Корейский для начинающих (СИ) - Страница 16

— Пожалуйста, не ведите себя так, будто вы хорошо знаете меня, — не смогла остановиться я. — Мы знакомы всего несколько дней, а вы пытаетесь учить меня жизни.

Я едва удержалась от того, чтобы обозвать его «ачжощи», дабы обидеть, ведь, чего таить, во мне кипела злоба, и я даже не пыталась сдерживать себя, а просто в какой-то момент отвернулась к сцене, ощущая теперь лишь только досаду. Если это не наглость, тогда что же это за черта характера в корейце, который, в общем-то, был для меня никем?

— Не злитесь, Анна, это вам не к лицу, — снова поддел он, похоже ни разу не обидевшись. — Хотя должен признаться, что глядеть, как вы выходите из себя, довольно забавно.

— Вы издеваетесь? — спросила я, вскинув бровь.

— Немного, — сознался Юн Сон, но примирительно протянул ладонь. — Больше не буду, честно.

— И снова…

Он засмеялся, когда я обиженно надулась, опять отвернувшись к сцене и чувствуя, что меня переигрывают. Обычно подобной ерундой, применительно к друзьям, занималась я. А тут меня конкретно прессовали, заставляя чувствовать неловкость и оттого еще больше злиться от невозможности дать достойный ответ, так как обычно мои шутки заканчивались очень пошло, а иногда и обижали людей. Став поневоле объектом беспощадного троллинга, я посочувствовала и собственным жертвам. Вообще, я, конечно, не ожидала подобного от корейца, тем более, взрослого мужчины. Но тут я впала в ступор, ощутив как он взлохматил мои волосы, и удивлённо обернулась.

— Вы голодны?

— Нет, — коротко ответила я, всё ещё дуясь.

— А выпить не хотите? — неожиданно спросил Юн Сон, удивляя всё больше и больше.

— А что, моя раздражительная персона может себе это позволить в вашем присутствии? — огрызнулась я. — И вы, мне казалось, на машине.

— Я живу вон в том отеле, — проигнорировал он мой сарказм и кивнул на высокую коробку отеля «Homers», первые некоторые этажи которой были стеклянными. — Оставим машину и… выбирайте место.

Мне показалось, или за ним водится привычка искуплять свои мелкие пакости? Призадумавшись, а не стоит ли мне вообще распрощаться с ним на сегодняшний вечер, я в итоге нескромно сказала:

— Только если это будет место, где мало людей, но не похожее на тот сульчиб… Он просто ужасен.

— У меня в отеле для этого есть замечательный лаунж бар с неплохой атмосферой и ненавязчивой музыкой, в основном, джазом, — предложил Юн Сон, но слово «отель» в контексте с алкоголем мне не слишком понравилось. Увидев мои колебания, он добавил, обойдя проблему: — Если вы переживаете насчёт расположения, то можем пойти в любой другой бар…

— Нет, всё в порядке, — смело сказала я, искренне надеясь на самоконтроль из страха; если так пойдёт дальше, я вполне могу проснуться утром в его постели. Конечно, возможно, именно на такую смелость он и рассчитывает.

Через некоторое время, оставив машину на подземной парковке, мы уже поднимались в лифте бесспорно недешевого отеля на какой-то этаж — считать я не подумала, так как была увлечена самобичеванием, из-за собственной неосторожности, усиливающимся страхом, а также попытками представить, что же этот мужчина действительно задумал. Всё больше меня пугала мысль о том, что он хочет именно того, чего я боялась. Хотя я не была девственницей да и против самого секса, как такового, ничего не имела, но у меня отчего-то засосало под ложечкой. Я не хотела выглядеть доступной… А значит, следовало держать дистанцию и не налегать на алкоголь…

Бессмысленно отрицать: несмотря на свойственный ему снобизм, Юн Сон нравился мне всё больше. Было в нём что-то необъяснимо-очаровательное, отчего пень моей внутренней женщины начинал активно мечтать стать берёзкой.

