КонтрЭволюция - Страница 77

– Спецотдела не существует, – произнес привычную формулу Софрончук.

Ульянов только махнул рукой: дескать, знаем, знаем, а как же.

И продолжал:

– Скажи мне теперь, Софрончук, зачем все это было? Зачем мы старались, рисковали, фортели все эти устраивали, Наталью эту твою реанимировали? Зачем Фофанова бедного гробили? Безобидный был, если так подумать, старик.

– Был? Почему ты говоришь: был? Он что, умер? – встрепенулся Софрончук.

– Почитай, что умер… Полная амнезия… Не помнит ни как его зовут, ни кто он такой, ни где находится… Прямо как твоя возлюбленная, тот же синдром. Психиатры говорят: прогноз неутешительный.

Ульянов засмеялся каким-то новым, скрипучим смехом.

А Софрончук поморщился. Ему не то что было жаль Фофанова, но…

– Наташа расстроится, – сказал он.

Пришла пора удивиться Ульянову.

– С чего это вдруг? Она же его ненавидеть должна! А потом, какие там расстройства да огорчения, когда она сама неизвестно на каком свете. Полностью неадекватна… То есть, попросту говоря, ку-ку. У меня где-то было… ах, да, в кабинете оставил… ну в общем… медики написали заключение…

– Расстроится, – упрямо повторил Софрончук. – Вернее, она уже расстроена. Говорит, что он умер. Говорит: я точно помню, он умер.

– Помнит? Ну я ж говорю, ку-ку… Ладно… Ты и сам-то… Не то чтобы полный адекват, как я посмотрю… Но знай: Ульянов слово держит. Вот тебе билеты на завтра до Владивостока… И приказ о твоем назначении в Тихоокеанское краевое управление, замом… Поезжай. Ладно, ладно, можешь не благодарить… Мне тут недолго осталось командовать. Мне тут передали… Аграрник сказал: первым делом Ульянова заменим, он – человек Попова. Вот так. Сик транзит глориа мунди.

– Что? Какой транзит? Это на каком языке? – удивился Софрончук.

– Латынь это… Фофанов любил щегольнуть… В переводе на русский: сидишь, щеки надуваешь, а тебе вдруг – раз, и пинок под зад. Ну, я для смеха выучил… Думал, будем Фофанова снимать, я ему напомню, вверну к месту-то… А вишь, как вышло… У него транзит, но и у меня тоже полный транзит… В монастырь, что ли, пойти, грехи замаливать… Ну, это я так, шучу.

С этими словами Ульянов налил еще два полных стакана коньяку.

– Давай, на прощание.

Выпили, крякнули. Занюхали.

– Шоколадки пористые кончились. Эх, чувствую, не будет у меня уже больше таких шоколадок, – ворчал Ульянов. А Софрончук был уже мыслями далеко – на Казанском вокзале.

А Ульянов, знай, наливал снова.

– Слушай, я не потяну больше! – Софрончук решительно закрыл стакан рукой. В голове и так уже шумело.

– Ленивый ты какой… ну ладно, я и один…

Ульянов заглотил еще один полный стакан…

И вдруг понес такое… Софрончук понимал, что слушать не стоит, опасно, но любопытство пересилило, сидел, словно под гипнозом, не мог оторваться.

– Ты говоришь: спецотдела не существует… правильно говоришь, – рассуждал нетрезвый Ульянов. – Но вот есть у меня в кабинете один телефон… черный, без диска… Не обращал внимания? Ну да, он такой незаметный, скромный. Поднимаешь трубочку, и что слышишь? Слышишь ты и днем и ночью одни и те же слова: «Дежурный полковник Иванов слушает». Голоса разные, а слова всегда одни и те же. И фамилия дежурного почему-то никогда не меняется. Вот Попов как-то раз мне говорит: попроси спецотдел доставить Софрончука твоего на дачу Гречихину. Я беру трубочку и говорю полковнику Иванову очередному: так и так, есть задание такое-то и такое-то. Так я это называю – «задание». Потому что не знаю, могу я им приказы отдавать или нет. Если их официально не существует, как ты правильно говоришь. Вот они тебя в лучшем виде и доставили… а могли ведь и не доставить. Если им не нравится, они говорят: «Не представляется возможным». Или того интереснее, ничего не говорят, а просто кладут трубку, и все. Вот пытались, я слыхал, некоторые известные тебе товарищи поручить им тебя изолировать, а то и ликвидировать. В общем, из игры вывести. Так Иванов этот так называемый – нет, ни в какую. «Не представляется возможным», – говорит. Что, почему, где критерии, кто решает? Ничего не понять. Выполняют только те приказы, что их устраивают. И это в военной организации! Иногда вдруг наоборот, этот черный телефон сам звонит. Голос говорит: дежурный полковник Иванов. Примите сообщение. Просим, говорит, оказать содействие в доставке гражданки Шониной, Натальи Андреевны, из Рязани в Москву. Срочно. Так кто же кем командует, а?

