КонтрЭволюция - Страница 78

– Какую еще крысу, ты о чем, генерал?

– Нежели Оруэлла не читал: он же был в рассылке закрытой… Вообще не читаешь ни хрена, как так можно, не понимаю… Роман «1984». Люди старались, переводили, печатали для таких, как ты да я… Важная книга… Руководство к действию, учебник управления массами. Почитай при случае… много поймешь. Тот, кто контролирует прошлое, контролирует будущее.

Произнеся это, Ульянов аккуратно опустил голову на стол. И закрыл глаза.

«Спит!» – обрадовался Софрончук и стал тихонько, чтобы не разбудить, пробираться к выходу.

Но в последний момент Ульянов вдруг поднял голову и спросил:

– А синдром Л – это что такое?

– Понятия не имею, товарищ генерал! – отвечал Софрончук, но Ульянов уже, кажется, его не слышал – он мирно почивал прямо посреди многочисленных телефонов правительственной и чекистской связи.

1

Поезд тронулся. Наташа отвернулась к окну, как будто ей было неприятно видеть Софрончука. Такое его сразу же посетило подозрение. Она снова выглядела подавленной. А ведь вроде бы он ее только что уговорил, убедил, что надо ехать, что промедление чревато всевозможными неприятностями. Что с Кремлем, как с капризной женщиной, – с глаз долой, из сердца вон. Но не только из сердца, но и из списков на скорую расправу тоже.

Только что вроде бы обо всем договорились, но только отъехали от перрона, ее стали снова одолевать сомнения. «Может, сомнения не маршрута поездки касаются, а состава делегации? – горько думал Софрончук. – Устраивает ли ее этот конкретно сопровождающий? С которым она заключена в одно купе – на много дней и ночей?»

«Ничего, ничего, стерпится-слюбится, – успокаивал он себя. – Я ее в такой любви, в такой нежности искупаю… от всего вылечу! И мил стану, непременно стану!»

Но пока Наташа опять говорила, что надо было бы сначала съездить в Рязань, забрать картины, кисти, краски. Он отвечал, что все это берется организовать: все привезут в лучшем виде, прямо во Владивосток. КГБ все-таки! Упакуют все как следует, бережно и тщательно. Но ей же нужно было еще с друзьями и родственниками попрощаться. Иначе не по-человечески…

Софрончук понял, что ему не избежать еще одной тяжелой темы… И лучше бы отделаться от нее сразу. Даже если она на время еще более осложнит их отношения.

– Наташа, – сказал он, – ты слишком доверчива. В Рязани, в твоем ближайшем окружении есть наш агент. Секретный сотрудник. Информатор. Стукач, как говорят некоторые. Этот информатор уже несколько лет пишет на тебя регулярные доносы.

– Доносы? – удивилась Наташа. – Как странно… но почему тогда…

– Что – почему?

– Почему… нет, вы скажите мне, Николай, кто это… Я знаю, что вы мне сейчас заявите: не имею права, и все такое. Служебная тайна, присяга, воинский долг… Хотя при чем тут воинский долг и политический сыск, убей меня бог… Но мне очень нужно понять… Это Ирка, конечно… Я угадала? Вполне могла попасться на какой-нибудь крючок, а потом, конечно, характера не хватило, чтобы избавиться…

– Я действительно не имею права тебе этого говорить… но ты не угадала.

– Не Ира? Удивительно… но тогда… Слушайте, Николай Алексеевич… я клянусь чем угодно… вот вам крест… пусть я больше кисти в руки не возьму, если вас выдам… Клянусь, эта информация умрет вместе со мной, и я никогда, никак, ни прямо, ни косвенно, не разглашу…

– Ну хорошо… только не подведи…

– Ни за что!

– Ну, ладно, так и быть… это тетя твоя. Клавдия Ивановна Хряпова. Рабочий псевдоним ее тебе знать не обязательно…

– Да бог с ним, с псевдонимом… Боже мой! Как-то неожиданно… хотя с другой стороны…

– Что – с другой?

– С другой, не странно ли, что после столь долгой работы вашего агента я все еще на свободе? Не посадили меня, не сослали… Что это значит? Агент плохо работает? Но в таком случае, почему его – ее – не уволили? Приходит в голову, что она нарочно так стучит, чтобы слишком большого вреда мне не причинить… Я ведь знаю, она меня любит. У нее, кроме меня, на свете и нет никого. И стучать-то ей, бедняге, больше не на кого.

