Конец света с вариациями (сборник) - Страница 101

Я резко крутанулся вбок и стригущим движением ног подсек нападающего. (Чего греха таить, когда-то занимался брейкдансом – оказалось, не впустую потратил два года, сейчас помогло.) Между нами образовалась необходимая дистанция. Тут я и вмазал ему набалдашником монашеского посоха – в глазницу. Так я прикончил директора отдела перспективных технологий, вероятно, того, который выпустил в свет обратников.

Я пролежал в снегу минуту, смотря на набалдашник – из заостренной он вернулся к прежней форме, округлой; у отца Христофора было все продумано. А потом…

– Вставай, папа, – Макс тянул меня за руки, а Натик подталкивал сзади. – Пошли уже отсюда.

Психологическая устойчивость у них оказалась ничего, стрелялки-уничтожалки-виртуалки дали закалку.

– Может, маму подождем? – прикинул Макс.

– Это не мама была, оборотень, – со знанием дела пояснил Нат.

Я встал, повернул отца Христофора на спину, сложил ему руки на груди. Под светом полной луны я с сыновьями шел к трассе, и мне слышался голос воина-монаха:

«Я еще вернусь. А потом придет Господь. Но пока будь осторожен».

Сзади накатил жгучий свет фар – автомобиль ехал из отеля. За ним еще один и еще. В салонах дорогих машин никого не было. Они ехали под управлением борт-компьютеров по данным навигационных систем. Возвращались домой без хозяев.

А потом я заметил, что неподалеку от выхода на трассу нас ждали.

– Стойте здесь, – сказал я мальчикам.

Темные квадратные силуэты были все ближе, но лиц не видно. Когда до них оставалось метров пять, не больше, сзади накатил свет фар еще одного автомобиля, возвращающегося на автопилоте домой. У меня имелось несколько секунд, пока они были ослеплены, а я их видел во всей красе. Трое. Щетинистые лица под бараньими шапками. У одного точно линзы ночного видения – белки не просматриваются. А вот в руке другого тускло отсветил металл. Не нож – телескопическая металлическая дубинка со свинцовым утяжелителем – ломать кости и пробивать череп с одного удара. Салафиты. Вышли поохотиться на людей. Ни одного из этих чмуров еще ни разу не посадили в тюрьму, даже если полиция ловила их. Салафитов всегда защищали лучшие корпоративные юристы. Убил паренька одиннадцати лет, значит тот был «агрессивным русским фашистом». Изнасиловал девчонку – значит, та была «проституткой». Очищенные от местного населения территории переходили корпорациям…

Ну хорошо, теперь я буду судьей.

Рывок. Крайнего справа, того, что с дубинкой, ударил посохом в лоб. Ближайший меня еще не видел, но уже через мгновение в его руке оказался нож. С полуборота влупил ему посохом по горлу. Этот с хрипом лег. Обернулся к первому – лоб у того оказался крепким и он, выпустив с щелчком пять звеньев дубинки, нацеливал ее на мою голову. Но монашеский посох был длинее. Второго удара этот тип уже не выдержал. У последнего салафита блеснул в руке ствол. Еще рывок – на этот раз меня подтолкнула волна, и я будто опередил свое тело. Различил напряжение мышц в крепком теле противника и, согнувшись, бросился ему в ноги. Его рука с пистолетом оказалась над моей головой – схватив ее за кисть, сломал о свое плечо. И ударом посоха по вражескому затылку, украшенному бараньей шерстью, завершил дело.

– Теперь вперед, – окликнул я сыновей, – не дрейфить.

– Да мы уже привыкли, – сказал Макс, обходя лежащие тела по приличной дуге.

Мы вышли на трассу, и… звук мотора, кто-то едет и вроде не из нашего адского отеля. Я поднял руку, и рядом со мной остановился пикапчик с эмблемой ремонтной службы. Из него высунулся не корпоративный монстр, а мужик-техник.

– Э-э, милейший, а не вас ли я вызывал три часа назад? – обратился я.

– Царегородский? – опознал меня техник.

– Ну да.

– Мы получили ваше сообщение о поломке с большим опозданием. Садитесь, только без этой… жерди. Сейчас посмотрим, что с вашей машиной.

Я еще раз посмотрел на посох. Открутив набалдашник, вытащил из него стальное кольцо с насечкой, надел на палец, посох утопил в снегу.

