Конец обжорству - Страница 2

Спустя пару часов я зашел в Caffe Greco, где, как говорят, подают лучший в городе капучино. На стойке стояла большая стеклянная ваза с домашней выпечкой. Я заказал кекс с шоколадом и апельсиновой цедрой и немедленно его съел.

Я решил разобраться в причинах такого поведения. Почему Сара не может удержаться от еды, даже зная, что это делает ее несчастной и угрожает ее здоровью? Почему моей решимости хватило так ненадолго? Я хотел знать, чем можно помочь Саре, мне и миллионам таких, как мы.

Я начал прислушиваться к рассказам людей, которые борются с лишним весом; внимательно, как доктор за пациентами, стал наблюдать за ними, обращая особое внимание на поведение этих людей рядом с чем-нибудь съестным. Я быстро понял, что Сара не одинока.

Моя беседа с сорокалетним журналистом (я буду называть его Эндрю2) в очередной раз показала, что ни пол, ни возраст, ни положение в обществе не гарантируют человеку, что у него не будет проблем с едой. Эндрю, который при росте 173 см весит 112 кг, бесстрашно писал репортажи из самых горячих точек планеты. Он общался с боевиками, террористами, профессиональными наемниками - и не дрогнул. Но когда я положил перед ним пакетик M&M’s, Эндрю с трудом сдержался, чтобы не наброситься на конфеты.

«Когда я на встрече или беру интервью - а там на столе какая-то еда, я половину времени думаю о ней», - признается он. Его разум мечется между «Ух ты, аппетитно выглядит, я бы съел» и «Я не буду этого есть, потому что не голоден».

Внутренний конфликт начинает раздирать его рано утром и не отпускает ни на минуту: «Я просыпаюсь, зная, что еда - мой враг и я сам себе враг. И ничего не могу с этим поделать».

За обедом его взгляд останавливается на корзинке с горячим хлебом и стоящей рядом масленке. На улицах его манят кофейни Starbucks. Дома он не может устоять перед соблазнами холодильника. «Эта борьба может продолжаться до бесконечности», - говорит Эндрю. Как и для многих людей, которым трудно контролировать свой аппетит, каждый день для Эндрю - минное поле, по которому он пробирается от завтрака к ужину.

Труднее всего ему приходится в магазинах самообслуживания: если и удается прошмыгнуть мимо стенда со сладостями, они подкарауливают его у кассы. Привычный бой с самим собой происходит так: Эндрю берет шоколадный батончик, кладет на место, снова берет - и так раз за разом. Иногда он побеждает и уходит из магазина без батончика. Иногда побеждает батончик. И если Эндрю покупает его, то часто чувствует такое отвращение к себе, что выбрасывает половину батончика в мусорную урну - и быстро проглатывает остаток.

День Эндрю проходит, по его выражению, «под гастрономический саундтрек»: «Утром я съедаю тарелку хлопьев и тут же думаю, что надо взять банан и яблоко на работу, чтобы не соблазняться печеньем из офисного автомата». Но любой успех мимолетен, и Эндрю снова одолевают мысли о еде: «Я говорю сам с собой, спрашиваю: “Что я буду есть на обед?”, “А вдруг к трем часам я проголодаюсь?”, “Что у нас на ужин? Вот бы что-нибудь вкусненькое”».

В хороший день, ограничивая себя во всем, Эндрю съедает примерно 1500 калорий - столько он и должен получать, чтобы похудеть. Но на следующий он может проглотить все 5000. Он редко чувствует сытость и удивляется, что другие люди не разделяют его зацикленности на еде. «Мне легче понять террориста-смертника, чем кого-то, кто равнодушен к еде», - говорит он без тени улыбки.

Пицца - любимое блюдо Эндрю, и когда он слышит запах горячей пиццы, то приходит в смятение. «Пицца - все, о чем я могу думать, - признается он. - Мало что может привлечь мое внимание так, как пицца. Она говорит со мной. Поверьте, еда разговаривает. Всякая.

Я уверен: когда азартный игрок, игрок-наркоман, заходит в казино, он понимает, что проиграет. Думаю, это понимание его огорчает, но вместе с тем и подбадривает. Я как этот игрок. Захожу в пиццерию и чувствую, что время замирает. Время останавливается - его как бы не существует, и ты выходишь из собственного тела.