– Бедняге, говоришь… Вреда старалась не причинять. А что же у тебя сплошные неприятности, на работу никуда не брали, из города выселить пытались?

– Это по другой теме… Там милиция в основном старалась.

– Да, но кто милицию натравливал? Подозреваю, что наше областное управление.

– Не знаю… скажите, Николай, а деньги тетушка за эту свою деятельность получает?

– Думаю, что да.

– А сколько?

– Ну, я не знаю..

– Приблизительно? Чтобы я представляла… Может такое быть, чтобы – рублей 70–80 в месяц?

– Я, честно говоря, точно не могу сказать, не знаю, какие у них там расценки… Это не по моей линии. Но, может быть, и так. Звучит правдоподобно.

– Она мне каждый месяц примерно такую сумму ссуживала. Причем понимала, что я вряд ли когда-нибудь отдать смогу…

Софрончук до недавнего времени считал, что потерял способность удивляться. Наташа, кажется, вернула ему это свойство.

– Погоди, погоди… Ты что, хочешь сказать, что тетка твоя стучала на тебя, чтобы иметь возможность тебя же материально поддерживать?

– Ну да. Без ее помощи я бы голодала. А больше ей денег было взять неоткуда…

– Бред! Сумасшедший дом!

– Не надо таких слов. В доме повешенного не говорят о веревке… Вообще пребывание в психиатрических заведениях сильно отрезвляет. И даже развивает философское мышление… Мне теперь ничто уже вокруг не удивительно. Все мы безумны по-своему.

Помолчали.

– Бедная тетушка! – сказала Наташа.

Софрончук фыркнул и даже отвернулся в знак протеста против такой постановки вопроса.

«Вот как, ее уже ничто не удивляет, а я, наоборот, стал опять удивляться… мы поменялись местами, получается», – думал он.

2

За окном проплывали какие-то развалюхи, пустыри, засыпанные ржавой арматурой, облупленные стены складов с покосившимися воротами, а за ними однообразные ряды одинаковых пяти– и девятиэтажных домов. Москва уплывала. Впереди были Урал и вся Сибирь, и новая, загадочная жизнь.

Ненароком, так, чтобы она не заметила, Софрончук бросал на Наташу жадные взгляды. На нее, на нижнюю полку… Вполне вероятно, что сегодня ночью… именно здесь… Невидимые пальцы сжимали горло, и в груди вроде звенело что-то. «Не обезуметь бы и мне окончательно», – останавливал себя Софрончук. Должна же быть во всем мера!

– Николай, а вы уверены, что вы правильно поступаете? – сказала вдруг Наташа. – Еще ведь не поздно сойти на ближайшей остановке…

– Не понял, что ты имеешь в виду?

– Ну, семью жалко…

– Не жалей… Им от меня только деньги нужны… ну так я постараюсь им помогать…

Наташа помолчала. Сказала:

– Но главное другое. Я вспомнила… Да, вспомнила… что у вас очень большое будущее. Вы можете достичь высшей ступеньки в своей профессии. А ведь об этом каждый мужчина мечтает, и это правильно. Стать первым в своей области.

– Наташа, что ты говоришь такое! Что значит «вспомнила»?

– Да, я знаю, звучит странно… я это чувствую так: когда ко мне вдруг вернулась память, я вспомнила не только прошлое, но и как будто немного будущее. Не знаю, насколько это научно… но я это так ощущаю… Я помню, мне Фофанов говорил, что время течет не обязательно в одном только направлении, а мы не видим этого, как дальтоники не способны некоторых цветов различать, так и мы не замечаем обратного течения… И вдруг я, заболев, кое-что разглядела. Хотя это постепенно проходит, и я уже почти будущего не помню.

Софрончук хотел сказать – ласково, тактично, нежно, что это, конечно, болезненная иллюзия, ведь помнить будущее точно невозможно. Это галлюцинация. Счастье, что эта болезнь проходит. И скоро Наташа будет совсем здорова, он это ей гарантирует. Почти уже открыл рот, чтобы все это сказать. Но прикусил язык. И мороз побежал у него по коже. Он вспомнил утренний телефонный звонок.