Полчаса спустя я возвращался домой вместе с детьми в своей машине. Отвез их к бабушке-дедушке, залепил порезы и раны пластырем из синтекожи и… отправился на работу. Понедельник – утро. А что еще делать – кричать, что в одном отдельно взятом отеле случился конец света? Так меня ж в психушку и отправят. Я, кстати, до сих пор не уверен, не было ли это завихрением моих отдельно взятых мозгов? Или же неудачной работой интракорпорала, поставленного мне в испытательном секторе. Вдруг это было лишь набором виртуальных сцен, цепко въедающихся в сенсорную матрицу?

И вот я в стенах корпорации «Pear». Начиная с пятого этажа от всего, что имелось вокруг, разлетались розовые бабочки, пузыри со щечками, разбегались лисята и мышата, расползались веселые червячки. Все щебетало, завлекало и настаивало на своем.

Усовершенствуй мир, купи новый гаджет Pear. Все вместе: «Мы любим мир, в котором есть Pear».

Pear первый в мире, старайся быть первым в «Пире». Pear – это лучший мир.

– Эй, Царегородский, зайдите к нам сейчас. Снимем имплантированное вам экспериментальное устройство. Не волнуйтесь – сообщим на СУЧ, что вы у нас были, – менеджер из испытательного сектора пронеслась мимо меня.

Там сделали мне инъекцию под кожу в районе решетчатой кости и еще одну – в вену, для промывки организма от «отходов производства».

Через пятнадцать минут розовые бабочки наконец перестали порхать у меня перед глазами.

– Все, Царегородский, можете идти, – распорядилась М. Вилнер, – у вас в запасе еще четверть часа.

Уходить не хочется. Строгость ее не портит. Мне даже кажется порой, что М. Вилнер играет в «деловую». Ну, как девчонка играет в принцесску.

– Раз четверть часа, тогда, может, вместе по чашечке кофе выпьем – за избавление пациента от галлюцинаций. А, госпожа Вилнер?

Менеджер задержала на мне взгляд холодных серых глаз и, даже не улыбнувшись, сказала.

– Вы разок уже подженились на сотруднице корпорации. Не стоит два раза наступать на одни и те же грабли.

Впервые заговорила не на «бизнес-инглиш», а на русском и почти без акцента. Значит, я всерьез достал ее.

Я побрел в свой отдел, по дороге машинально опустил руку в нагрудный карман пиджака, где у меня расческа лежит, вытащил оттуда визитную карточку. М. Вилнер, что ли, подбросила? На обратной стороне надпись: «Во время обеденного перерыва буду у кофейного автомата на двадцатом этаже». Уже неплохо, хотя трудно представить М. Вилнер, непринужденно болтающей со мной о том о сем. Разговор явно будет по делу. Я зашел в свой отдел, сел на кресло в своем прозрачном боксе. Массажные колесики сразу принялись массировать мою спину. Все, как обычно. Как будто. Лишь одно «но». В отделе сидели другие люди. Тех, что работали здесь на прошлой неделе, а затем поехали на корпоратив в загородный отель, не было. Кроме меня. Судя по разрезу глаз, цвету кожи и по-птичьи щебечущим голосам – это были люди из той самой параллельной «фирмы», расположенной в Мьянме.

В наш улей зашел новый шеф отдела, мужчина полутора метров ростом, смуглый и стройный, как сахарный тростник, засеменил к одному сотруднику, к другому. Грозно защебетал на сотрудницу. Судя по переводу с «пиджин-инглиш», которое автоматически делало правое полушарие моего мозга, он распекал ее за потерю прибыльности и призывал совершить самоубийство путем утопления в реке Иравади. Тем временем нижняя часть его живота удлинились и, прорвав пиджак и рубаху, превратилась в неожиданно здоровый челюстной цветок, из того полез червеподобный пестик и впился за ухом застывшей подчиненной.

Моя рука потянулась в ящик стола, где лежала хорошо заточенная отвертка – отдыхая от работы, потихоньку обрабатывал ее нанокристаллическим наждаком – а взгляд упал на швабру, которую уборщица оставила в углу. Это пригодится тоже.

Еще до обеденного перерыва я прикрутил заточенную отвертку к концу швабры – изоляционной лентой крепко-накрепко. А когда наступил перерыв, завернул импровизированное копьецо в газету Ingria Times, которую нам положено читать, и отправился в хрустальной вазе лифта на двадцатый этаж. Уже на выходе из кабины я уловил в воздухе что-то не то. Ускорив шаг, понесся к закутку, где стояла кофейная машина.