Контракт на тело - Страница 4

За размышлениями заканчиваю уборку. Протираю последние поверхности, смотрю на проделанную работу и остаюсь собой довольна. Когда выхожу, взгляд непроизвольно соскальзывает к лестнице. Мне туда надо. Очень. И легче попасть сегодня, когда я еще могу прикинуться дурочкой. Завтра и все последующие дни будет сложнее. Хотя… если мне удастся увидеть то, что мне нужно, сегодня, то завтра может и не понадобиться.

Я кручусь по коридору, как ненормальная. Уверена, если кто-то сидит у камер, думает, что я не в себе. Не удивлюсь, если сюда уже кто-то идет, чтобы спросить, что с новой домработницей не так.

– Полина! – зовет меня Алиса. – Идем… пора на стол накрывать. Уборку уже закончили.

Вот так, пока я убирала одну комнату, девочки закончили с двумя.

Мы спешно спускаемся вниз. Помогаем повару накрыть на стол, раскладываем столовые приборы, застилаем скатерть. Я не перестаю удивляться привычкам Лавинского. И они снова идут вразрез с тем, что я узнала.

На столе стоят подсвечники со свечами, которые Алевтина Викторовна приказала зажечь в последнюю очередь. И сложенные в узоры салфетки меня удивляют. Все это совершенно не соответствует тому, что я о нем знаю. Впрочем, кто сказал, что в сети написано хоть слово правды?

– Все? – спрашивает Алиса, глядя на стол.

– Только свечи зажечь.

– Идем тогда. Зажги, Полинка.

Я киваю. Ищу спички, но их нигде нет. Бегу на кухню, чтобы спросить у девочек, но их и след простыл. Я быстро обшариваю ящики и нахожу наконец спички. Бегу в столовую, зажигаю. Одна никак не хочет разгораться, приходится над ней постоять.

То, что я уже не одна, понимаю слишком поздно. За спиной слышатся шаги. Тело будто парализует. С огромным трудом удается поднять голову и, расправив спину, повернуться, сталкиваясь со взглядом глаз цвета грозового неба. Именно такого. Не серого, не темно-синего. Оттенок его глазам я подобрала еще дома, рассматривая его фотографии. Сейчас остается только констатировать. И в ужасе попятиться назад, потому что если проникнуть в мастерскую – задача в ряду первых, то сталкиваться с Лавинским я ни разу не планировала.

– Простите, – поспешно выдаю и немедленно шагаю к выходу из кухни, когда слышу в спину недовольное:

– Стоять!

Издав мерзкий скрипучий звук подошвами удобных кроссовок, торможу и медленно поворачиваюсь.

– Одна свеча не зажжена, – сухо констатирует.

– Простите… – поспешно отвечаю и снова подхожу к столу.

Лавинский, стоит заметить, не сдвигается ни на шаг. Где остановился, там и стоит. Мне бы хотелось украдкой на него взглянуть, но сталкиваться с его взглядом не хочется. А в том, что его взгляд сосредоточен на мне, уверена, потому что чувствую себя неуютно.

– Нужно ее заменить, – говорю с сожалением и забираю подсвечник. – Что-то не так со свечой, не зажигается. Я поищу на кухне другую и принесу ее, хорошо?

Вот теперь у меня вроде как есть причина посмотреть в сторону странного хозяина этого дома.

– Давай, – кивает на дверь кухни.

Я быстро даю деру из столовой. Ищу свечки, но так как работаю здесь первый день, то понятия не имею, где они лежат. И девчонок нет. Вообще никого. Они точно правду мне рассказали о Лавинском? Может, он питается кровью несчастных сотрудниц, и поэтому они все так рьяно его боятся и стараются не попадаться на глаза? Иначе как объяснить то, что я не слышу ни звука? Словно и сам Ян в столовой замер.

– Да где же они?

– Не можешь найти свечи? – звучит глухое за спиной.

Я подпрыгиваю на месте, задеваю открытый ящик со столовыми приборами. Наделав шуму, с грохотом его захлопываю и оборачиваюсь.

– Не могу. Первый день работаю, а все куда-то запропастились.

Лавинский усмехается и надвигается на меня. Останавливается в метре справа и кивает на самую верхнюю полку.

– Они там.

И смотрит на меня.

Я при всем желании туда не дотянусь, но он, судя по молчаливому ожиданию, облегчать мне задачу не планирует. Ждет.

