Король снов - Страница 13

— Надеюсь, что вы правы, Септах Мелайн.

— Я уверен в своей правоте, дорогая госпожа. И вы тоже это знаете.

— Возможно.

— Престимион никогда не воспринимал необходимость стать понтифексом как трагедию. Это просто часть его обязанностей — тех обязанностей, которые возложил на него лорд Конфалюм в тот день, когда выбрал его своим преемником на троне короналя. И вам отлично известно, что он никогда не уклонялся от своих обязанностей.

— Да, конечно. Но все же… все же…

— Я понимаю, госпожа.

— Замок… мы были здесь так счастливы…

— Ни один корональ не испытывает радости, покидая его. Как и супруга короналя. Но на протяжении многих тысячелетий каждый корональ неизменно становился понтифексом, спускался в Лабиринт и пребывал там, под землей, до скончания своих дней, и…

Септах Мелайн внезапно умолк. Вараиль с изумлением увидела, что его проницательные бледно-голубые глаза подернулись туманной дымкой.

Когда предначертание прикажет Престимиону покинуть Замок, ему тоже предстоит уехать отсюда. Он, как и другие близкие Престимиону люди, последует за ним в Лабиринт. Даже Септах Мелайн испытывал боль при мысли о столь серьезной перемене в своей жизни, и на мгновение, всего лишь на краткий миг, этот старый воин не смог скрыть свои чувства.

Однако минута слабости миновала, и на губах Септаха Мелайна вновь заиграла неотразимая улыбка. Он легко провел кончиками пальцев по золотым локонам прически и заговорил на другую тему:

— А теперь я вынужден просить у вас прощения, леди Вараиль. Настало время урока фехтования, и ученики уже, должно быть, собрались и ожидают меня.

Он шагнул к двери.

— Подождите, — остановила его Вараиль. — Всего несколько слов. Вы заговорили об уроке фехтования, и я сразу кое-что вспомнила.

— Да, госпожа?

— Не могли вы взять в свой класс еще одного ученика? У меня есть для вас кандидатура: Келтрин из Сипермита, новый человек в Замке.

Септах Мелайн удивленно поджал губы.

— Но, госпожа, насколько мне известно, Келтрин не мужское имя.

— Вы правы. Я говорю о леди Келтрин, младшей сестре Фулкари, подруги Деккерета, по просьбе которой я вчера приняла эту девушку. Келтрин, как считают в семье, обладает весьма впечатляющими способностями к обращению с оружием и хочет овладеть вершинами этого мастерства, которые в состоянии преподать ей только вы.

— Женщина? — воскликнул Септах Мелайн. — Девушка?

— Дорогой Септах Мелайн, я же не прошу вас взять ее себе в любовницы. Просто позвольте ей посещать ваши занятия.

— Но с какой стати женщина вдруг решила заниматься фехтованием?

— Понятия не имею. Возможно, она считает, что это может пригодиться ей в жизни. Думаю, что вы получите возможность лично спросить ее об этом.

— А если кто-нибудь из моих мальчишек случайно ранит ее? В моей группе нет новичков. Конечно, мы пользуемся затупленным оружием, но и оно представляет весьма серьезную опасность.

— Надеюсь, все ограничится лишь синяками. Ей придется смириться с этим. Но, дорогой Септах Мелайн, я не поверю, что вы согласитесь передать девочку в чьи-нибудь еще руки. Кто знает, вдруг вы сможете узнать от нее что-нибудь, касающееся нашего пола, чего не ведали до сих пор? Примите ее, Септах Мелайн. Я прошу вас.

— В таком случае разве я могу отказаться. Пришлите эту леди Келтрин ко мне, и я сделаю из нее лучшего мастера клинка, которого когда-либо видел этот мир. Ручаюсь вам, госпожа. А теперь… Если вы позволите мне удалиться…

Вараиль кивнула. Он широко улыбнулся ей с высоты своего роста, повернулся и пружинистой походкой зашагал к выходу, напоминая того длинноногого юношу, каким был много-много лет назад. Вараиль осталась одна в опустевшем тронном зале.

Она поднялась и какое-то время стояла неподвижно, стараясь изгнать из головы все мысли.