Я притворяюсь, что у моих поступков не будет последствий.

Ничего больше не существует - только я и пицца. Вот что я чувствую».

Я не собирался мучить Эндрю, когда выкладывал перед ним пакетик M&M’s. Мне просто нужно было узнать, как он отреагирует.

- Очень отвлекают, - сказал он.

- Тебе стало бы лучше, если б ты их съел?

Эндрю ответил, что вкус первой конфеты даст ему «кайф», невероятно приятные ощущения. Но он знает, что, продолжая закидывать в рот конфету за конфетой, он почувствует себя плохо: «После десяти-пятнадцати драже мне станет дурно. Как будто сахар проедает дырку у меня в желудке». Несмотря на это, он будет продолжать глотать конфеты.

Я почувствовал, что, говоря это, Эндрю ненавидел себя. «Хуже всего, когда кто-то видит, что я покупаю M&M’s», - добавил он. Отходя от кассы, он старается сразу спрятать пакетик в карман, надеясь, что никто в этот момент не смотрит на него.

- Я толстый, - говорит он, - а людям неприятно смотреть на толстяка, который запихивает в себя всякую дрянь. Отталкивающее зрелище.

- Что ты думаешь о себе после того, как наешься конфет?

- Я говорю себе: «Снова потерял контроль над собой, снова двести сорок лишних калорий». Но никакие рациональные аргументы не могут конкурировать с предвкушением M&M’s.

Еда обладает огромной властью над этим человеком, привыкшим рассчитывать на себя даже в самых опасных ситуациях. «Неодушевленный предмет, какая-то там еда - и такая сила!» - говорит он, и я слышу в его голосе отвращение.

Эндрю понимает, что для него еда ассоциируется с наградой.

«Еда добавляет жизни красок», говорит он. Его манит обещание

«комфорта, уюта, возбуждения, соблазна, счастья, возможности привнести в жизнь радость», которое она дарит.

Америка, по словам Эндрю, «превратилась в парк съедобных аттракционов... в ярмарку вкусных, жирных, соленых, сладких и, главное, доступных и недорогих лакомств. Как можно гулять по ярмарке и противостоять всем этим искушениям? Все такое яркое, веселое, красочное, музыка играет, дым коромыслом - конечно, вам захочется и прокатиться на колесе обозрения, и поиграть на автоматах, и пострелять в тире; конечно, вы потратите немного денег на удовольствия».

- Ты чувствуешь себя лучше, когда ешь?

- Самое странное в ситуации, когда ты ешь и не можешь остановиться, - это нелогичность такого поведения. Ты можешь на минуту почувствовать себя хорошо, но только на минуту.

Эндрю дал классическое описание того, как работает система вознаграждения на физиологическом уровне. Приятное ощущение мимолетно, объясняю я Эндрю, но оно закрепляет поведение. Оно непродолжительно, и поэтому хочется испытывать его снова и снова.

Я спрашиваю у Эндрю, понимает ли он, почему не может контролировать себя. Для него это загадка. Действительно, почему еда обладает такой властью над ним? «У тебя выработался условный рефлекс на еду и на раздражители, которые напоминают тебе о ней. Они притягивают твое внимание, заставляют предвкушать удовольствие и укрепляют желание».

Я хочу, чтобы Эндрю узнал, как много людей запрограммированы на еду и теряют контроль над собой так же легко, как и он.

Пищевая индустрия добилась впечатляющего успеха в разработке товаров, привлекающих внимание таких, как Эндрю. Производители продуктов питания, разработчики рецептур и владельцы ресторанов могут не до конца осознавать, какие биологические механизмы лежат в основе популярности их продукции, но точно знают, что сахар, жир и соль продают себя сами. Эндрю - легкая добыча для индустрии питания: у него на спине словно нарисована мишень.

Людей, которые не могут контролировать себя, когда речь идет о вкусной еде, великое множество, и не все они весят больше нормы.

Я говорил со студенткой школы права, которую буду называть Самантой. Ей 25 лет, при росте 167,4 см она весит 54,4 кг, но под ее словами могли бы подписаться и Сара, и Эндрю.