Корень жизни: Таежные были - Страница 43

Мысленно представил себе Пантелеймона. Блаженно дремлет он у недоеденной добычи — и вдруг где-то совсем рядом шумно идут кабаны. Ну как тут не попытать счастья! Тигр прислушивается, определяет направление движения табуна и крадется ему наперерез. Успех охоты зависит от ветра, и если на кабанов не набросит запаха их заклятого врага, один или два навсегда останутся здесь. А остальные стремглав бросятся прочь.

Выхожу на оставленный вчера след тигра, включаю шагомер. Девять часов утра. Хмурое солнце осветило вершины сопок. Мглисто. Очень тихо и холодно. Недалеко громко рявкают изюбры — почуяли человека, а не видят.

След тигра шел рекой около полукилометра, затем зверь взобрался на крутой левый берег, густо поросший хвойным лесом, и залег под елью, где снегу почти не было. Прибрежные тальники были все избиты пасшимися здесь изюбрами, их наброды виднелись по всей реке от излучины.

Лежал тигр долго, терпеливо ожидая своего часа. Несколько раз подходил к обрыву, внимательно осматривал речку. Вот лежка прямо в снегу. От нее тигр отошел на пятнадцать — двадцать метров, забежал вверх вдоль реки, выполз к берегу, снова залег. Ждал Пантелеймон терпеливо и основательно.

Я подошел к лежке и посмотрел на речку. Под крутым берегом была небольшая галечная коса, по ней вилась тропа изюбров. Невдалеке виднелась вмятина от прыжка тигра. От этого места несколько изюбров промчались на махах в одну сторону, а Пантелеймон пошел в другую.

После неудачи тигр отдохнул немного, вероятно размышляя о трудности добывания «хлеба насущного», потом встал и быстрым шагом направился на северо-восток, что для меня было неожиданным. Не останавливаясь и никуда не сворачивая, как по стрелке компаса пересек густой хвойно-лиственный лес, ключ Шакилова, поднялся на невысокий увал и вышел к остаткам недоеденного когда-то секача.

Мерзлая и далеко не свежая пища явно не поправилась тигру. Зарыв в снег оставшуюся голову (на всякий случай: голод-то не тетка), тигр перевалил речку Мазуренкина и левым склоном ее долины двинулся вверх. Оказавшись на следах кабаньего табуна, пошел по ним. Свиньи сначала трусили гуськом, потом остановились на пастьбу: место было подходящее — кедрач с дубами. Как ни осторожно скрадывал Пантелеймон чушек, те почуяли неладное и убежали.

Определив направление хода кабанов, тигр забежал вперед, поднялся на косогор, которым двигался табун, и устроил здесь засаду. Лежку я увидал за поваленным кедром, у вывернутых из земли корней. А в пяти метрах виднелась чуть припорошенная снежком утрамбованная площадка. Подсвинок вышел на свою смерть в упор. Прикусив добычу, тигр уволок ее по склону под старые ели и густой подрост молодых елочек, здесь пировал.

В подсвинке было около шестидесяти килограммов мяса, крупному самцу его хватило на два дня, после чего он не менее суток блаженно переваривал пищу в спокойном сне. Итак, кончился пятый день тигриной жизни, если считать за первый тот, когда я начал тропить.

Расположившись в опустелом логове тигра, я вскипятил свой неизменный чай и, пообедав куда хуже своего предшественника по пристанищу, пошел дальше.

Тигр долго валялся на снегу, чистился, терся о деревья, скреб их когтями, приводя себя в порядок и бравую форму.

Забравшись на небольшую скалу, зверь долго лежал на ней. Затем спрыгнул вниз с пятиметровой высоты и двинулся на юго-запад. Ему попадались свежие следы кабанов, но он не обращал на них внимания.

Вскоре мне удалось разобраться еще в двух охотах Пантелеймона. Обе оказались неудачными.

На пологом склоне сопки, покрытом кедрово-дубовым лесом, тигр, прихватив запах кабана, резко свернул влево и, чередуя мелкие шаги с остановками и лежками, стал его скрадывать. Место, где отдыхал кабан, я увидел издали — оно чернело у большого кедра. Идя следом тигра, я все время прикидывал расстояние — пятьдесят, сорок, тридцать метров… За небольшими дубами зверь ненадолго прилег и бросился к своей жертве. Но… что это? Сделав несколько прыжков, он резко затормозил всеми лапами, оголив землю до черноты. В десяти метрах от лежки кабана тигр, потоптавшись, свернул в сторону и ушел как ни в чем не бывало.

