Корейский для начинающих (СИ) - Страница 11
Самым приятным в нашем, назовём это, свидании была игра в четыре руки какого-то очень простенького произведения на одну страницу, да ещё и в до-мажоре. Моя партия была аккордной, а Нам Юн страдал, пытаясь играть свою. В итоге нам таки удалось сыграться и от души повеселиться, толкая друг друга с узенькой фортепианной табуретки. Жаль, что вскоре ему пришлось бежать на репетицию, но это позволило мне всласть подубасить громогласные произведения, параллельно кривясь от звуков доносящейся из соседней комнатушки чьей-то фальшивой распевки. Ну, точно кота за хвост тянули! Да ещё эти певуны абсолютно без стеснений долбили мне в стену, пытаясь заглушить набат одной из рахманиновских прелюдий, которую я не без труда вспомнила. Чувствуя себя королевой среди немощных червей, я с задранным носом покинула студийную часть учебного корпуса и направилась в общежитие за традиционным дневным сном.
Услышав доносившийся из коридора неизвестно кому адресованный картинный вопль Даши «ульчжи ма-а-а», что означало просьбу не плакать, я вспомнила, как мы провожали Антона на Родину. Крик из коридора, услышанный мной сегодня был ничем по сравнению со стенаниями всех участников программы, которые стояли под окном, поочередно обнимая уезжающего. Я же спешила к ним из комнаты, не преминув крикнуть из окна: «Что, гроб уже вынесли?», за что виновник сего спектакля наградил меня таким мрачным взглядом, что впору было провалиться под землю. Однако подобные мелочи меня никогда не останавливали. Со словами: «На что же ты нас покинул, родненькай?!», я вцепилась в антонову шею и завыла громче остальных коронное дорамное: «качжи ма-а-а!» — не уходи. Антон действительно не хотел покидать нас, осознавая, какое веселье пропустит. На вчерашней пьянке он поведал, что прошлогодняя группа была серой и унылой по сравнению с нами…
Сон пришёл ко мне где-то на середине мысли, только оказался уж слишком коротким, так как вскоре меня разбудила Таку, сообщив, что уже шесть вечера и через час мы должны быть в китайском ресторане. На встречу с профессором Хонгом опаздывать совсем не хотелось. Наорав на подругу за столь позднюю побудку, я в спешке стала приводить себя в порядок, попутно решая, что же надеть. Поющая из колонок какая-то очень грустная сопливая корейская песня ничуть не ускоряла моих сборов, потому вскоре меня пришла поторапливать Гюнай, которая в ожидании уселась за компьютер.
— Сейчас, только вещи переложу из одной сумки в другую…
Небрежно смахнув со стола своё барахло прямиком в черный клатч, в итоге я стала вытаскивать всё обратно, так как маленькая сумочка, распухшая по бокам, не хотела закрываться. Чертыхаясь, я с грустью отказалась от мысли брать с собой всю косметичку, оставив один лишь блеск для губ и тональный корректор. Взгляд зацепился за кончик упаковки одного из презервативов, пролежавших там с самой пятницы. Вытащив их, я в ступоре секунд пять смотрела на нарисованные шариковой ручкой дохлые рожицы с высунутыми языками и крестиками вместо глаз.
— Гюнай, кажется, меня жестоко оттролили, — в оторопи проговорила я, даже не глядя на подругу, а точно тупая курица пялясь на художественный труд Юн Сона.
— Что случилось?
— Смотри, что Юн Сон сделал…
Бросив мимолётный взгляд на презервативы, она отвернулась обратно к ноутбуку, но потом, видимо, при мысли, что ей не почудилось, резко мотнула головой в мою сторону. По расширившимся глазам и недоуменному выражению лица, не трудно было догадаться, что последует за этим:
— Пхахахаха, — раздался её громогласный смех на весь этаж; Гюнай согнулась пополам, тыкая пальцем в рожи. — Это… это, — не в силах родить мысль, заикалась она, — Хахахаха… — не сумев выдавить и слова, продолжила она, в то время как мне совсем не было смешно.
— Вас долго ждать? — спросила появившаяся в проёме Даша. — Чего с Гюнай?
Но та, пытаясь выпищать: «смотри, смотри», давясь хохотом, продолжала тыкать в презервативы в моих руках. Даша, не вкурив издалека шутки юмора, подошла ближе и уже через секунду рядом со мной ржали две кобылы.