Наконец она медленно вышла из зала и свернула налево, в лабиринт коридоров, которые вели к невероятно древней пятиглавой постройке, известной под названием Сторожевой башни лорда Ариока, с которой открывался лучший вид на внутренний Замок — на двор лорда Пинитора, на отражающий бассейн лорда Симинэйва, на расположенную за ним ротонду лорда Гаспара, на кружевные, воздушно легкие балконы лорда Вильдивара, выстроенные в то же непредставимо давнее время, и на множество других достопримечательностей.

О, насколько все это было очаровательно! Каким чудесным образом все эти странные постройки, возводившиеся здесь на протяжении семи тысяч лет, смогли слиться воедино в этот огромный, ни с чем не сравнимый шедевр архитектуры?

«Прекрасно, — подумала Вараиль. — Престимион все еще корональ, и я по-прежнему живу здесь, в Замке, по крайней мере в настоящее время»

В конце концов придет час, когда непререкаемый долг заставит их переселиться в Лабиринт: таков закон, и он не нарушался ни разу со времен основания мира. Каждый корональ вынужден был пройти через это — и жена каждого короналя.

«Да сохранит Божество понтифекса Конфалюма!» — мысленно взмолилась Вараиль.

Конечно, время идет своим чередом, и дни понтифекса близятся к концу. Но все же, да будет нам позволено еще, хотя бы ненадолго, остаться здесь, в Замке. Еще немного. Несколько месяцев. Год. Может быть, два. Сколько получится.

Они уже вышли в Долину плетей. Впереди, красной стеной окаймляя северный горизонт, узкой линией лежала ровная песчаниковая гряда, на которой Пятеро правителей воздвигли пять своих дворцов, а прямо внизу несла к востоку свои воды могучая река Зимр.

— Посмотрите, господин, — Джакомин Халефис указал рукой на красные холмы. — Похоже, мы почти дома.

«Почти дома… » — подумал Мандралиска, криво усмехаясь. Для него в этой фразе не было ничего, кроме мрачной иронии.

В той или иной степени он ощущал себя дома где угодно, а может быть, везде или нигде в мире. Все места казались ему практически одинаковыми, и к любому из них он относился с полным безразличием. Некоторое время он считал своим домом непроходимые джунгли, затем камеру в темнице Замка лорда Престимиона, а до того — прекрасные покои в богатой, расположившейся на обоих берегах Зимра Ни-мойе. За годы, минувшие после окаянного детства, проведенного в жалком селении среди снежных пиков Гонгарских гор, — детства, о котором он предпочитал не вспоминать, — ему довелось сменить множество мест обитания. В течение последних пяти лет он называл «домом» этот бесплодный и малоизвестный район в сердце Зимроэля и потому, глядя на обожженные солнцем красные скалы, замыкавшие распростершуюся перед ним неприветливую песчаную равнину, вполне мог бы согласиться с Халефисом: да, он приближался к дому, — если бы это понятие имело для него хоть какую-то ценность.

— А вот и дворцы правителей, не правда ли, ваша светлость? — продолжал болтать Джакомин Халефис, указывая пальцем в сторону высокого горного хребта. Адъютант ехал вплотную к графу верхом на перекормленном бледно-лиловом скакуне, которому приходилось изрядно напрягаться, чтобы не отставать от поджарого и гораздо более прыткого животного Мандралиски.

Граф поднес руку козырьком ко лбу и посмотрел вверх.

— Да, три из них. Я вижу дома Гавиниуса, Гавахауда и Гавдата. — В резком полуденном свете купола, крытые гладкой серой черепицей, отливали красноватым мерцающим блеском. — Но, по-моему, оставшиеся два пока еще разглядеть нельзя. Или ты хочешь сказать, что разглядел и их тоже?

— Честно говоря, господин, не думаю, чтобы мне это удалось.

— Как и мне, — отозвался Мандралиска.

Когда Пятеро правителей начали свой странный и пока что остававшийся тайным мятеж против власти центрального правительства, они решили не устраивать свой штаб в старой столице их дяди Ни-мойе. Это было бы чрезвычайно неблагоразумно с их стороны. Они, все пятеро, были по своей природе крайне неблагоразумными людьми, но все же иногда прислушивались к веским доводам. И в ответ на предложение Мандралиски они согласились полностью переселиться сюда, в малонаселенную и плохо исследованную провинцию Горневон, выбрав место на южном берегу Зимра на полпути между Ни-мойей и Верфом.