Бар оказался почти пустым — вероятно все обитатели отеля проводили досуг на улице, лишь азиатская парочка сидела у барной стойки — стройная дама в коктейльном платье алого цвета о чём-то с улыбкой рассказывала своему собеседнику. Мне стало неуютно, особенно из-за спортивных вьетнамок. Что-то негромко сказав официанту, Юн Сон пропустил меня вперёд и пошёл следом к указанному столику, где перед нами положили коктейльные карты. Освещение этого бара было выполнено в синей цветовой гамме, а в центре довольно просторного помещения стояла круговая барная стойка с официантом в кипельно-белой рубашке, на которой красовалась строгая черная жилетка; на накрахмаленном воротничке — бабочка. Наш же стол находился в смежной комнате, окна которой выходили на гирлянду подвесного моста. Поистине чудесный вид открывался с этого угла, а внизу продолжалось незатейливое представление с масками. В баре, как и обещал Юн Сон, играл приятный джаз, может, блюз, но тут неизвестная мне композиция сменилась на гершвиновскую “Summertime” — один из известнейших её вариантов, который исполняли Элла Фицджеральд и Луи Армстронг, что заставило меня расплыться в блаженной улыбке. Перед нами уже лежали традиционные для Кореи закуски в виде орешков и сладких кукурузных палочек, которые мы с группой попросту прозвали ништяками.

— Знал, что вам здесь понравится, — заметил он, кажется, вот уже с полминуты глядя на утонувшую в мыслях меня.

— Здесь красиво, музыка замечательная, правда я не слишком знакома с Гершвиным, но эту песню знаю, а вид… — у меня и вправду перехватило дыхание при взгляде в окно.

В этот момент я с защемившим сердцем подумала, что Юн Сон и впрямь не имел в виду ничего плохого, приглашая меня сюда.

— Что вы будете? — спросил он, листая меню.

— Не знаю… если есть, то Голубые Гавайи, — попросила я небрежно, находясь в чутка экзальтированном состоянии, но вовремя сообразив, что это было невежливо, обратилась к Юн Сону: — То есть, я бы хотела Голубые Гавайи, — и постаралась улыбнуться, но получился неубедительный оскал.

— Как скажете, — ответил он, изо всех сил сдерживая улыбку, и, подозвав официанта, быстро сделал заказ.

Через несколько минут на столе уже стоял голубого цвета коктейль со взбитыми сливками и кусочками фруктов, а так же графин с виски и тюльпановидный бокал на короткой ножке. Я совсем не удивилась, не увидев ни льда, ни колы: Юн Сону шло пить Чивас чистым.

— Комбэ, — сказал он кодовое корейское слово и коснулся моего коктейля своим бокалом с негромким звяком.

— Комбэ, — подтвердила я, отпив из трубочки, и, чтобы порадовать спутника фразой на родном языке, довольно протянула: — Ачжу мащиссоё!* - что тут же показалось мне невероятно глупой затеей.

Он в ответ продолжил разговор на корейском, но я, не разобрав слов, ответила недоуменным взглядом.

— Извините, я понимаю лишь некоторые ваши фразы, видимо, ещё не так много выпила… — отшутилась я.

— Ольма сурыль мащёя хэ*?

— Ному маныль кот катхаё*… — ответила я, приложив ладонь ко лбу, снова порадовав собеседника.

Потихоньку мне стало легче без стеснений хоть что-то говорить на корейском, а Юн Сон старался использовать простые выражения, дабы меньше ставить меня в тупик. Осушив один коктейль, я принялась за второй, чувствуя, что постепенно расслабляюсь и немного косею.

— Извините, но я больше не могу, — сдалась я, переходя на английский и изображая жестами, как распухает мой мозг. — Иначе моя голова точно взорвётся.

— Понимаю, но вы всё равно не так плохи для четырёх месяцев изучения.

— Ой, да не смешите меня, — отмахнулась я с усмешкой.

— Чинча! — подтвердил он, хотя глаза его откровенно смеялись, но по-доброму; если раньше в них мне привиделась грусть, то сейчас она испарилась.

Вдруг стало как-то легко и непринуждённо, словно мы знали друг друга вечность, редкий сарказм не казался обидным, а смех поддерживался обеими сторонами. Юн Сон с удовольствием поддерживал любую тему, видимо, янтарный Чивас знал своё дело.

— Не расскажете о себе, Юн Сон щи? — вдруг серьезно попросила я. — Я совсем ничего о вас не знаю, кроме пламенной страсти к гитарам. Кем вы работаете?

— Я всего лишь архитектор.

«Ага, всего лишь архитектор на BMW X6», — подумала я меркантильно, но ничего не сказала, предоставив ему возможность рассказать поподробнее.