Контракт со смертью - Страница 2

Жить надо по средствам, а не хитрить там!

Да, остракизм был бы ужасен ещё и потому, что кроме людей умных, достойных, уважаемых, но, согласитесь, несколько скучных, здесь можно встретить множество ярких и веселых людей. Общаться с ними - одно наслаждение, награда за каждодневную рабочую рутину. Ведь и звезды эстрады, кино, телевидения заглядывают сюда попеть в свое удовольствие, или изобразить эстрадный номер, или станцевать - кому что лучше удается. Кроме того, при ближайшем общении, оказывается, что люди они открытые, простые, в общем, в таких местах наши звезды достаточно доступны.

Очень хорошие места! И независимо от того, прекрасное у вас настроение или плохое, вы можете засидеться здесь до белого утра, уже рабочий люд что-то там уже строит-ремонтирует, гремит механизмами, а вы только-только выходите. Так и Аркадий Григорьевич Сосницкий, известный московский адвокат вышел под молодой сентябрьский дождик уже где-то в восьмом часу утра и, сощурившись, подставил лицо небесным каплям.

Вот и ночь прошла.

Но именно из-за бессонной ночи Аркадий Григорьевич был в этот день особенно не в себе. И даже не потому, что устал, а поспать удалось всего два часа, нет. Просто нравственный озноб, причиной которого была долгая ночь и незаживающая душевная рана (может все вместе) помогли Сосницкому решиться.

Но к делу.

ГЛАВА 1

ТЯЖЕЛОЕ РЕШЕНИЕ

Аркадий Григорьевич Сосницкий, не зная ещё ничего о том, какие ужасные вещи ожидаются в ближайшие дни, приехал в офис во второй половине дня, и хотя рабочий день уже, можно сказать, подходил к концу, его встретило привычное, раньше так радовавшее его деловое оживление, говорившее, прежде всего, о незаурядном предпринимательском таланте, действительно способного, а многие говорили и гениального адвоката. Судя по гонорарам, которые в свои пятьдесят с лишним лет стал получать Аркадий Григорьевич, так оно и было, тем более, что в юриспруденции, а главное, в адвокатской практике, талант заключался не столько в знании законов - это естесственно, этим может похвастаться каждый пятый выпускник юрфака - нет, не в специальных знаниях, вернее, не столько в них, сколько в связях, в авторитете, в том аромате личности, который так ощущают люди всех сословий нашего уже капиталистического общества (и чем от Бога был наделен Сосницкий), в этом были истоки его успехов.

Все утро, находясь в свите мэра города, он провел на судоремонтном заводе, где по случаю спуска на воду теплохода, названного в честь исторического московского владыки просто - "Юрий Великий", состоялся митинг. На трибуне, в которую была наскоро превращена вторая палуба, выступали служащие мэрии, известные певцы и даже посол республики "Берег Слоновой Кости". Все хвалили теплоход, Москву и косвенно мэра, благодаря которому и могло состояться нынешнее торжественное событие. Аркадию Григорьевичу тоже пришлось выступить. Он, говоря как всегда легко, убедительно и строго логично, несколькими умелыми штрихами дорисовал, уже готовую в голове каждого картину неуклонного прогресса и дальнейшего развития Москвы в русле нынешней политики нынешнего мэра. Яркие блики от воды слепили ему глаза. В какой-то момент на уровне его лица зависла чайка и все, конечно продолжая слушать, смотрели на нее, пока кто-то из телохранителей высокого начальства не догадался пугнуть её взмахом руки. Чайка истерично заорала, несколько скомкав гладкую речь Аркадия Григорьевича, и улетела.

Были и другие ораторы, и мэр зашел в рубку посмотреть на приборы управления и погудеть в сирену. После чего отбыл. Разъехались и приглашенные, в том числе и Аркадий Григорьевич на своем черном "Мерседесе", траурным видом так гармонировавшим с его нынешним настроением. На Арбате, где находился его офис, в здании, приютившем много разных министерств, контор и конторок, он оставил машину на платной стоянке и привычным бодрым шагом вывернутых ног, так легко носивших его полное тело, поднялся к себе на пятый этаж.

Он прошел через большой зал, заставленный столами, за которыми работали молодые и не очень молодые люди. Все они были подающими надежды юристами (найти и отобрать их - в этом тоже была заслуга Аркадия Григорьевича), которые сдержанно поприветствовали своего шефа, зная, что после недавней смерти жены он никак не мог забыться, а потому и они чутко соблюдали некий условный траур.

