Конец главы. Том 2. На другой берег - Страница 9

В справочнике он отыскал номер дома сэра Лоренса на Маунт-стрит, надписал адрес, старательно облизал края конверта и вышел, чтобы собственноручно опустить письмо в ящик. И вдруг ему расхотелось возвращаться в клуб. Он был в настроении, которое плохо вязалось с клубной атмосферой. Клубы всегда пропитаны мужским духом, отношение к женщине в них, так сказать, послеобеденное – полупренебрежительное, полуразнузданное. Это крепости, комфортабельные и недоступные для женщин, где мужчина чувствует себя свободным от всяких обязательств перед ними, и стоит ему туда войти, как он сразу же напускает на себя независимый и высокомерный вид. К тому же "Кофейня", одно из самых старых учреждений такого типа, вечно полна завсегдатаями, людьми, которых невозможно представить себе вне клуба. "Нет! – решил Крум. – Пойду пообедаю где-нибудь на скорую руку и посмотрю новое обозрение в Друри Лейн".

Место ему досталось неважное, в одной из лож верхнего яруса, но он отличался острым зрением и все прекрасно видел. Спектакль скоро захватил его. Он достаточно долго жил за пределами Англии, чтобы не испытывать некоторого волнения при мысли о ней. Красочная панорама её истории за три последние десятилетия взволновала его так сильно, что он ни за что не признался бы в этом своим соседям по залу. Бурская война, смерть королевы Виктории, гибель "Титаника", мировая война, перемирие, встреча нового 1931 года… Спроси его кто-нибудь потом о пьесе, он, наверно ответил бы: "Замечательно! Впрочем, под конец мне взгрустнулось". Но, сидя в театре, он испытывал не грусть, а нечто гораздо большее – сердечную боль влюблённого, который жаждет счастья с любимой и не в силах его добиться; чувства человека, который пытается не сдаться, выстоять и тем не менее шатается из стороны в сторону под ударами жизни. Когда он выходил, у него в ушах звучали заключительные слова: "Величие, достоинство, мир". Трогательно и чертовски иронично! Он вытащил портсигар и закурил сигарету. Ночь была сухая, Крум шёл пешком, осторожно пробираясь через потоки машин, и в ушах его звучали меланхолические жалобы уличных певцов из пьесы. Рекламы в небе – и кучи отбросов! Люди, разъезжающиеся по домам в собственных машинах, – и бездомные бродяги! "Величие, достоинство, мир!"

"Я должен выпить", – решил молодой человек. Теперь он мог возвратиться в клуб: тот уже не отталкивал, а привлекал его, и Крум повернул к Сент-Джеймс-стрит. "Прощай, Пикадилли! Прощай, Лестер-сквер!" Замечательная сцена, когда томми, насвистывая, маршируют по спирали сквозь туман, а на освещённой авансцене три накрашенные девчонки трещат: "Жаль вас отпускать, но вам пора идти". Публика в литерных ложах перегибалась через барьер и хлопала. До чего правдиво! Особенно эта весёлость на лицах накрашенных девчонок, когда она становится всё более наигранной и душераздирающей! Надо пойти ещё раз вместе с Клер. Взволнует ли это её? И вдруг Крум понял, что не знает. Да разве человек знает что-нибудь о другом, даже о женщине, которую любит? Сигарета обожгла ему губы, он выплюнул окурок… А сцена с молодожёнами, решившими провести медовый месяц на "Титанике"! Они облокотились о борт, им кажется, что перед ними раскрывается вся жизнь, а на самом деле впереди только холодная бездна океана. Что знали эти двое? Только одно – они желают друг друга. Поразмыслить – так жизнь дьявольски странная штука! Крум поднялся по лестнице «Кофейни» с таким чувством, словно прожил целую жизнь, с тех пор как спустился по ней…

На другой день, точно в шесть вечера, он позвонил у подъезда Монтов на Маунт-стрит.

Дворецкий, который открыл ему, вопросительно приподнял брови.

– Сэр Лоренс Монт дома?

– Нет, сэр. Дома леди Монт, сэр.

– К сожалению, я не знаком с леди Монт. Нельзя ли вызвать на минутку леди Корвен?

Одна из бровей дворецкого поднялась ещё выше. "Ага!" – казалось, подумал он.

– Как доложить, сэр?

Молодой человек протянул ему карточку.

– "Мистер Джеймс Бернард Крум", – нараспев прочитал дворецкий.

– Доложите, пожалуйста, иначе: "Мистер Тони Крум".