Все, наверное, получается хуже некуда. Я тут первый день. Сначала не смогла зажечь свечу, потом найти ее, а теперь и достать. За такое увольняют?

Хватаю табуретку, ставлю ее перед тумбочкой и молчаливо смотрю на Лавинского, потому что он, несмотря на то что я втиснулась между ним и тумбой, отходить явно не планирует. Стоит, ждет, когда я заберусь и достану эту чертову свечу.

– Не отойдете? – спрашиваю, посылая к черту вежливость и наставления главной.

– Нет, – следует холодный ответ.

Прекрасно.

Кое-как взбираюсь на табуретку, одергиваю выданную униформу и открываю створки. Ищу свечу, но нигде ее не вижу.

– Нет? – звучит позади.

– Нет.

– Я, наверное, перепутал. В соседней посмотри. Слева.

До дверцы дотягиваюсь, а вот посмотреть, есть ли там свечи, отсюда не могу. Собираюсь слезть, чтобы не свалиться, но неожиданно лечу вниз. Вскрикнув, приземляюсь аккурат в руки Лавинского. Вблизи рассматриваю его идеально ровный тон кожи, в меру пухлые губы и квадратный подбородок, к которому неожиданно хочется прикоснуться.

Бесцеремонно спихнув меня на пол, отходит.

– Можно без свечи, – бросает недовольно. – В следующий раз чтобы поставили.

– Конечно.

Едва он выходит из кухни, а из столовой раздаются характерные звуки использования столовых приборов, я выдыхаю и совершенно обескураженная оседаю на табуретку. У Лавинского тяжелая, я бы даже сказала, давящая энергетика, пробирающая до костей.

– Полина… – звучит откуда-то шепот.

Я осматриваюсь, вижу макушку Алисы, которая заглядывает со стороны другого входа.

– Ты чего тут сидишь? Идем к нам.

Я быстро подрываюсь, ставлю табуретку на место и бегу за Алиской. Оставаться на кухне, где меня в любой момент может найти хозяин – чревато.

– Ты почему задержалась? – интересуется Алевтина Викторовна.

– Свечка никак не зажигалась, и я новую искала.

– Нашла?

– Не-а. Ян Вениаминович, видимо, забыл, где свечки находятся.

Три пары глаз смотрят на меня удивленно и растерянно.

– Ты у него спрашивала? – охает Алевтина Викторовна и хватается за сердце.

Женщина резко бледнеет, хочет что-то сказать, но кроме нечленораздельных звуков ничего не может произнести.

– Он сам на кухню зашел, – пожимаю плечами. – И сказал, что свечи в шкафчике сверху.

– Сам зашел?! – не верит управляющая. – Ему-то откуда знать, где свечи, он на кухне вовек не бывал!

– Вот же… – осекаюсь, вдруг понимая, что нахожусь в компании других сотрудниц, которых знаю плохо.

Если обматерить сейчас хозяина, где гарантия, что кто-нибудь ему не доложит, и меня отсюда не попрут? Нет гарантий! Так что я замолкаю и прописываю сразу несколько пунктов в графе «Недостатки хозяина»: отсутствие чувства юмора и надменность. В графе «Достоинства» по-прежнему только один пункт: чертовски красив.

– Ты единственная, с кем поговорил хозяин за это время! – восклицает Яна. – Злился?

Скорее, издевался, но вслух говорю другое:

– Нет, вполне нормально обращался.

– Ох, деточка… – сетует Алевтина Викторовна. – Лишь бы с работы за осечку не попер.

– А может?

– Все может, – откровенничает Яна. – Пару месяцев назад он уволил новенькую только за то, что она не поздоровалась с ним, когда столкнулась. А она растерялась просто.

– Яна! – одергивает ее управляющая, явно недовольная такими откровениями. – Не делайте из Яна Вениаминовича монстра, а то я сама настою на вашем увольнении.

Мы замолкаем и через полчаса идем убирать со стола.

– Алевтина Викторовна правда может поспособствовать нашему увольнению? – обращаюсь по-прежнему к Яне. Алиса тоже неплохая, может поговорить, но гораздо менее откровенная, нежели Яна. А мне нужна информация. Много.

– Ой ли… – отмахивается она. – Ничего она не может! Такая же близкая к хозяину, как и мы.

– А вот и нет, Яна, – встревает Алиса, услышав наш разговор. – Алевтина Викторовна тут дольше всех работает, и с хозяином у них довольно теплые отношения.