Конец сказки - Страница 2

По воле бессмертного царя в залу доставили пять вещиц. Невзрачных, простых на вид, но неизмеримо более дорогих, чем все сокровища, что привез Ибрагим. Купец понял это сразу, смекнул с первого взгляда – и его глаза зажглись жадностью.

Первой Кащей показал ему круглую шелковую шапочку с костяной пуговичкой. Была та ладно скроена, невесома, но главное, что в ней было ценно – чудесное свойство. По велению Кащея невольница Айгуль надела ее на прелестную головку и… исчезла.

Не до конца исчезла, конечно, не по-настоящему. Стала незримой, прозрачной как воздух. Изумленный Ибрагим даже протянул руки, пощупал – и наткнулся на мягкое, приятное.

– Диковина какая, диковина!.. – заахал он, бережно беря шапку-невидимку.

Да уж, за такое и сундука золота не пожалел бы купец. Только вот… маловата шапочка-то оказалась. На женскую головку явно шилась. И так Ибрагим мостил ее, и эдак – не налезала должным образом. Не срабатывало волшебство.

– Эхма… – вздохнул купец. – Нет, повелитель, не по мне эта шапка. Пусть ее другие носят.

– Как знаешь, – пожал плечами Кащей. – Возьми ее тогда ты, Яга.

Яга от шапчонки не отказалась. Примерила ее, покрасовалась перед зеркалом.

– Хорошо ли мне так, Кащеюшко? – донесся из пустоты кокетливый голос.

– Гораздо хорошо, – осклабился Калин. – Много лучше прежнего. Так и ходи, не снимай.

– Не тебя, огуряла, спросили, а коли б и спросили – так ответа б не ждали! – разозлилась старуха, снова становясь видимой.

Драгоценные шелка тоже достались Яге Ягишне. Старуха, которой перевалило уже за триста лет, закуталась в них и павлинисто закудахтала. Так уж ей понравилось.

А купцу Ибрагиму предложили другую умную вещь – гусли. Были они неказисты, потерты, рассохлись от времени – но свойством обладали чудесным. Взял их в руки Соловей-Разбойник, положил пальцы на струны – и пошел играть трепака!

И пока Соловей играл – всем так-то весело стало, так-то задорно. Ноги сами в пляс пускались, вензеля выводили. Каменные половицы аж затряслись – то принялись топать братья-велеты, три удалых великана.

Ибрагим и сам пошел играть плечами, запрыгал вокруг красавицы Айгуль. Яга-ханум взялась отплясывать с ханом Калином, карлик-колдун Джуда закрутил в воздухе собственную бороду, и даже Тугарин-ага слегка застучал об пол пяткой.

Не двинулся с места только царь Кащей. У этого ни единая морщинка на лице не дрогнула. Терпеливо дождавшись, пока Соловей закончит, он холодно спросил:

– Берешь самогуды, купец?

– Добрая вещь, дорогая, – отвел взгляд Ибрагим. – Да только мне-то она без надобности, я-то, горемыка, с медвежьим ухом хожу. Рад бы сыграть – да не дал Аллах талану. Так что я уж, с твоего, повелитель, дозволу, еще и другие вещи посмотрю.

– Дело твое, – кивнул Кащей. – Возьми тогда гусли ты, Соловей.

Старый разбойник поклонился и сунул умную вещь в заплечную суму. А Ибрагиму предложили третий подарочек – палицу о трех обручах. Медном, бронзовом и железном.

– Сие – палица-буявица, – произнес Кащей. – Своими руками отковал. Сама по воздуху летает, сама врага колотит.

– Дельная штука! – разгорелись глаза Ибрагима. – Не жаль отдавать такую, повелитель?

– Мой Аспид-Змей лучше, – пожал плечами царь нежити. Под его саваном что-то заскользило, забугрилось и высунулось из рукава черной головкой. Ибрагима аж передернуло от ужаса.

Он нерешительно коснулся палицы. Та была теплой и чуть заметно трепетала. Тоже как будто живая.

Ибрагиму хотелось испробовать ее в деле, но он не знал, на ком. Да и… робел слегка. Исходив всю ойкумену, купец не единожды сталкивался и со злыми людьми, и с опасными зверьми, но беды всякий раз избегал не саблей, но умом.

Хитер был Ибрагим, изворотлив. Когда надо – нанимал башибузуков, чтоб вместо него лбы разбивали. А то и без них обходился, на удачу положившись.

Так что палицу он хоть и отметил для себя, но решил вначале посмотреть оставшиеся две диковины. А вдруг те еще лучше окажутся?

Так он Кащею и сказал.