В кабинете Аркадий Григорьевич сел в пружинно просевшее под его полным, выхоленным телом кресло и, словно пользуясь тем, что в комнате он один, застыл, уставившись в дверь и погрузившись в свои безрадостные мысли. Он не расслышал деликатный стук в эту дверь, хотя той частью сознания, что все эти дни после смерти супруги безошибочно руководила им, отреагировал и даже ответил что-то.

Вошел его помощник, Игорь Семенович Кудрявцев, которого все называли просто Игорь, и он не возражал. Игорь был высокого роста плакатный красавец лет тридцати, подавал большие надежды и был известен во всех элитарных кругах Москвы, от политиков до богемы. Везде он был принят за своего, и везде его любили и уважали. Конечно, за его плечами незримо витал призрак Сосницкого, но и личные способности Игоря выделяли его среди множества молодых людей, отчаянно стремившихся сделать карьеру в этом новом великолепном мире, в котором уже десяток лет пребывала столица великого государства. Главное качество Игоря состояло в чрезвычайной снисходительности к людям, основанной на знании человеческих недостатков и полном внутреннем неуважении к ним, что и делало его речи в судах такими убедительно-гладкими, а ещё - в совершенном равнодушии к тому делу, которым он занимался, вследствие чего он никогда не увлекался и не делал ошибок.

Аркадий Григорьевич поднял глаза на вошедшего Игоря, сделав над собой усилие и приготовился слушать доклад.

- Что нового? - спросил он.

- Есть несколько новых клиентов, - сообщил Игорь и стал обстоятельно рассказывать о ключевых моментах поступивших дел.

Дела были, в общем-то, банальными и требовалось только распределить их среди помошников. Так, сын одного из вице-президентов банка "Столичный кредит" насмерть задавил какую-то древнюю, ещё из эпохи развитого социализма супружескую чету. Старички от удара летели кеглями и так быстро, что, не успев приземлиться, попали прямохонько на небеса и теперь требовалось доказать, что данный сын известного человека ни то что не был в тот раз за рулем, но и вообще никогда не водил машину. Очень простой случай. Еще одно малолетнее убийство. Двенадцатилетний мальчуган из хорошей семьи (из плохих семей по причине отсутствия необходимых средств не обращались к адвокату Сосницкому) тринадцатилетнего своего братца утопил в семейном бассейне, потому что папа накануне пообещал сделать будущую жертву своим единственным наследником. Теперь уже всем ясно, что папа не выполнит свою угрозу, и наследником будет младший братишка. А наследников надо беречь. Здесь тоже все ясно, мальчику надо будет подлечить нервы где-нибудь на французской ривьере: теплый умеренный климат, приветливые люди, пляжный песочек...

Аркадий Григорьевич равнодушно комментировал смысл излагаемых Кудрявцевым дел, криво улыбался на осторожное хихиканье помощника и ждал окончания рабочего дня. С того момента, как три недели назад в теплый сентябрьский день его жена не справилась с управлением своей новенькой "Ауди", мир для Сосницкого сразу отшумел, отошел, и даже то, что в сгоревшей машине исчез и её прелестный образ, оставив криминалистам лишь костный остов, уже не волновало. Ему казалось, что случай, лишив его мучительного обряда опознания и прочих обязательных и глупых вещей, позаботился о сохранении чистого облика, который - надо только сделать усилие, обессмертив его, - заменит её навсегда.

Кудрявцев осторожно положил перед ним последнюю папку, и Сосницкий раскрыл обложку белой пухлой рукой. Вчитываясь в первые фразы, ещё не поняв их смысла, был уже словно бы тронут электрической струей, переливающейся по проводам в стекла... Перед ним лежало дело о смерти его жены и, осознав это, он тут же понял, что ему следует делать дальше: да, в мельчайших деталях повторить её короткое двухдневное путешествие к родителям в Ростов, которое она, опытная автомобилистка, затеяла совершить уже через месяц после их свадьбы. Сосницкий понял, что совершив за ней, нет, вместе с ней это путешествие, набрав как можно больше мелочей, которые были свидетелями её пути, он, тем самым, обретет невидимую связь с ней, и тогда исчезнет этот мучительный гнет, делавший его рассеянным, равнодушным и неживым.