кнарр был широким судном пятидесяти футов длиной, выкрашенным в черный цвет и расписанным красными узорами. Форштевень и ахтерштевень украшали головы чудовищ с разинутыми пастями. На носу и корме были устроены палубы, а посередине корпус судна был открыт. Над каждой из палуб в бортах было прорублено по две пары весельных портов, всего же их было восемь. На торговых кораблях грести приходилось не так уж часто и много; гребцы тогда садились на свои сундуки. Посредине корабля возвышалась мачта, на которой поднимался большой домотканый квадратный парус, укрепленный кожаными полосами. На парусе еще угадывалась его первоначальная синяя окраска. Парус можно было собрать на рифы, если ветер оказывался слишком сильным, или изменить его форму, если нужно было лавировать, — судно хорошо слушалось весел и руля. Идя незагруженным, как в этом походе, корабль должен был двигаться быстро. А вот для возвращения домой, вероятно, потребуется больше времени, так как придется идти против господствующих западных ветров.

Как правило, Ольв стремился уйти в море, подальше от берегов. Но на сей раз, когда ему нужно было везти сестру, он выбрал более спокойные воды, защищенные от океана Лофотенскими островами, пусть даже при этом потребуется много идти на веслах. Для этого — и как воинскую силу — он взял более многочисленную команду, чем обычно: пятнадцать крепких молодых рыбаков и морских охотников (не считая себя самого и Скегги). На борту собралась поистине боевая дружина.

Ярким солнечным днем с началом отлива корабль вышел из Салт-фьорда. Гуннхильд стояла на носу, стискивая обеими руками форштевень, чтобы хоть немного успокоиться. Ее душа была полна радости.

Вскоре они вышли в море и повернули на север. Влево начал отходить берег, все еще испещренный снежными пятнами, среди которых кое-где уже начинала зеленеть первая трава.

С правого борта не было видно ничего, кроме воды и неба. Солнечный свет сверкал на серо-зеленых гребнях. Тут и там волны, пенясь, разбивались о многочисленные рифы и мелкие островки. С шипением и плеском они проносились мимо судна, которое, покачиваясь, стремилось вперед. Дерево поскрипывало; ветер свистел в снастях. Гуннхильд ощущала, как палуба пульсирует у нее под ногами. Холодный соленый ветер покусывал лицо. Над головой проносились облака. Бакланы качались на волнах или черными тенями носились над ними. Чайки, не шевеля распростертыми крыльями, то спускались к самой воде, то поднимались выше мачты корабля. Когда какая-нибудь из них подлетала поближе, девушка слышала визгливые крики, как будто птица кричала ей что-то на своем языке, который она, возможно, еще научится понимать.

— Хорошая погода и попутный ветер, — сказал Ольв, занявший пост впередсмотрящего рядом с сестрой. — Мы и желать не могли ничего лучшего. — Он поглядел на Сейю. — Не иначе как семья ведьмы помогает ей добраться до дому. Если так, то она заплатила за проезд.

Финка сидела в средней части корабля. Она вся съежилась, поджав колени к подбородку, и дрожала под меховым плащом, который дала ей Гуннхильд. Сейю мучила морская болезнь.

— Надеюсь, что она скоро привыкнет к морю, — заметила Гуннхильд, — или по крайней мере не слишком измучается, пока мы будем идти до Стрим-фьорда.

— А ты рождена для моря, как и я. — Ольв взялся ладонью за подбородок и задумался. — Но жизнь на корабле не для женщин.

Обычно место под палубой предназначалось для запасных снастей и товара, который нужно было укрывать от волн и ветра. Но в этом плавании форпик предоставили Гуннхильд и Сейе, отгородив его парусом. Хотя помещение получилось довольно тесным, но все же вещи женщин оставались там относительно сухими, а сами пассажирки имели возможность справлять нужду не на виду у мужчин. Сейя мыла горшок после каждого использования. Раз или два кто-то из мужчин попробовал передразнивать ее, но товарищи вскоре остановили его. Кто знает, какое заклятие даже слабая ведьма может наложить на того, кто ей не понравится? Однако свои собственные отправления корабельщики старались совершать так, чтобы Гуннхильд их не видела.