— Как стыдно-то, — лишь пробубнила я, с грустью убирая презервативы в чемодан. — Кошмар…
— С чувством юмора у него всё в порядке! — заметила Даша.
— Дурак, — бросила я обиженно. — Вот зачем он так сделал?..
— Ты мой личный сорт лошары, — хлопнула меня по плечу Гюнай, немного успокоившись.
Всё ещё ощущая дикую неловкость, я засеменила вслед за подругами вниз, где, как и ожидалось, это происшествие стало достоянием всей группы и пообещало напоминать о себе как можно чаще в лице, конечно же, Жени. Слово «презервативы» оказалось слишком сложным для сергеевской картавости, что вызвало ещё больший взрыв хохота и приподнятое настроение на весь оставшийся вечер…
Скользнув на стул между Таку и Гюнай, дабы не оказаться в обществе постоянно подкалывающего меня Жени, я закатила глаза, когда он с коварством выбрал стул напротив. В китайский ресторан профессор нас уже водил и кормил тем же, но никто не возмущался, ибо хрустящая свининка в панировке со сладким соусом и креветки в странной красной жиже были весьма и весьма вкусными, если бы ещё Женя не портил мне аппетит, постоянно подставляя под нос небольшую пиалу с густоватой соевой пастой, выдавленной на самое донышко в виде характерного завитка.
— Икра заморская, баклажанная! — процитировала я известное кино с наигранным удовольствием на лице, подставив соевую пасту обратно Жене под нос под хихиканье в кулак Иль Хэ.
Причину гробовой тишины за столом я нашла сразу же — Даша с прямой, напряженной спиной, точно проглотив весло, никак не могла справиться с выскальзывающим из палочек кусочком мяса. Рядом с ней сидел профессор, при помощи перевода Ан сонсеним, задававший ей какие-то вопросы. При нём мы все вели себя сдержаннее, каждый раз боясь показать глубину и широту истинной русской души, дабы не напугать. Ури омма добавила в нашу опустевшую тарелку часть оставшейся порции с их стола, как всегда проявляя непривычную для нас заботу.
Наевшись досыта, мы расстались с Хонг гёсунимом* и решили немного прогуляться, но нелёгкая, в лице Жени, потащила нас в сульчиб*, который я вскоре окрестила фекальбаром, а Женя — «Диким койотом», так как иначе обозвать это место язык не поворачивался. Прокуренный донельзя, он представлял собой натуральное заведение для алкашей, правда, не самых бедных, так как цены тут оказались московскими. За недлинной барной стойкой клиентам разливали крепкие напитки девочки на высоких каблуках и в мини юбках; складывалось впечатление предбанника публичного дома.
Освещение было настолько тусклым, что я едва не упала на небольшом порожке у бара, где распивала Ольмеку * парочка уже нетрезвых ачжощи. Женя и Иль Хэ, с подачи первого, сели прямо перед баром, мы с Дашей назло ему — рядышком, а остальные забурились в небольшой чилаут сбоку. Заказав себе по Лонг Айленду айс ти, который, на удивление, был сделан из настоящего чая, а не то что наша российская барбитура даже в приличных заведениях, мы стали издеваться над официантками, строя из себя лесбиянок. Я осторожно поглаживала дашину руку, лежащую на подлокотнике, и постоянно склонялась к ее уху, якобы шепча нечто интимное.
Подобное заведение было явно рассчитано исключительно на мужчин, посему неловкость от присутствия здесь мы всё же испытывали.
Женя предложение своё озвучил из мнимой вежливости, не рассчитывая, что в сульчиб пойдёт вся братия, и уже на протяжении получаса исходил фекалиями во всех направлениях, за что получил пару крепких подзатыльников. Решив проведать здешний клозет, я несказанно удивилась, увидев ярко-голубой стульчак в окружении потрескавшейся от старости того же цвета плитки, словно здесь был не бар, а давно не ремонтированная хрущоба. Тараканов, правда, взгляд не выловил, но поморщившись и стараясь ничего не касаться, я осторожно открыла дверь, выскочила в помещение и вернулась к своему коктейлю. Гюнай, окосевшая от одного глотка, отдала свой «длинный остров» нам с Дашкой на растерзание. Алкоголя в коктейле оказалось предостаточно, посему и мне довольно скоро стало легко и спокойно.