Королева великого времени - Страница 8

— Нет. Потому что продала больше всего билетов. Чтобы стать королевой, надо ходить по домам и собирать деньги для церкви. Побеждает та, которая продаст билетов больше всех.

Алессандро смотрит на меня и подмигивает:

— Почему бы вам, девочки, не отдохнуть и не прокатиться на чертовом колесе?

— У нас нет билетов, — грустно говорит Рома.

Из кармана рубашки Алессандро вытаскивает четыре желтых билетика.

— Теперь есть. Вы хорошо поработали. Бегите.

— Спасибо! — говорит Елена и берет за руки Рому и Диану.

Ассунта бросает на мужа сердитый взгляд, но, прежде чем она успевает что-нибудь сказать, мы исчезаем в толпе.

— Ассунта опять в плохом настроении.

— Ей это можно простить, — говорит Елена. — У нее скоро будет ребенок.

— Да ну? — Мне стыдно, что я не знала об этом.

— Я слышала, как она говорила маме. — Елена прикладывает палец к губам: надо говорить потише, чтобы маленькие не услышали. — Она плохо себя чувствует.

— Зачем она тогда работает? Она же провела весь день на жаре. Ей же, наверное, нельзя так.

— Им нужны деньги. Она хочет остаться в доме на Дьюи-стрит, а им еще предстоит кредит выплачивать. Поскольку Алессандро все лето помогал нам на ферме, он не смог заработать столько, сколько обычно.

Мы пробираемся сквозь толпу. Елена ведет за руку Диану, а та держит Рому.

Очередь на чертово колесо двигается быстро. Служитель опускает огромный рычаг, останавливает карусель, и закончившая кататься пара спускается на помост. Наконец очередь дошла и до нас. Рома и Диана подбегают к кабинке и залезают на крутящиеся сиденья.

— С этой, маленькой, должен сесть кто-то из взрослых, — указывает служитель на Рому.

— Я сяду. — Елена взбирается на помост. Она сажает Рому в середину и обхватывает за плечи.

Я машу им, мол, езжайте без меня. Все равно в кабинке нет места для четвертого. Служитель застегивает цепочку.

— А как же ты? — кричит Диана.

Я поднимаюсь и сажусь одна в следующую кабинку. Служитель собирается застегнуть цепочку и у меня, но тут я вижу в очереди Ренато Ланзару и решаюсь помахать ему.

— Подождите секундочку, — прошу я служителя.

Ренато подходит, садится рядом со мной, и я чувствую, что краснею.

— Не могу парить над Розето одна, — объясняю я.

Служитель закрепляет цепочку у нашей кабинки и поднимает рычаг. Чертово колесо вздрагивает, и мы едем. Я приглаживаю волосы — Елена заплела мне аккуратную косичку — и замечаю, что поверх моих блузки и юбки все еще надет фартук. Ну почему каждый раз, когда я встречаю Ренато, я одета как-то по-детски?

— Что-то не так? — спрашивает он.

Я смотрю на него. Он очень хорошо выглядит: загорелый, в чистой белой рубашке и бежевых льняных брюках.

— Каждый раз, когда мы с тобой встречаемся, я выгляжу по-идиотски.

— Ты о чем?

— Да вот, о фартуке. Детский сад какой-то.

— А мне нравится. Что значит буква П?

— Паджано. Это фамилия мужа моей сестры. Он продает сладости. Мы стоим возле сандвичей с колбасой и перцем.

Как только я это сказала, то тут же поняла, что от меня, должно быть, пахнет колбасой. Ужас!

— Обожаю сандвичи с колбасой и перцем.

— Да, мне они тоже нравятся.

Мы поднимаемся все выше, и мне становится немного страшно. Я хватаюсь за поручень.

— Боишься? — спрашивает Ренато.

— Ну, я не умею летать, поэтому, если что...

Ренато обнимает меня за плечи. У меня внутри все холодеет. И я знаю, что это не от страха, а от счастья: мы очень близко друг к другу. Мне кажется, что еще никогда в жизни я не была настолько счастлива. И вдруг карусель остановилась. Мы оказались на самом верху.

— Как твой отец? — спрашивает Ренато.

— Нам повезло: он ходит уже гораздо лучше.

Мысль о папе заставила меня переложить руку Ренато с моего плеча на его колено.

— Фермерская жизнь — тяжелая штука. Не думаю, что я бы мог так жить.

В голосе Ренато мне послышалась какая-то снисходительность. Вообще-то я его понимаю. Если бы можно было выбирать, я бы ни за что не согласилась родиться в семье фермера. Но папа любит животных, и землю, и маму, и тишину. Как объяснить это образованному человеку? Я не стала даже пытаться, только ядовито заметила:

— Ну, тебе и не придется.

Ренато почувствовал мою злость:

— Я не хотел тебя обидеть.

— Но обидел. Я бы тоже предпочла жить в городе. Но я все равно ничего не могу изменить: я девушка с фермы, и с этим ничего не поделаешь.

— Не надо стыдиться своего происхождения.

— Я и не стыжусь.

Я всегда говорю Ренато то, что думаю, потому что, хотя и стесняюсь его — он такой взрослый, опытный, — уверена, что мне нечего терять.

— Можно спросить тебя? — Я поворачиваюсь к нему.

Снизу кричит служитель:

— Сохраняйте спокойствие! Я сейчас все починю!

Я воспринимаю это как знак свыше. Мне суждено провести несколько лишних минут с Ренато.

— Почему ты все время исчезаешь?

— Ты о чем? — невинно спрашивает он.

— Мы встречаемся, а потом ты пропадаешь на несколько месяцев. Я что-то делаю не так? Чем-то тебя обижаю?

— Нет, что ты, — поспешно отвечает он.

— Тогда в чем дело?

— Ты для меня слишком маленькая, Нелла.

— Мне уже пятнадцать.

— А мне двадцать два. В моем возрасте нехорошо ухаживать за такими, как ты.

— У тебя есть девушка?

— Есть кое-какие.

— То есть не одна?

— Я же молодой парень, — говорит он, пожимая плечами.

— Не такой уж молодой. Мой папа женился в двадцать.

Он смеется:

— Ты очень честная и смелая.

— Ты ведь тоже со мной честен, и мне это нравится. Ты прав, я, наверное, слишком маленькая для тебя. И очень жаль.

Ренато берет меня за руку:

— Ну, ты скоро вырастешь.

Он смотрит на меня так, что я краснею.

— Знаешь, Нелла, ты особенная. У тебя есть и ум и красота — редкое сочетание.

— Почему ты считаешь меня красивой?

— Давай посмотрим. — Ренато берет мое лицо в ладони и пристально разглядывает. — У тебя ровный носик. Неплохой. А глаза вообще замечательные. Они меняют цвет. Сейчас они темно-карие, но на солнце становятся зеленоватыми. Почти изумрудными.

Я уже хочу, чтобы карусель скорее починили и это мучение закончилось. Я не хочу влюбляться в Ренато еще сильнее. Он никогда не будет моим. Он сказал мне, что я красивая — мне этого никто никогда не говорил. Вот и достаточно.

Я смотрю ему в глаза. Он обнимает меня, наклоняется и целует в нос. Я пытаюсь что-то сказать и не могу. Если бы я была приличной девушкой, я бы велела ему прекратить. Я всегда думала, что я приличная девушка. Но, видимо, нельзя об этом судить, пока не узнаешь вкус настоящего поцелуя. Он улыбается и целует меня в щеку. Потом покрывает поцелуями мои губы. Я хочу оттолкнуть его и не могу. Поцелуи слишком сладкие — слаще, чем я думала.

— Все в порядке. Поехали! — кричит снизу служитель.

Мой первый поцелуй закончился слишком быстро. Мы начинаем медленно опускаться. Если бы только я могла навсегда остаться в воздухе, высоко над землей, где мое сердце бьется так громко, что, должно быть, весь Розето слышит его стук.

Мы идем в толпе молящихся по Гарибальди-авеню. Торжественная воскресная процессия началась. Во главе вышагивает Мигелина де Франко в белом платье и плаще. Она возложила на голову статуи Святой Марии тиару с драгоценными камнями — каждая женщина города дала по камню для этой тиары.

Статую несут шесть мужчин в черных костюмах и с лентами через плечо. За ними, как почетный караул, следуют «Рыцари Колумба» в киверах с белыми плюмажами и саблями. Потом с корзинами ярко-красных роз идут сестры Мигелины и девочки-старшеклассницы. Отец Импечато шагает рядом со статуей, то и дело поворачиваясь к толпе молящихся. Многим нужно заступничество Святой Девы. Я молюсь о папе, чтобы он выздоровел.

Когда мы проходим мимо парикмахерской Ланзары, я отворачиваюсь.