Ульянов открыл четвертую бутылку, попытался налить еще Софрончуку, но тот яростно отбивался. Тогда он опять выпил сам, покрякал и продолжил свои излияния. А Софрончук слушал да помалкивал.

– Я им никогда не перечу, – говорил Ульянов, – потому что не знаю, от кого что идет. Недавно председатель наш с тобой, комитетский, член ПБ, генерал армии и т. д., спрашивает меня вдруг по-тихому, без свидетелей: а ты не знаешь точно, на кого спецотдел работает? Я человек ученый, вроде тебя, отвечаю: спецотдела не существует. Председатель посмотрел, посмотрел и говорит: «Ну да. Конечно, как я мог забыть».

И тут Ульянов понизил голос до драматического шепота:

– Но окончательно я наелся ухи, когда Генеральный меня невзначай о том же спросил. Не знаешь, говорит, случайно, Ульянов, в чьем ведении ваш спецотдел этот? Он же часть «девятки»? Или нет? Он тебе подчиняется или напрямую председателю комитетскому? Ну, тут я струхнул чута-чута. Думаю: разыгрывает или проверяет? Ведь когда я управление принимал, мне понять дали: эти ребята только на Генсека работают. А мы как бы посредники. На всякий случай отвечаю, как положено: спецотдела не существует, товарищ Генеральный секретарь! Смотрю на него и не моргаю. Тот смотрит на меня, ничего не говорит. Покачал головой и тему переменил.

А я вот думаю… а что, если не разыгрывает и не проверяет… что, если и вправду – и Генсек о них ничего не знает?

– Как это, как это? – не удержался Софрончук. – Как такое возможно? Но кто в таком случае…

И замолчал, пораженный.

– А-а! – торжествующе вскричал Ульянов, увидев выражение лица полковника. – И тебе это в голову пришло, то-то же!

Хватанул еще коньячку и прошипел:

– Я вот думаю, не пришельцы ли из космоса нами через них командуют, а? Не иначе как на марсиан работают! Или второй вариант, на дух Сталина! Или на самого дьявола!

И захохотал.

Софрончук подумал, что в целях безопасности стоило бы оказаться подальше от опального и, видимо, подвинувшегося разумом начальника, но тут Ульянов затронул новую интересную тему:

– Откуда, ты думаешь, эта история взялась с происхождением жизни, неодарвинистами и прочим, которой Фофанова с ума сводили? От этих ребят все идет, не будем по имени называть. От этих, скажем, Ивановых. Разработку, правда, они взяли у разведчиков – в управлении «А», активных мероприятий. Там какой-то юный гений это все придумал. Цель была подсунуть ее американским ученым и тем самым посеять сомнения и раздрай в их среде. Особенно одного ядерщика имели в виду – он и так из религиозной семьи происходил и вечно мучился: как совместить веру в Бога и в науку? Вот заумный наш аналитик решил, что теория эта его дестабилизирует, а мы тут как тут, притворимся его единомышленниками и от имени поклонников этого самого Разумного Начала его и вербанем. Но – представляешь, не получилось! Он, наоборот, обрадовался, стал всем говорить, что он теперь все понял про устройство вселенной и так далее. Что теперь у него наконец мир в душе. Никакой дестабилизации. Наоборот. А вот кто сошел с ума, так это как раз наш разработчик. Прислал нам доклад, что Разумное Начало действительно существует. И что оно через него себя проявило. Я, говорит, на ЭВМ проверил. Вероятность того, что мир устроен по лекалу, по программе, по дизайну – 67 процентов из ста. В общем, умом подвинулся. Пришлось его в психушку до конца дней. Но вот зато с Фофановым применили ту же технологию, и все сработало лучшим образом… Видно, с марксистской верой эта штука уж точно несовместима. И в заключение главный вывод, полковник! – Пьяный Ульянов наставительно поднял вверх палец. – Берегись, берегись, Софрончук, этих ребят, Ивановых этих… если они тебя в оборот возьмут, то мало не покажется… Найдут для тебя твою крысу, не сомневайся.