К вечеру они подошли к большому острову, опустили парус и на веслах вошли в бухту, которую помнил Скегги. Там они бросили якорь возле самого берега, спустили трап и сошли на землю. На острове не оказалось ни одного дерева, достойного того, чтобы ради него стоило браться за топор, так что несколько человек принесли с корабля дрова и железную коробку, в которой сохранялись тлеющие угли. Пока одни варили в котле солонину с травами и доставали из корабельного ларя сухари, другие разбили кожаную палатку, куда поставили складную кровать, взятую для Гуннхильд, на которую постелили овчины, положили в изголовье пуховую подушку, а сверху положили шерстяное одеяло. Сейе в той же палатке постелили наземь шкуру и спальный мешок. Всю ночь двое вооруженных моряков должны были стоять на посту. Остальные ночевали на борту корабля; там, между форштевнем и ахтерштевнем, растянули канат, на который спереди и сзади мачты набросили тенты из парусов.

Тем временем сварилось мясо; его разложили в деревянные миски. Ольв предложил открыть бочонок пива. На корабле оказалось всего несколько рогов, и из них пили по очереди. Для Гуннхильд он достал кубок. Девушка подумала, что будет правильно предложить пива и Сейе, сидевшей поодаль, на границе освещенного костром круга. Огонь потрескивал, разбрасывал искры, окрашивал в красный цвет душистый вьющийся дым. В полумраке металлическим отблеском сверкали зубы и глаза людей. Слышались неторопливые речи, прерывавшиеся время от времени внезапными раскатами громкого смеха. Это был мужской разговор — обсуждение повседневных дел да грубовато подшучивание друг над другом, хотя, когда Ольв рассказывал о нескольких случаях, происшедших в прошлых плаваниях, команда присмирела и шутки умолкли. Гуннхильд так и подмывало вступить в разговор, но она подавила в себе это желание.

Что могла она сказать, девчонка, никогда прежде не бывавшая так далеко от дома? Вот когда говорят королевы, о, тогда мужчины умолкают!

Ночь была невиданно ясной. Когда корабельщики начали зевать и по одному, по двое поплелись на корабль, Гуннхильд отошла от умирающего огня и, запрокинув голову, уставилась в небо. Там, в темноте, толпились звезды и еще звезды — множество звезд, больше, чем ей когда-либо доводилось видеть, так что Колесница Тора и Веретено Фрейи почти затерялись среди них. Лыжный Путь, словно замерзшая река, протянулся над темной горой острова и мерцающими водами. Что эта необъятность могла знать о богах, мирах, людях и их судьбах?

Над вершиной острова мерцала и звала к себе Северная Звезда. Там, под нею, ждала страна Финнмёрк. Всю ночь Гуннхильд посещали необычные сновидения.

Путешественники поднялись на рассвете, подкрепились холодными остатками вчерашней еды и двинулись дальше. Скегги хорошо разбирался в течениях. «Торгунна» на веслах вышла из бухты и там сразу же поймала утренний бриз. Корабль, немного кренясь, бежал по посеребренному утренним солнцем спокойному морю, оставляя за собой длинный пенистый след.

Так проходили дни и ночи. Погода оставалась необыкновенно спокойной: случилось лишь несколько сильных дождей. Сейя уже меньше страдала от морской болезни. Иногда, когда поблизости не было видно мелей, Ольв позволял Гуннхильд ненадолго взять руль; возможность управлять самым большим кораблем будоражила ей кровь.

Справа горизонт замыкали возносящиеся к небу горы с покрытыми снегом каменными главами и безжизненными крутыми склонами, где не было даже срывающихся с утесов водопадов. Острова, тянувшиеся с левого борта, точь-в-точь походили на материк. «Торгунна» пенила воды посредине. От благоговейного страха люди примолкли. Когда над проливом проплывали облака, казалось, что горы вот-вот обрушатся на дерзкое судно. Путешественники видели кипящую жизнь: стаи морских птиц, тюленей, греющихся на солнце на черных камнях, китов, похожих на плавучие острова, треску и палтуса, которых ловили на «дорожки», непрерывно тянувшиеся за кораблем, медведей и даже лося, зачем-то спустившегося к берегу. С гор до них долетали звуки; иногда чей-нибудь рев или вой глухо доносился из-за хребтов. Признаков присутствия людей было заметно очень мало: дальний дым костра, хижины рыбаков и охотников, в которых обитатели появятся ближе к лету, да выбеленные морской водой останки разбитого судна. Норвежцы почти не селились так далеко на севере, а финны, если они и были поблизости, не выдавали своего присутствия. Наверно, еще не подошло время для торговли и выплаты дани, да и места были не те; к тому же кто мог знать, что на уме у незнакомых корабельщиков?