Корейский для начинающих (СИ) - Страница 58

Увидев новые лица, то есть, нас, лысенький мужчина, напоминающий Сергея Трофимова, только с о-о-очень выдающимся носом, по словам Майи бывший лидером группы, сразу же направился к нам поинтересоваться, откуда мы родом. Поздоровавшись на английском, он получил весьма русское «здрасьте», так как о том, что он знает наш язык, нам уже поведали. Удивленно оглядев наш стол, он с удовольствием присоединился к очередному тосту и спросил, что мы забыли в далёкой Южной Корее. Всё в общении складывалось просто отлично до той поры, пока он не стал нагло строить глазки Чон Мин и даже спросил её номер. Старый педофил — было самым мягким ругательством, что он услышал в спину, когда покинул наш столик. Мы, сговорившись с девчонками, отправили Гюнай и Ксюшу в магазин за тортиком и свечками.

Когда они вернулись, к нам тут же побежал заметивший торт официант и поинтересовался о цели торжества, а узнав, принёс в качестве презента бутылку шампанского. Мы так же договорились с музыкантами, чтобы они в начале выступления поздравили нашу дорогую и горячо любимую сонсеним.

Только мы установили торт, как группа как раз вернулась на сцену и, спев одну песню, приступила к поздравлению, спев «Happy birthday» на английском и продолжив на корейском. Наша именинница не отличалась особой застенчивостью и, задув свечи, забойно улюлюкала и показывала на себя пальцами, счастливо улыбаясь и купаясь в лучах славы, также побывав в «групповых» объятиях.

Мы с Дашкой сидели, разинув рты, не веря собственным ушам, и синхронно повскакивали с мест, когда артисты на сцене начали петь песню Гриши Лепса «Рюмка водки на столе». Пускай мы и заказывали песню, но как-то вмиг одурели от понимания, что слышим её буквально на другом конце света, где было очень трудно отыскать следы русских. Мы орали на весь ресторан, всей группой выстроившись в шеренгу на импровизированном танцполе, мигали зажигалками и после конца песни долго кричали «браво» и хлопали, точно перед нами и впрямь был сам Лепс. Болгары быстро смекнули, что в наших лицах нашли благодарную публику и следующие полчаса пели только русские песни. Замшелая «Арлекино» Пугачёвой, которую пела очень милая рыжеволосая болгарка, и та пошла на ура. Мы уже были более чем навеселе, поэтому попадавшие в радиус действия наших чар корейцы с соседних столов быстренько влились в веселье. Чуть поодаль кто-то снял со стены картину и стал с ней танцевать, пока не подбежал взбешенный официант и не дисциплинировал пьяных корейцев. Какой-то дедочек встал в центре нашей компании и стал отплясывать, буйно размахивая руками и ногами. Парочка, которой мы ненамеренно закрывали обзор сцены, даже не думала ругаться, а в один прекрасный момент мужчина с того стола подошел ко мне и попросил, чтобы я утащила на танцпол его супругу, как-то подозрительно касаясь моей талии. Впрочем, подвоха я не распознала, так как была слишком увлечена песней «Одиночество сволочь». Впоследствии он признался, что вовсе не является мужем этой женщины, посему я вежливо и с улыбкой отстранилась от него, чтобы пойти осушить сразу полбокала пива. Мы ещё долго плясали и веселились, так как Ан сонсеним договорилась с охранником не закрывать на ночь двери общежития, посему у нас впереди была ещё уйма времени.

«Седая ночь» Юры Шатунова стала апогеем программы музыкальной группы, под которую беситься с нами начала даже тёть Марина, бывшая старой гвардией и наверняка выросшая на подобных песнях. Пьяные и счастливые мы обнимались и плакали прямо посреди танцпола, в круговорот рук попала и Майя, которой мы были благодарны за выбор ресторана.

«И, утратив скромность, одуревши в доску,

Как жену чужую, обнимал березку…».

В голове почему-то звучали именно эти строки из стихотворения Сергея Есенина «Клён ты мой опавший».

Мы с Дашкой пошли в туалет, чтобы привести себя в порядок, ведь наверняка косметика потекла. Я, конечно, не разревелась, как остальные, но глаза все равно были на мокром месте, посему не удивительно, что и моему сегодня довольно яркому макияжу досталось.

