Корни огня (Полигон миров - 2) - Страница 12

– Так что же, я должен обольстить ее?

– Ах нет, как можно?! – В голосе Лиса послышалась жеманная нотка. – Давайте останемся друзьями! Карел, я не прошу тебя укладывать ее в постель. Но Пипин – враг, до времени затаившийся и тем вдвойне опасный. Нам следует иметь в тылу врага глаза, уши, а заодно и все остальные части тела, чтоб при случае за нами не заржавело.

Уж извини, кофеен в Париже еще не понастроили, но конная прогулка ни тебе, ни ей не повредит. А я, увы мне, займусь склоками на высшем уровне!

Слуги распахнули двери тронного зала. Кардинал Гвидо Бассотури появился в облачении столь ярком и праздничном, что толпа зевак не только с острова Ситэ, но и с обоих берегов Сены незамедлительно сбежалась поглазеть на торжественный проезд папского легата от временной резиденции ко дворцу кесаря. Парижане, не таясь, переговаривались, обсуждая алый наряд кардинала, усыпанный каменьями золотой крест на массивной изукрашенной цепи и доставленные из Леванта полупрозрачные шелковые занавеси паланкина.

Слухи о предстоящей войне и, конечно, ночное происшествие в храме Страстей Господних в эту минуту отошли на второй план. Но лишь кортеж проследовал в ворота резиденции кесаря, люд снова вернулся к пересудам о событиях прошлой ночи. Никто толком не знал, что произошло, но поваленная колонна и убежавшая из-под каменной пяты добродетели аллегория греха в утренние часы попались на глаза многим. И потому горожане и приезжие, не скрывая опасений, шептались о дурных предзнаменованиях, о том, что чудище бездны вырвалось наружу и грядущая война может стать роковой для страны франков.

Кардинал Бассотури делал вид, что не слышит этих тревожных разговоров, и, тем более, не комментировал их. Он сидел в открытом паланкине с величественным и гордым видом настоящего патриция, которому нет дела до шума толпы. Вслед за кардиналом на мулах ехали сопровождавшие его священнослужители. За ними – вельможи и воины.

– Ожидается знатная перебранка, – под нос себе прошептал Лис, глядя, как невольники аккуратно ставят паланкин на землю и Гвидо Бассотури, подняв руку в благословляющем жесте, ступает на твердь двора старой римской виллы. Бароны, заполнявшие все отведенное пространство, склонили головы, но их взгляды не предвещали ничего хорошего. Известие о том, что ночной убийца принадлежал к свите легата, не миновало ни одной пары ушей.

«Надо бы как-то в зал пробраться», – подумал Сергей, разглядывая фра Гвидо, неспешно восходящего по мраморным ступеням. Встретивший его, как подобает, у входа, майордом склонился, чтобы принять благословение. Лис протиснулся ко входу в зал, прикидывая, можно ли незаметно проскользнуть мимо стражи и где спрятаться, оказавшись внутри переговорной комнаты.

Охрана у входных дверей стояла плечом к плечу, разомкнувшись лишь для того, чтобы пропустить его преосвященство, но готовая вновь сплотить ряды перед всеми прочими. Да и в тронном зале укрыться особо негде. Зал был пуст, лишь строго посредине, сдвинутый с привычного места, стоял роскошный золотой трон, а чуть ближе к двери располагалось не менее сверкающее, изукрашенное затейливой резьбой курульное кресло для легата.

Лис когда-то слышал от Камдила, что в таких переговорах всякая мелочь имеет значение и подготовка встречи на высшем уровне сама по себе требует немалого искусства.

«Легат здесь представляет святейшего Папу, – стал бы объяснять напарник, – соответственно, ему должен быть оказан наивысший почет. В то же время, это не сам понтифик, а персона рангом пониже, и потому может претендовать лишь на такое кресло. К слову, честь тоже немалая. Первое золоченое курульное кресло было у Цезаря в римском сенате. Трон почитался сиденьем более высокого ранга, и царствующий монарх в разговоре на равных должен был восседать именно на нем. Но, чтобы соблюсти церемониал, идти к трону от входа в зал надо немного дальше, чем к креслу его высокопреосвященства». Идиотские, по мнению Лиса, условности. Однако, что ни говори, именно эти мелочи, по сути, правили миром, и нарушение согласованного ритуала было бы оценено как смертельное оскорбление.