– Хорошо. Соблаговолите минутку подождать. Да вот и сама леди Корвен.

С лестницы донёсся возглас:

– Тони! Какая пунктуальность! Поднимайтесь сюда и познакомьтесь с тётей.

Клер перегнулась через перила; дворецкий исчез.

– Снимайте шляпу. Как это вы решаетесь выходить без пальто? Я вот всё время зябну.

Молодой человек подошёл вплотную к перилам.

– Милая! – прошептал он.

Она приложила палец к губам, затем протянула его Круму, который с трудом дотянулся до него своими.

– Идёмте!

Когда он добрался до верхней площадки. Клер уже распахнула дверь и объясняла:

– Это мой попутчик, тётя Эм. Мы вместе ехали на пароходе. Он пришёл к дяде Лоренсу. Мистер Крум – моя тётя, леди Монт.

Молодой человек увидел плывущую ему навстречу фигуру, и чей-то голос произнёс:

– А, на пароходе! Ясно. Здравствуйте.

Крум понял, что положение его, так сказать, определилось, и перехватил чуть насмешливую улыбку, мелькнувшую на лице Клер. Останься он с ней вдвоём хоть на пять минут, он стёр бы эту улыбку поцелуями. Он бы…

– Расскажите мне о Цейлоне, мистер Крейвен.

– Крум, тётя. Тони Крум. Зовите его просто Тони. Имя у него другое, но все зовут его так.

– Все Тони – герои. Почему – не знаю.

– Этот Тони – совсем обыкновенный.

– Да, Цейлон. Вы там познакомились с Клер, мистер… Тони?

– Нет. Мы встретились уже на пароходе.

– Вот как! Мы с Лоренсом всегда спали на палубе. Это было в те ужасные девяностые годы. Река тогда, помнится, была прямо запружена плоскодонками.

– И теперь тоже, тётя Эм.

Молодому человеку внезапно представилось, как он и Клер скользят вдвоём в плоскодонке по тихой заводи. Он отогнал видение и заговорил:

– Вчера я был на "Кавалькаде". Грандиозно!

– Вот как? – удивилась леди Монт. – Это мне напомнило…

И она выплыла из гостиной.

Крум вскочил.

– Тони! Не забывайтесь!

– Но она ведь для того и вышла!

– Тётя Эм – воплощённая доброта, но я не намерена злоупотреблять её любезностью.

– Клер, вы не знаете, как…

– Знаю, знаю. Садитесь-ка лучше.

Молодой человек повиновался.

– Теперь слушайте. Тони. В моей жизни было столько физиологии, что мне этого хватит надолго. Если хотите, будем друзьями, но только платоническими.

– О господи! – простонал молодой человек.

– Да, только. Иначе – давайте совсем не встречаться.

Крум сидел не шевелясь, не сводя с неё глаз, и у Клер мелькнула мысль:

"Для него это пытка. Он её не заслуживает – слишком хорош. По-моему, нам лучше не встречаться".

– Послушайте, – мягко начала она. – Вы ведь хотите мне помочь, правда? Время у нас есть. Может быть, потом…

Молодой человек стиснул ручки кресла. В глазах его засветилось страдание.

– Хорошо, – с расстановкой ответил он, – чтобы видеть вас, я пойду на все. Подождём, пока это перестанет быть для вас только физиологией.

Клер, которая тихонько покачивала ногой, рассматривая лакированный носок своей туфли, неожиданно взглянула прямо в тоскливые глаза Тони и отчеканила:

– Будь я не замужем, вы бы спокойно ждали и не мучились. Считайте, что оно так и есть.

– К несчастью, не могу. Да и кто смог бы?

– Понятно. Я уже не цветок, а плод, – на мне клеймо физиологии.

– Не надо, Клер! Я стану для вас всем, чем вы захотите. Но не сердитесь, если я не всегда буду при этом весел, как птичка.

Она посмотрела на него из-под опущенных ресниц и сказала:

– Хорошо.

Затем наступило молчание, и Клер почувствовала, что Тони пожирает её глазами с ног до головы – от тёмных стриженых волос до кончика лакированной туфельки. Пожив с Джерри Корвеном, она не могла не понимать, насколько привлекательно её тело. Разве она виновата, что оно чарует и возбуждает мужчин? Она не хочет мучить этого мальчика, но ей приятно, что он мучиться. Странно, как это можно разом испытывать и жалость, и удовольствие, и лёгкую скептическую горечь? А стоит уступить – и через месяц он потребует большего! И она неожиданно объявила: