Королева в придачу - Страница 17

Они еще не окончили трапезу, когда явился паж с сообщением, что его величество заночует в Тауэре, но желал бы, чтобы к нему прибыл Чарльз Брэндон.

Лицо королевы стало грустным. Чарльзу даже стало жаль ее.

– Я обязательно сообщу его величеству, как вас расстроило его отсутствие. А нашу пьесу мы покажем Генриху в другой раз.

У пристани Гринвича покачивались лодки с факелами на носу. Брэндон кликнул лодочника, которому платил за информацию о том, кто и когда покидал Гринвич. Едва они отчалили, осведомитель сообщил:

– Его преосвященство Томас Вулси тоже вызван. Отплыл, и часа еще не прошло. Если ваша милость прикажет, я налягу на весла и попробую его догнать.

– Не стоит, Хью. Меня даже устраивает, чтобы Вулси первым прибыл к королю.

Было темно, и река казалась черной. Спасаясь от сырости, Брэндон плотнее закутался в плащ. Он догадывался, что за причина заставила Генриха остаться в Тауэре и даже вызвать Вулси и его. Дело в переговорах с Францией, которые Генрих вел через Лонгвиля. Ибо разочаровавшись в своих прежних союзниках, Австрии и Испании, Генрих решился на союз с Людовиком XII. Окруженный со всех сторон враждебными державами, Людовик Французский должен был принять его на любых условиях. А залогом этого союза мог бы стать брак младшей сестры Генриха Мэри с Франциском Ангулемским, племянником Людовика, который в случае смерти престарелого французского короля, как основной мужской отпрыск боковой ветви Валуа, должен был взойти на трон. Для английского дома Тюдоров это был бы важный и престижный союз. Что же касается помолвки Мэри с Карлом Кастильским, то Брэндон знал, что его король уже решил – этому браку не бывать. Но сейчас его волновало другое. В полночь он должен встретиться с Себастьяно Джустиниани, и, что бы ни случилось, ему следовало под любым предлогом до назначенного часа вернуться в Гринвич, успеть на встречу и получить свои деньги. А когда они подплывали к Лондону, колокола отбили девять раз.

Сигнал для тушения городских огней будет дан через час. Пока же город сверкал огнями и шумел, на реке было еще полно снующих лодок, и лодочнику Хью пришлось изрядно потрудиться, чтобы благополучно доставить своего пассажира к темной громаде Тауэра.

Сидя на корме лодки, Брэндон с невольным трепетом вглядывался в эти освещенные огнями тяжелые стены. Неизвестно отчего, но ему всегда становилось не по себе при виде этой крепости. Древняя резиденция английских королей, построенная на еще римском фундаменте в царствование Вильгельма Завоевателя, она возвышалась несокрушимо, свидетельствуя о величии английской монархии. Пять веков она была лондонским пристанищем королей – сначала Норманской династии, потом Плантагенетов, Ланкастеров, Йорков и вот теперь Тюдоров. Но с каждой династией Тауэр постепенно утрачивал свое значение королевской резиденции, а при последних Йорках вообще приобрел мрачную славу, постепенно превратившись в государственную тюрьму. Здесь держали в заточении государственных преступников, здесь же им отрубали головы на площадке перед Тауэр-Грин. И хотя сейчас Генрих и поселил тут Лонгвиля со всевозможной роскошью, устраивал в его честь в главном здании древней Белой Башни балы и маскарады, на стенах Тауэра все равно стояла стража, в подземельях крепости томились узники, а окрестные жители божились, что даже толстые пятифунтовые стены не в силах заглушить нечеловеческие вопли, порой доносившиеся из пыточных камер.

Речной прилив поднял лодку, и Хью подвел ее прямо к лестнице у Трейторс-Гейт, то есть Ворот Изменников (ну и название!). Под мощной каменной аркой тускло светил фонарь. И все же Брэндон поскользнулся на скользких от ила ступенях. Чертыхнувшись, он бросил лодочнику монету, велев не брать пассажиров и дожидаться его. Охранники провели его к Белому Тауэру, узкая лестница со стертыми за века ступенями вела в верхние этажи. Стражник светил Брэндону факелом, открывая одну дверь за другой. Наконец он оказался в обставленной с элегантной роскошью комнате, где в креслах у горевшего в камине огня сидели король и его канцлер Вулси, Лонгвиль стоял, опираясь о мраморную полку камина. Когда вошел Брэндон, он повернулся. У француза было бледное утонченное лицо, волосы такие светлые, что казались седыми, светлыми были и глаза. Лонгвиль был больше похож на жителя Скандинавии или Нидерландов, чем на француза.

При появлении Брэндона Лонгвиль едва заметно кивнул ему в ответ на поклон.

– Ваше величество, Генрих, не заставляйте меня в третий раз пересказывать содержание депеши.

Генрих, нарушая запреты поста, который соблюдал под строгим оком королевы, с аппетитом уплетал жареного каплуна. Он улыбнулся вошедшему, не переставая жевать. Губы и пальцы короля блестели от жира, и он лишь кивнул Вулси, предлагая посвятить Брэндона в содержание послания.

– Все вышло не так, как мы думали, Чарльз, – начал канцлер-епископ, машинально крутя перстни на холеных пальцах. – Однако все не так и плохо. Мы-то, конечно, рассчитывали увлечь Людовика идеей союза между его наследником Франциском и нашей Мэри. Но герцог Лонгвиль получил извещение о том, что прекрасный Франциск неделю назад обвенчался со старшей дочерью короля Клодией Французской.

Вулси сделал паузу. Брэндон выжидал. «Что же тогда «не так и плохо»?» – соображал он, стараясь не выказать любопытства.

Лонгвиль все же решил снизойти до объяснений.

– Для нашего короля Людовика – поскольку у него лишь две дочери и нет потомка мужского пола – это единственная возможность оставить на троне Франции свою кровь и плоть. Ведь принято считать, что именно Франциск наследует после него корону. Поэтому помолвка между Франциском и Клодией была заключена несколько лет назад. Однако жена Людовика, королева Анна, знавшая, какой Франциск распутник, всячески противилась этому браку, считая, что ее некрасивая хромая дочь будет несчастна в браке с таким повесой, как Франциск. Но в начале этого года Анна умерла, и Людовик, тоже недолюбливая Франциска, из политических соображений все же дал согласие на брак дочери и наследника престола.

На этом Лонгвиль счел информацию исчерпанной и отвернулся к огню, вороша кочергой поленья в камине.

– Они тебя просто дразнят, Чарльз, – сказал наконец Генрих. Он выглядел довольным, с аппетитом пережевывая мясо, глаза его лукаво блестели. Заметив, что король отодвинул тарелку, Лонгвиль отставил кочергу, поднес королю таз с ароматной водой для омовения пальцев, подал салфетку.

– Дело в том, – продолжил Вулси, – что французского короля очень заинтересовал брачный союз с английскими Тюдорами. Он дает ему гарантию, что Англия будет на его стороне. И еще его очень заинтересовала сама Мария Тюдор, так как герцог де Лонгвиль всячески превозносил красоту, ум и добродетель нашей Мэри.

«Которую он ни разу не видел», – заметил про себя Брэндон. Он начал догадываться, к чему клонится разговор.

– Как отметил герцог Лонгвиль, – продолжал Вулси, – Людовик недолюбливает герцога Франциска. Перспектива того, что этот хлыщ наследует после него корону, не устраивает французского монарха. Более того, он надеется, что, если здоровая молодая женщина станет его женой, у него у самого появится шанс произвести от нее наследника мужского пола, прямого потомка Валуа, который после смерти короля займет трон. Поэтому Людовик и предлагает нам обсудить эту проблему, заверив со своей стороны, что готов принять любые условия.

– Мэри пора вернуть ко двору! – хлопнул ладонью по подлокотнику кресла Генрих.

У Брэндона сжалось сердце. Он видел, как доволен король перспективой брачного союза сестры с французским королем. И все же, сделав над собой усилие, осмелился заметить:

– Ваше величество, не забывайте, что принцессе Мэри буквально только на днях исполнилось семнадцать. Она совсем молоденькая. Королю же Франции, его величеству Людовику XII, если не ошибаюсь, под шестьдесят.

Генрих глянул на него исподлобья.

– Ему пятьдесят шесть.

Тон, каким это было сказано, не допускал возражений, и Брэндон не стал продолжать. Он понял, что Мэри уже продана с политического аукциона.