Корнилов. Книга вторая: Диктатор (СИ) - Страница 2

— Я обещал вам жизнь, а не свободу, товарищ Керенский, и благодарите Бога, что я привык держать слово, — холодно произнёс генерал. — Ещё немного, и я мог бы передумать. Выведите его. Свяжите и погрузите в один из грузовиков.

Керенский даже не пытался дёргаться или ещё как-то сопротивляться, он повис на руках своих конвоиров, словно марионетка с обрезанными нитями. Генерал проводил его печальным взглядом и снова подошёл к телефону.

— Говорит Корнилов. Свяжите меня с товарищем Кировым, — глухо произнёс он в трубку.

Весть разлетелась почти мгновенно, и, что больше всего радовало Корнилова, никто даже и не помыслил о том, что Керенский написал свой приказ под дулом пистолета. Все считали этот шаг закономерным развитием событий, и, в основной массе, приветствовали назначение генерала, даже понимая, что под формулировкой «передача всей полноты гражданской власти» кроется настоящая диктатура. После полугода безвластия народ готов был пойти хоть за чёртом, если он обещал им хоть что-нибудь выполнимое. Да и невыполнимое тоже.

Товарищ Киров вывел народ на улицы, как только получил известие о том, что всё прошло успешно. Он бы вывел новоиспечённых членов народно-республиканской партии и в том случае, если бы выступление провалилось, уже не с цветами и транспарантами, а с булыжниками и пистолетами, но всё прошло удачно, и вооружённая борьба не потребовалась.

К демонстрантам присоединялись прохожие, зеваки, направляемые по нужным маршрутам казаками и неприметными людьми в штатском. Про внезапный «карантин» мигом все позабыли. Громко звучали лозунги и песни, толпа двигалась по Невскому проспекту в сторону Литейного, подальше от Зимнего и других правительственных зданий.

Корнилов некоторое время понаблюдал за демонстрантами из окна. Подобные сборища он не любил, толпа очень легко может стать неуправляемой, даже если её аккуратно ведут агитаторы и прочие так называемые специалисты. Но сейчас время такое, что любое потрясение немедленно выливается на улицы, словно помои из переполненного ведра. Ладно хоть Петросовет не может никак повлиять на происходящее на улицах.

Петросовет вообще больше ни на что не сможет повлиять. К этой говорильне у генерала имелись свои счёты, и простить им незабвенный «Приказ №1 по гарнизону Петроградского округа», разрушивший армию, Корнилов не мог. Ни в одной из своих ипостасей.

По первоначальному плану Петросовет должен был быть арестован в полном составе, но, судя по всему, матросы из его охраны отказались подчиниться и сложить оружие, началась стрельба, и раз уж началось кровопролитие, то идти надо до конца. Смерть этих депутатов, во многом не имеющих никакого отношения ни к рабочим, ни к солдатам, заметно облегчала Корнилову жизнь и открывала поле для манёвра. Пусть лучше все эти студенты, разночинцы, бывшие каторжники и профессиональные революционеры снова забиваются в подполье. Благодаря им Манштейн без работы не останется ещё очень долгое время.

Генерал прошёлся по опустевшему кабинету, разглядывая обстановку, в которой обитал Керенский, которого джигиты потащили вниз, к машине. Жил министр-председатель роскошно, ничуть не стесняясь пользоваться всеми удобствами и великолепием Зимнего дворца. В ящике стола нашлись фунт кокаина и заряженный револьвер, и по спине генерала пробежал неприятный холодок. Будь Керенский хоть немного расторопнее и смелее…

Мрачные мысли заставляли Корнилова злиться на самого себя и на всё вокруг. Чтобы отвлечься, он принялся в очередной раз мысленно перечислять все необходимые действия и отмечать их выполнение. Вокзалы захвачены. Телефон и телеграф контролируются ударниками. Петросовет взят штурмом. Зимний взят без единого выстрела, Керенский арестован. Поддерживающая демонстрация на улицах. Приказ Керенского опубликован. Наверняка он что-то забыл, но в данный момент операцию по захвату власти можно считать успешно законченной.

Остальные министры, конечно, могли попытаться поднять гарнизон, вывести на улицы толпы горожан, но пока всё было тихо. Смелости ни у кого не хватало, чтобы действовать прямо здесь и сейчас, всё будет потом, когда ситуация немного устаканится и новая служба безопасности ослабит хватку и потеряет бдительность.

