Корабль странников (сборник) - Страница 57

Хэссон с сожалением посмотрел на постель и уютно светящийся телевизор и принялся распаковывать вещи. Какой бы ужасной ни была перспектива встречи с гостями, она предоставляла Хэссону большую свободу действий, чем если бы он проводил вечер с Элом Уэрри и его домочадцами Хэссон сможет забиться в уголок неподалеку от источника выпивки и смирно сидеть, пока не настанет время улизнуть. Так он доживет до следующего дня, когда можно будет перегруппировать силы и выдержать новые нападения.

Собрав свои туалетные принадлежности, Хэссон чуть приоткрыл дверь и прислушался, чтобы не столкнуться с Мэй или Джинни Карпентер. Потом он крадучись направился к ванной. На полпути он оказался у еще одной чуть приоткрытой двери и заметил, что комната попеременно то освещается, то погружается в полную темноту Хэссон поспешно прошел мимо, вошел в ванную и потратил пятнадцать минут на то, чтобы принять душ и вообще привести себя в приличный вид. Он еще раз убедился в том, что из незнакомого зеркала на тебя всегда смотрит незнакомец. Единственное объяснение, которое смог придумать Хэссон — это то, что люди, всегда бессознательно позируют, стремясь создать в новом зеркале желаемый облик.

На этот раз Хэссон был захвачен врасплох видом темноволосого, мускулистого мужчины, чье лицо портила опасливая напряженность в уголках рта и глаз. Он встал перед зеркалом, сознательно расправил складки лица и постарался уничтожить все следы усталости и жалости к себе. Потом вышел из ванной и направился в свою комнату. Средняя дверь все еще была приоткрыта и за нею по-прежнему то вспыхивал, то гас свет. Хэссон прошел мимо, но тут его стали одолевать опасения, что там какие-то странные неполадки с электричеством, из-за которых может загореться сухой деревянный дом. Он вернулся, приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Тео Уэрри по-турецки сидел на кровати, держал перед собой настольную лампу и мерно нажимал на кнопку. Хэссон попятился, стараясь двигаться как можно тише, и вернулся к себе в комнату. Сейчас он со стыдом осознал, что могут быть увечья и похуже лопнувших позвоночных дисков и переломанных костей.

Двигаясь медленно и задумчиво, он надел удобные брюки и мягкую коричневую рубашку. Хэссон был готов как раз к приезду гостей. Их голоса неровными волнами пробивались из прихожей. Они звучали громко, непринужденно, жизнерадостно, как и полагалось членам клуба тех, кто чувствовал себя у Эла Уэрри как дома, клуба, к которому Хэссон не принадлежал. Он три раза открывал дверь своей комнаты и три раза возвращался, прежде чем набрался, наконец, решимости спуститься вниз.

Первой, кого увидел Хэссон, войдя в комнату, была Мэй Карпентер. Теперь на ней было несколько лоскутков белой полупрозрачной ткани, скрепленных тонкими золотыми цепочками. Она повернулась к нему с ясной улыбкой и чуть не погубила гостя своим потрясающим обликом. Хэссон моргнул, стараясь побыстрее придти в себя, и лишь потом заметил других женщин в не менее экзотических нарядах и мужчин в колоритных шитых тесьмой пиджаках. До него дошло, что, вопреки его словам Уэрри, данное событие требовало праздничной одежды. «Все, — укорил его внутренний голос, — на тебя смотрят». Хэссон замялся в дверях.

— А вот и он! — крикнул Эл Уэрри. — Входи и знакомься с компанией, Роб.

С рюмкой в руке, Уэрри, так и не сменивший своего форменного мундира, схватил Хэссона за локоть и подвел к собравшимся.

Не зная, что сказать, Хэссон перевел взгляд на форму Уэрри и спросил:

— Вы сегодня дежурите на вызовах?

Казалось, Уэрри удивился:

— Конечно, нет.

— Я просто подумал…

— Поздоровайся с Франком и Кэрол, — перебил его Уэрри, а потом пошел целый ряд бессмысленных представлений, во время которых Хэссону не удалось запомнить ни одного имени. Одурев от вереницы одинаковых улыбок, рукопожатий и дружелюбных приветствий, Хэссон прибился к столу с напитками, которым командовала Джинни, облаченная все в тот же костюм из меднотекса, который он видел на ней днем. Она уставилась на Хэссона и застыла, неумолимая как рыцарские доспехи.

— Дай человеку выпить, — со смешком сказал Уэрри. — Вон любимое виски Роба «Локхарт». Налей ему побольше.