Кардинал Бассотури прошествовал мимо Сергея, совсем рядом прошелестев алой шелковой мантией и распространив вокруг аромат розового масла. Лис ухитрился глянуть через плечо стражника: с противоположной стороны в зал входил Дагоберт, чуть позади ступала его мать.

«Ну все, запустили ребенка с женщиной в вольер к кардиналу. Вот же ж беда! Во всем дворце не нашлось другой кухарки временно поуправлять государством. Сейчас разгневанная Гизелла устроит им раздачу слонов и материализацию духов…»

Стража почтительно закрыла двери.

«Может, минут через десять устроить смену караула? – прикинул Сергей. – В конце концов, я тут кто? Почти что полководец, без малого архистратиг. Придерусь, что на ламиллярах[5] шнурки неглаженые».

Он перехватил взгляд майордома. Тот задумчиво смотрел на закрытую дверь, точно силился проглядеть ее насквозь.

– О, Пип, старый приятель! – стремглав бросился к нему Сергей. – Можно я буду звать тебя Пип? А то Пипин звучит как-то слишком официально.

Вельможа поморщился и отстранился. В другое время он бы велел обезглавить наглеца, но другое время безвозвратно кануло в прошлое. Теперь за хитроумным чужестранцем стояли заполнявшие двор бароны. Да и Гизелла смотрела на него, как на опору трона.

– Мои приветствия, мастер Рейнар, – буркнул он.

– Пип, да шо ты такой квелый? Не выспался, что ли?

– Прошу вас не шуметь! Здесь проходят важные переговоры.

– Ой, да ладно! Все, о чем можно всерьез договориться, можно обговорить и на привале под телегой, и в лесу под деревом, тебе ли не знать? Это все – надувание щек и распушение хвоста. Пип, я что хотел спросить. – Лису послышался зубовный скрежет. – Ты, случайно, не знаешь в Париже хорошего ювелира? Я тут по случаю одну штучку раздобыл. – Сергей выдернул из поясной сумы медальон ночного вора и стал раскачивать его перед глазами майордома, точно гипнотизируя. Тот непроизвольно напрягся. Глаза его метнулись влево, вправо, затем сосредоточились на поблескивающем камне.

«Так я и думал, – прокомментировал Лис, – предмет, несомненно, знакомый».

– Я представлю вам придворного ювелира, – выдавил Пипин. – А сейчас прошу не мешать.

Взгляд Дагоберта был долгим и пристальным. Не прошло и получаса, как мать, чуть не рыдая, заклинала его заключить папского легата под стражу и допросить, требуя выдать сообщников. Она убеждала, что наилучший выход – обнажить меч против Рима, вступить в союз с такими же, как он сам, созданиями драконьего рода – абарами. Ее слова звучали чрезвычайно убедительно, но Дагоберт не придал им особого значения. Да и вообще, мало чьи слова трогали его холодный, очень быстрый разум. Пожалуй, лишь отец, могучий крылатый дракон, говорил с ним на одном языке и понимал с полуслова.

Коротко и сухо приветствовав разодетого кардинала, молодой монарх сел. Вернее, если быть точными, водрузил себя на трон. В эту минуту легат вдруг понял, что придется иметь дело не с мальчишкой, волею судеб заброшенным на отцовский престол, а с настоящим властителем, которого жизни не поучишь и своей воле не подчинишь.

– Его святейшество Папа Стефан II… – начал прелат.

– Прежде всего, я жду объяснений по поводу сегодняшней ночи! – перебил его Дагоберт.

– Ни я, и никто из моих людей не виновны в происшедшем! – возмутился посланец святейшего престола. – Мне нечего объяснять.

– Это не так. Вы передавали моей дорогой матушке вот эту книгу?

Он хлопнул в ладоши. Слуга, ждавший за дверью, внес увесистый фолиант, сверкающий золотом и самоцветными каменьями.

– Я велел своему личному секретарю подобрать достойный подарок, – уклончиво ответил фра Гвидо.

Кесарь смерил его долгим недобрым взглядом.

– Человек, принесший от вас этот дар, ночью убил троих стражников и совершил деяния, заставляющие обвинить его в злокозненном чародействе. Бойтесь данайцев, дары приносящих. Возможно, лишь храбрость моих людей предотвратила злодеяние еще худшее. Вы утверждаете, монсеньор, что вор и душегуб, прокравшийся во дворец, не ваш человек?