Через полчаса после того, как приказ Керенского разлетелся по всем инстанциям, начали приходить первые поздравительные телеграммы от командующих фронтами, заверяющие Корнилова в своей полной поддержке. Генералу было любопытно, что сказали бы эти люди, если бы его выступление провалилось, и особой веры этим телеграммам не было, хотя Верховный постарался подобрать на должности комфронтов исключительно лояльных генералов.

Первым же приказом Верховный претворил в жизнь все те меры, за которые долго бодался с Временным правительством. Возвращение смертной казни, милитаризация промышленности и железных дорог и всё остальное по списку. Дисциплину, хоть ситуация и была уже не столь плачевной, как в июле, требовалось восстановить. Рига всё ещё оставалась под угрозой, как и Бессарабия, да и вообще, немец остановил наступление лишь для того, чтобы перегруппироваться и ударить снова.

— Бояр! Кырэнски в грузовик бросили, куда его? — раздался с порога голос Джамала.

Генералу очень хотелось сказать, мол, вывезите его за город и бросьте в Финский залив, но он пообещал Керенскому жизнь. Петропавловская крепость или Кресты для содержания экс-министра подходили слабо, к тому же, до сих пор существовал риск, что их руководство не подчинится приказам новой власти, а Керенский будет рассказывать всем, что его принудили оставить свой пост. Он наверняка уже планирует месть.

— Пусть пока лежит. Потом увезём на квартиру к Завойко, — решил Верховный.

— Есть! — откликнулся джигит, тут же скрываясь за дверью.

А уже оттуда товарищ Керенский отправится отдыхать на курорты Соловецкого архипелага. Оставлять его на свободе не просто опасно, а смертельно опасно.

Корнилов решил не оставаться в Зимнем дворце дольше необходимого. Слишком уж гнетущее впечатление производили его пустые коридоры и затёртый грязный паркет. Органы управления государством лучше перенести в какое-нибудь другое место. Хотя бы в тот же Смольный. Как минимум, здание бывшего института благородных девиц огорожено высоким забором, в отличие от того же Зимнего.

Он вышел на крыльцо у Дворцовой площади, возле которого полукругом стояли грузовики и автомобили текинцев. Покидать Петроград пока нельзя, его ещё некоторое время будет трясти лихорадка, обычная после смены власти, и отсутствие генерала в городе только навредит. Чревато если не полноценным восстанием, то его попыткой уж точно. Огромный, раздутый донельзя гарнизон очень легко может полыхнуть, если поднести спичку с правильной стороны, а умельцев зажечь толпу всё ещё хватало. Врангель, конечно, постепенно переформировывал и выводил запасные полки из города, но это происходило чересчур медленно, и пусть в городе сидело уже не двести тысяч, а всего сто, это всё равно была внушительная мощь, в любой момент способная обратиться против Верховного.

— К Знаменской площади, — приказал Корнилов, усаживаясь в один из автомобилей.

Он знал это место как площадь Восстания, но здесь её не успели ни переименовать, ни разрушить Знаменскую церковь, на месте которой в будущем находился вестибюль станции метро. Именно туда пошла демонстрация во главе с Кировым, и генерал пожелал выступить перед народом. Здесь это ценили, и электорат воспринимал пламенные речи гораздо лучше, чем любые другие материалы для агитации.

Корнилов никогда не был пламенным оратором, предпочитая действовать, а не болтать, но в этот раз ситуация требовала.

Кортеж отправился по Невскому проспекту, только один автомобиль с Керенским внутри направился к Петроградской стороне. Остальные автомобили и грузовики медленно отправились к площади, рассекая толпу, шагающую прямо по проезжей части и скандирующую громкие лозунги.

Патриотически настроенная часть общественности, казалось, вся вышла на улицы. Транспаранты и плакаты качались над человеческим морем, словно алые паруса. Но вместо лозунгов про «всю власть Советам» и «долой всё» на плакатах красовались лозунги типа «Даёшь сильную власть» или «Недра России — народу России» или «За освобождение Курляндии». Киров подошёл к вопросу изобретательно и лозунги подготовил разнообразные, но никак не связанные с именем Корнилова. В этом вопросе товарищ Киров показал себя исключительно хорошо.