Бессмертный царь кивнул и велел присмотреть за палицей Тугарину. Огромный людоящер смерил купца презрительным взглядом и сунул волшебную вещь за пояс.

А перед Ибрагимом развернули пестрый хорасанский ковер. С тяжелыми кистями, выцветший, ужасно запылившийся. Купец сразу понял, что за диво сейчас перед ним, и глаза его разгорелись пуще прежнего.

– Ковер-самолет, – благоговейно произнес он, поглаживая ворс.

– Он самый, – кивнул Кащей. – Старинное изделие. В былые времена он принадлежал шахиншаху Шапуру, а от него перешел к царевичу Бахраму. Тысячу лет назад его создали маги Зороастра. В те времена они еще сохраняли какие-то крохи древнего Искусства.

– И ты вот так запросто отдаешь его мне? – вопросил Ибрагим.

– Это всего лишь летающий кусок ткани. Я предпочитаю моих змиев. Берешь ковер?

Ибрагим снова погладил ворс. Его сердце трепетало от восторга. Чудесная вещь дышала историей и волшебством. Купцу послышалась поступь армий Сасанидов и рокот священного огня Заратуштры.

– Посмотрю еще, коли позволишь, вначале и пятую вещь, – молвил Ибрагим. – Если не окажется она еще лучше – возьму ковер.

– Ну посмотри, – дозволил Кащей. – Ковер приберите пока, но не далеко. Пусть наш гость еще пораздумывает. Только не слишком долго.

И вот перед Ибрагимом поставили последнюю Кащееву диковинку. Пару сапог. Сафьяновые, дорогие, но тоже не новые, стоптанные. Купец наклонился и, не веря себе, спросил:

– Это что же, повелитель… неужто… те самые… скороходы?!

– Да, – подтвердил Кащей. – Семиверстные сапоги. Одна нога здесь – другая там.

Ибрагим ахнул. Хорош ковер-самолет, волшебен, кто спорит, но летать и птицы умеют. И мыши летучие. И даже презренные мухи, что были созданы Аллахом в минуту недовольства людьми. Самолет унесет хозяина в небеса, верно, но не слишком-то и быстро.

А эти сапоги… Семь верст одним шагом… Русская верста – это двадцать шесть с половиной танабов. Сто восемьдесят пять танабов одним шагом! Несколько шагов – и ты уж в другом городе! Сотня шагов – и добежал туда, куда караван и за седмицу не дойдет!

Ибрагим аж затрясся от вожделения. Хотелось ему ковер-самолет, да и палицу-буявицу хотелось, но сапоги-скороходы захотелось всего сильней. К тому же те, в отличие от шапки-невидимки, еще и по ноге как раз оказались. Словно на Ибрагима и шили.

– Беру! – воскликнул он. – Беру сапоги, повелитель!

Надел купец сапоги-скороходы, топнул ногой легонечко, сделал шажок робкий, неуверенный… да и разом на семь верст!

Одной ногой.

А другая в Костяном Дворце осталась.

И половина купца при ней.

Пару мгновений она еще стояла, точно гигантский окровавленный оплетай. Потом медленно повалилась на пол. Айгуль зашлась в дикого ужаса вопле, баба-яга мелко захихикала. Кащеевы чудища утробно захмыкали, загомонили, с насмешкою глядя на останки купца.

– Пошли своих, пусть разыщут второй сапог, – велел Кащей Репреву, вожаку псоглавцев. – Он должен быть ровно в семи верстах где-то в том направлении. При нем будет половина трупа – не ошибутся.

– Дурак, как есть дурак, – осклабился Калин, стаскивая обувку с ноги Ибрагима. – Знать же надо, как вещью пользоваться. Или спросить вначале тех, кто знает. Правой-то ногой шаг делай, а левую-то тоже сразу уже заноси, от земли отрывай. А не вот так, неповоротнем. Сапоги-скороходы – они ж неумех-то не терпят.

– Он тебя уже не слышит, – напомнил Кащей, вперив взгляд в застывшую от страха Айгуль. – Хек. Хек. Хек.

– Да и пес бы с ним, собакой сарацинской, – примерил сапог-скороход Калин. – А мне по ноге, смотри-ка.

– Тогда забирай их себе, – разрешил Кащей. – Я-то ими пользоваться не могу, но пылиться в амбарах умным вещам незачем. Пускай пользу приносят.

– Вот за это наш тебе поклон, царь-батюшка, – взялся за шапку Калин.

Снимать не стал – вспомнил вовремя о сраме на бритом темени.

Только ковер-самолет Кащей не стал никому дарить. Баба-яга летает в ступе, колдун Джуда – на собственной бороде, а остальным это незачем, им конно привычней.