— Даш, что-то я не видела у тебя этой подвески, — сказала я, глядя на её грудь, на которой на кожаном длинном шнурке висел симпатичный медальончик в виде металлической пластинки в форме домика, где располагалась аппликация милой кошечки и деревца; снизу домика были приклеены нежные тканевые кружавчики.

Она тут же зарделась, прикусила губу и мило шаркнула ножкой.

— Угадай, — счастливо сказала она, прижимая медальон к груди как нечто очень ценное и дорогое.

— Иль Хэ? — вылупила я на неё глаза. — Неужели он?

Она стесненно кивнула, не в силах сдержать улыбки.

— Представляешь, как только мы в ресторан зашли, он подозвал меня к себе и со словами, что у него было мало времени для выбора, подарил это.

Вещица и впрямь была очень миленькой, у Иль Хэ оказался весьма неплохой вкус и доброе сердце. Мы всё ещё понятия не имели о природе его отношения к Даше, но никому из нас он ничего не подарил, хотя мы тоже вполне неплохо общались. Подвеска вполне могла подтверждать симпатию.

— Смотрю, ты сейчас взорвешься от радости, — не удержалась я от комментария, так как подругу распирало от гордости, и она тут же оказалась в моих объятиях. — Дашенька, ты для него, кажется, стала особенным человечком…

— Но всё равно он не видит во мне женщины… — как-то стразу приуныла она.

— Он весь вечер от тебя не отходит, — не согласилась я.

— У него всё ещё есть девушка…

— Девушка не столб — отодвинем, — постаралась успокоить её я, хотя понимала, что слова тут не помогут.

— Я не знаю, что мне делать, Ань, — Дашенька доверчиво прижалась к моей груди, ну, к тому месту, где у нормальных девушек должна быть грудь. — Мы послезавтра утром улетаем, я… Я такая дура… Я готова наброситься на него и задушить в объятиях, но не могу… Я даже не знаю, будет ли он мне писать, я сегодня ночью почти не спала из-за этого, — нет, она не плакала, просто голос её стал почти беззвучным и совсем грустным.

— Соберись, давай, ты должна сейчас выйти в ресторан и источать лучи радости. Нам всем тяжело, мы все слишком полюбили Пусан и нам трудно смириться с тем, что придётся вернуться в Москву.

— Не хочу домой… — обреченно заявила она. — Профессор Хонг говорил мне, чтобы я переезжала в Пусан…

— Он всем так говорит…

— Ага, только душу бередит.

— Юн Сон не звонил тебе?

— Вот чёрт! — в ужасе воскликнула я, впервые за шумный и веселый вечер вспомнив о Юн Соне.

Порывшись в сумочке, я едва не вытряхнула всё её содержимое в раковину, но вовремя заметила белый шнурок нокии и чудом не выдрала его «с корнем», выуживая мобилу из сумочки.

— Блин… — разочарованно протянула я, так как на экране не было оповещений о пропущенных вызовах и сообщениях, что немало насторожило, ведь на часах уже было полвторого ночи.

Злая и встревоженная отсутствием вестей, я подхватила Дашу под руку, и мы вернулись к нашему столику заливать моё горе пивом. В ресторане как-то внезапно стало меньше народу, и музыканты больше не выступали, и нам вскоре пришлось уйти, так как все изрядно подустали. Такси мы поймали сразу же и, распихавшись по машинам, покинули это чудесное место. Майя, с которой нам довелось ехать вместе, стала с грустью рассказывать про свою тяжелую жизнь, видимо, прилично накатив пива, и мы с Гюнай и Чон Мин, поневоле слушавшие её, искренне сочувствовали. Высадившись возле круглосуточного магазина возле университета, мы набрали макколи и, оказавшись возле общаги, не дожидаясь остальных, начали пить. Следом за нами приехало такси с тёть Мариной, Светой и счастливой и довольной Ан сонсеним, которая поделилась, что ещё никогда не праздновала дня рождения так весело. Немного посидев с нами, они с Майей ушли спать, но мы начали переживать из-за отсутствия Даши и Ксюши, которые должны были по дороге завезти Иль Хэ домой. Машина подъехала как-то бесшумно и незаметно, и мы заметили подруг только тогда, когда они подошли вплотную к столику, за которым мы расположились. На Даше не было лица, а по щекам текли слёзы, на вопрос: “что случилось?” она не выдавила ни слова, и Ксюша предательски молчала, обнимая Дашу за плечи.