Джинни взяла бутылку, критически рассмотрела этикетку и налила небольшую порцию.

— К нему что-нибудь нужно?

— Спасибо, содовой.

Хэссон принял из ее рук стопку и под благосклонным наблюдением Уэрри проглотил большую часть ее содержимого. Правда, он все-таки скривился, когда почувствовал, что виски разбавлено тоником.

— Нормально, а? — забеспокоился Уэрри. — Я несколько дней разыскивал эту марку.

Хэссон кивнул.

— Я просто никогда раньше не пробовал его с тоником.

Изумленное восхищение отразилось на лице Уэрри.

— Неужто Джинни долила тебе не то! Ну и тетка!

— Ему бы следовало пить обычное ржаное виски с имбирным лимонадом, как делают все остальные, — бесстыдно заявила Джинни, и Хэссон понял, что она специально испортила ему смесь. Озадаченный и расстроенный ее враждебностью, он отвернулся и молча стоял, пока Уэрри наливал ему новую стопку. На этот раз она оказалась до краев наполнена почти чистым виски. Хэссон ушел в тихий уголок и занялся выпивкой, методично и безрадостно: он надеялся оглушить себя до такого состояния, в котором присутствие незнакомых людей окажется неважным.

Вечеринка продолжалась. Образовывались и рассасывались разные центры и группы, разговоры постепенно становились все громче — пропорционально количеству выпитого спиртного. Эл Уэрри видимо решил, что выполнил свой долг хозяина по отношению к Хэссону, и теперь беспрестанно сновал среди своих друзей, не задерживаясь ни в одной группе больше нескольких секунд: здоровый, щеголеватый, ловкий — и совершенно неуместный в своей шоколадно-коричневой форме. Мэй Карпентер почти все время была окружена не меньше, чем тремя мужчинами. Казалось, она совершенно поглощена ими, но тем не менее ей всегда удавалось перехватить взгляд Хэссона, когда он смотрел в ее сторону.

Хэссону пришло в голову, что у Уэрри с Мэй есть нечто общее: они оба оставались для него абсолютно непонятными. Их физическое присутствие настолько угнетало его, что совершенно заслоняло их внутреннюю сущность. Например, Мэй вела себя так, словно она находит Хэссона привлекательным, хотя он давно поставил крест на себе как на мужчине. Возможно, у Мэй сильны материнские инстинкты, об этом Хэссон просто не мог что-либо сказать. Он пытался решить эту проблему в перерывах между беседами с незнакомыми мужчинами и женщинами, которые по очереди решали облегчить его одиночество. Шум в комнате нарастал Хэссон упорствовал в поглощении спиртного, пока не допил бутылку и вынужден был перейти на ржаное, которое нашел невкусным, но вполне приемлемым.

В какой-то момент, когда свет был притушен и многие начали танцевать, Хэссон сделал великое открытие — оказалось, что пухленький розовощекий молодой человек, беседующий с ним, вовсе не фермер, как можно было бы решить по его внешнему гаду, а врач по имени Дрю Коллинз. В его сознании тут же всплыло воспоминание, которое Хэссон постарался спрятать подальше: Тео Уэрри сидит один в своей комнате и подносит настольную лампу к глазам.

— Я бы хотел вас кое о чем спросить, — сказал он, сомневаясь относительно этичности вопроса. — Я знаю, что время неподходящее и все прочее…

— Плюньте на эту чушь, — уютно ответил Дрю. — Я вам выпишу рецепт даже на бумажной салфетке.

— Это не обо мне, я подумал, не лечите ли вы Тео.

— Угу, я присматриваю за юным Тео.

— Ну… — Хэссон закрутил в рюмке виски, так что в нем получилась воронка. — Правда, что через два года к нему возвратится зрение?

— Абсолютная правда. На самом деле даже немного раньше.

— Почему надо столько ждать и не сделать операцию побыстрее?

— Дело не столько в самой операции, — объяснил Дрю, видимо, довольный возможностью поговорить на профессиональную тему. — Дело в том, что это кульминация трехлетнего курса лечения. То, чем страдает Тео, известно как осложненная катаракта. Это не значит, что сама по себе катаракта сложная: просто он получил ее в слишком раннем возрасте. Еще двадцать лет тому назад существовал один-единственный способ лечения: удалить помутневшую часть хрусталика. Но это оставило бы его полуслепым, а теперь мы можем восстановить прозрачность. В течение трех лет надо капать в глаз лекарство, но зато по окончании этого срока простой укол специального энзима сделает хрусталик прозрачным. Это настоящая революция в медицине.