Коплан возвращается издалека - Страница 30

— Следовательно, вы признаете, что знакомы с ней?

— Да.

— И отлично. По моим сведениям, вы состояли с ней в связи. Не хотите ли уточнить характер этой связи?

Коплан, заколебавшись, бросил взгляд в сторону Гордона Ридса, и у него сложилось впечатление, что американец побуждает его не играть в прятки.

— Моник Фаллэн находится здесь с заданием, а моя роль — наблюдать за ее работой.

— Могу я узнать, по какой причине СДЕК засылает сюда двоих своих агентов?

Коплан почуял ловушку. Признание принадлежности к иностранной секретной службе грозило десятью, а то и двадцатью годами тюрьмы. Поэтому он поспешил с уточнением:

— Хочу сообщить, что Моник Фаллэн и я выведены из-под начала СДЕК и отданы в непосредственное распоряжение Главного полицейского управления. Выполняемое нами задание связано с поручением министерства внутренних дел. Если уж совсем начистоту, то мы действуем по приказу Службы общей безопасности.

Суровое лицо Гордона Ридса смягчилось от едва заметной улыбки.

— Потрудитесь изложить цель вашего задания, месье Коплан, — настаивал Альфредо Лагуарда.

— Мы пытаемся раздобыть сведения о деятельности некоего Антуана Кониатиса. Торговые сделки этого господина заинтересовали французское правительство.

— Понятно, — кивнул уругваец. — Но, по всей видимости, Моник Фаллэн является любовницей этого Кониатиса?

— Да, это часть задания.

— Значит, вам должно быть известно, где обретается эта парочка?

— Как раз нет. Именно отсутствие Моник Фаллэн и ее молчание встревожили меня и побудили отправиться прямиком на виллу «Флор-дель-Потреро». Я терялся в догадках, что там происходит.

— И вы не знаете, где они?

— Нет. И готов признаться, что их исчезновение очень меня удивляет.

— Объяснение самое простое, — молвил Лагуарда. — Ваша Моник Фаллэн прикончила Рассела Борнштейна, всадив ему в сердце пулю.

У Коплана потемнело в глазах.

— Это просто предположение или установленный факт? осведомился он.

— Моник Фаллэн — последняя, кого видели на вилле Борнштейна в Пунта-Баллена. Свидетельские показания сомнений не вызывают. Она провела с Борнштейном ночь в его бунгало в восьмистах метрах от виллы «Флор-дель-Потреро». По данным вскрытия, жертва была сперва отравлена, а потом застрелена. В рюмке, обнаруженной у Борнштейна, найдены остатки снотворного.

— Ничего не понимаю, — проговорил Франсис. — И помочь вам ничем не смогу. Единственное, в чем я смогу вас заверить, это что Моник Фаллэн не поручалось убирать этого Борнштейна и что у нее, насколько мне известно, не было никаких оснований делать это.

— Одним словом, — резюмировал инспектор Лагуарда, — вы не сможете помочь нам в розыске Кониатиса и Моник Фаллэн?

— Увы, нет.

На этом допрос завершился. Коплан вновь очутился в камере.

Через два дня в десять часов утра Коплана снова вывели из камеры. На этот раз его дожидался американец Гордон Ридс. Кроме него, в комнате никого не было.

— Садитесь, — начал Ридс. — Мне наконец удалось добиться разрешения переговорить с вами без свидетелей, хотя, можете поверить, это было нелегко. У полиции Монтевидео на вас зуб.

— За что?

— Они жаждут доказать нам, что в состоянии работать не хуже, чем любая другая полиция. Здесь замешано самолюбие! Через пять недель в этой стране соберутся тузы международной политики. Сами знаете, как ревностно к этому относятся и как трясет в таких случаях службы безопасности. Сигарету?

— Охотно. — Коплан предпочел бы «Житан», но и предложенный Ридсом «Кемэл» был лучше, чем ничего.

— Генерал О'Хара просил меня предпринять все возможное, чтобы вы не гнили в здешней тюряге многие годы, — сказал Ридс вполголоса. — Задача не из легких.

— В чем состоит обвинение в юридических терминах?

— Пока вы для Лагуарды — инициатор убийства Борнштейна. Он не такой уж плохой малый, но не хочет рисковать. К тому же он уверен, что вы знаете, в какую нору забилась ваша подружка Моник Фаллэн.