Почему? Вижу, следы кабана уходят в другую сторону, но они оставлены «пешим ходом». Почему же атака тигра прекратилась так резко и отчего кабан не побежал?

Подошел к лежке, и сразу стало все ясно: здесь дремал огромный секач. Учуяв тигра, он не только не побежал прочь, но даже шагнул ему навстречу! Поразительное мужество старого вепря!

Пантелеймон сориентировался мгновенно. Будучи сытым и отлично представляя опасность больших острых клыков секача, он, как и накануне, не стал лишний раз испытывать судьбу. Знать, не лишен благоразумия.

В другом месте тигр учуял в дупле старого дуба белогрудого медведя. Снег вокруг дерева был утрамбован, на дубе повсюду виднелись следы зубов и когтей. Даже через корни хотел тигр достать лакомую добычу, но все его попытки были тщетны.

Надолго залег у дуба. А потом все же ушел. Вероятно, на другой день натерпевшийся страху медведь решил сменить «квартиру», ставшую известной врагу.

В одном месте тигр встретил след невесть откуда появившегося волка, тщательно его обнюхал и пошел по нему. Бросил преследование лишь после того, как убедился: серый бежал быстро, догнать его не удастся.

Вечер застал меня в устье ключа Дорохина. На отсчете шагомера 22400. Пора было устраиваться на ночь. Найдя сухой наклонившийся кедр, нарубил смолья и поджег его снизу. Пока дерево подгорало, сварил ужин, натаскал пихтового лапника для постели. А кедр все не падал. Только поздно вечером он глухо рухнул на снег.

Постель — ворох пихтовых веток. Со стороны, противоположной огню, натянул тент. Впереди — долгая и нелегкая ночь. Огонь поджаривает одну сторону твоего тела, другую леденит стужа. Приходится постоянно переворачиваться то на спину, то на живот, с одного бока на другой. К тому же надо следить, чтобы ненароком искра, а то и подкатившийся уголек не подожгли одежду или пихтовую постель. И получается — не спишь, а разные думы думаешь. Этой ночью я больше всего думал о тигре.

Примерно сто лет назад этих «кошек» в Амуро-Уссурийском крае водилось много. Достаточно их было и в начале нашего века. А спустя какую-то четверть столетия численность «амбы» катастрофически упала. В тридцатых годах они жили в основном по Большой Уссурке, в самых глухих урочищах, а всего их насчитывалось около тридцати.

Охоту на тигров правительство запретило, иначе сейчас от них в тайге осталось бы одно воспоминание, да и саму тайгу уже нельзя было бы назвать уссурийской. Как со словами «бенгальские джунгли» неразрывно связано понятие «бенгальский тигр», так и при упоминании уссурийской тайги в воображении непременно встает величественный владыка этих дебрей.

В 1940–1950 годах численность «амбы» постепенно росла, он стал встречаться по всему Приморью и в южных районах Хабаровского края. В шестидесятых годах насчитывалось уже около ста пятидесяти особей, к концу семидесятых — до двухсот, а теперь их в два раза больше.

Быстрое снижение количества тигров совсем недавно наблюдалось и в Индии, а в Юго-Восточной Азии оно продолжается и теперь. В Индии, например, за первые семьдесят лет нашего очень неспокойного века поголовье тигров упало с сорока до двух-трех тысяч, и живут они на площади всего-навсего восьмисот тысяч квадратных километров. Но радует то, что в этой стране решительно взялись за охрану красавца джунглей и успели много сделать.

Полосатый суперкот — зверь древний, как его называют ученые, реликтовый. В наше время, когда процветают в основном мелкие млекопитающие и птицы и вымирают такие гиганты, как носороги, гориллы, страусы и другие, его стараются беречь, всемерно охранять. Но не все это понимают: факты самовольных отстрелов — обыденное явление. Давнее. И потому-то тигр оказался в Красной книге в числе первых, а три его подвида из семи успели безвозвратно исчезнуть. Тигр умен, психика его развита довольно высоко. Он способен оценивать обстановку и по-своему анализировать обстоятельства. К тому же у него остро развита интуиция. Ум и интуиция при совершенных органах чувств, огромной силе и невероятной ловкости делают тигра таинственным, грозным, могучим зверем.