— Клянусь, ничего не знаю! И это не дает мне покоя.

— Говоря более конкретно, какой вам видится выход из всего этого темного дела?

— На что опирается Лагуарда, считая меня замешанным в этой истории? Как он до меня добрался?

— Сами виноваты! Сами же и залезли волку в пасть, шатаясь вокруг виллы «Флор-дель-Потреро». Об убийстве Борнштейна стало известно за три дня до этого, и бунгало находилось под наблюдением. О дальнейшем вы догадываетесь сами. Вы стали объектом слежки: обыск вашего номера в «Колумбии», секретная телеграмма в уругвайское посольство в Париже — все как обычно. В Париже сотрудник безопасности из посольства провел расследование и выяснил, что адрес, указанный в вашем паспорте, — официальное местожительство, тогда как в действительности вы проживаете в одном доме с Моник Фаллэн. Сами понимаете, картина неприглядная… Тем временем мой коллега Элмер Брофи приехал в Монтевидео, чтобы участвовать в расследовании. Брофи передал сведения о вас в Вашингтон, и мы тут же поняли, что за дело привело вас сюда. Поэтому генерал О'Хара и затолкал меня в самолет, чтобы я оказался здесь, не теряя ни дня.

— Вот видите, — вздохнул Франсис. — Что толку беречься? Все равно в нашем деле можно засветиться, совершенно не подозревая об этом. И вот я уже восемнадцать дней за решеткой!

— Я попросил, чтобы с вами обращались как можно лучше.

— Я не жалуюсь. Попадал и не в такие передряги. Но я очень переживаю за свою молодую подопечную. Это ее первое задание.

— Что я могу сделать, чтобы найти ее?

Коплан обреченно опустил плечи. Гордон Ридс тихо усмехнулся.

— Может быть, вы решили, что мой визит — обманный трюк?

— Куда там…

— Тогда хотя бы наведите на ценную мысль.

— Сходите в наше посольство и спросите атташе Армана Вули.

На этот раз Ридс рассмеялся во все горло.

— Ваша скромность не может не вызывать симпатию, старина! — воскликнул он. — Невысоко же вы себя цените! Из-за того что вы загремели в тюрьму, разгорелась такая свара, что чертям стало тошно. Дипломатический скандал да и только! Мой шеф звонил в Париж и раз десять виделся с Вули, все из кожи лезут вон, лишь бы отыскать Моник Фаллэн и снять с вас подозрение!

Вопреки ожиданиям Ридса, лицо Коплана омрачилось еще больше.

— У Вули нет от нее никаких новостей? — спросил он.

— Ни у него, ни у Парижа — ни у кого. Буквально растаяла в воздухе, как и Кониатис.

— Невероятно! — пробормотал Коплан, не помня себя от волнения.

Ридс раздавил каблуком сигарету и спросил:

— Представляете ли вы себе, чем занимался здесь Кониатис?

— Да, с этим все ясно… Незаконная торговля сырьем. Кониатис выступал в роли посредника, снабжая стратегическими металлами Восточную Германию.

— При пособничестве Борнштейна, разумеется?

— Да.

— Между нами говоря, я думаю, что Вашингтон втихую покрывал Борнштейна. Но дело не в этом. Бывают вещи, которые правительство не может делать официально, будучи в то же время заинтересовано в том, чтобы проворачивать такие делишки исподтишка. Если вам это о чем-нибудь говорит…

— Еще как говорит! Поведение Борнштейна меня очень удивляло. Когда речь заходит о контрабанде, тем более если здесь замешана политика, Белый дом обычно бывает в курсе дела. Мирное сосуществование имеет аспекты, о которых не полагается знать общественности.

Они помолчали. Коплан курил свою сигарету до тех пор, пока не обжег губы, и лишь тогда с сожалением потушил крошечный окурок. Ридс сочувственно улыбнулся.

— Попытаюсь добиться, чтобы вам разрешили курить в камере, — пообещал он.

— Не стоит, — ответил Франсис. — Лишения — хорошее испытание силы воли. Но если вы и вправду хотите мне помочь, уговорите Лагуарду выпустить меня на свободу на двое суток.

Гордон Ридс приподнял белесые брови.

— Зачем?

— Чтобы я мог провести собственное расследование.

— Есть какая-нибудь идея?