Конец главы. Том 2. На другой берег - Страница 52
– Холодно.
– Потому что как раз перед этим расстались с соответчиком?
– Одно с другим совершенно не связано.
– Муж просил вас вернуться?
– Да.
– И вы отказались?
– Да.
– И этот отказ тоже не стоит в связи с соответчиком?
– Нет.
– И вы, леди Корвен, всерьёз утверждаете перед лицом присяжных, что ваши отношения с соответчиком или, если угодно, ваши чувства к нему нисколько не повлияли на ваш отказ вернуться к мужу?
– Да, нисколько.
– Ну, посудите сами: вы проводите три недели в тесном общении с молодым человеком; вы позволяете ему целовать себя, после чего приходите в прекрасное настроение; вы знаете о его чувствах к вам, расстаётесь с ним перед самым появлением мужа и ещё уверяете присяжных, что это не повлияло на ваш отказ?
Клер опустила голову.
– Отвечайте, пожалуйста.
– Думаю, что не повлияло.
– Все это как-то не по-людски, правда?
– Не понимаю, что вы хотите сказать.
– Только то, леди Корвен, что присяжные несколько затруднятся вам поверить.
– Я не могу их ни в чём уверить. Я могу одно – говорить правду.
– Очень хорошо! Когда же вы снова увиделись с соответчиком?
– Следующие два вечера он приходил на квартиру, которую я сняла, но ещё не отделала, и помогал мне красить стены.
– Вот как! Довольно странная причина визита, не правда ли?
– Может быть. Но у меня не было денег, а он на Цейлоне сам красил свои бунгало.
– Понятно: обыкновенная дружеская услуга с его стороны. И в течение тех часов, что вы провели вместе, между вами не возникло никакой интимной близости?
– Между нами её никогда не возникало.
– В котором часу он уходил?
– Оба раза мы уходили вместе около девяти часов, чтобы где-нибудь поесть.
– А после еды?
– Я шла ночевать к тётке.
– Никуда не заходя предварительно?
– Никуда.
– Очень хорошо! Встречались ли вы ещё с вашим мужем до его отъезда на Цейлон?
– Да, дважды.
– Где в первый раз?
– У меня на квартире, после того как я уже переехала.
– Вы сказали мужу, что стены вам помогал красить соответчик?
– Нет.
– Почему?
– А зачем? Я вообще ничего ему не сказала, кроме того, что не вернусь. Я считала, что наша жизнь с ним кончена.
– Он и в этот раз просил вас вернуться?
– Да.
– И вы отказались?
– Да.
– В поносных выражениях?
– Простите, не понимаю.
– Грубо?
– Нет, решительно.
– Дал вам муж повод предполагать, что хочет развестись с вами?
– Нет. Но я не знала его истинных намерений.
– И сами, очевидно, не открыли ему своих?
– По возможности старалась не открывать.
– Встреча была бурная?
Динни затаила дыхание. Разогревшиеся щеки Клер разом побледнели, лицо увяло и осунулось.
– Нет, тяжёлая и горькая. Я не хотела его видеть.
– Вы слышали, как ваш защитник утверждал, что вы своим отъездом с Цейлона уязвили гордость вашего мужа и что он якобы решил развестись с вами при первом же удобном случае. У вас тоже создалось такое впечатление?
– У меня не создалось и сейчас нет никакого впечатления. Впрочем, такая возможность не исключена. Я не претендую на умение читать его мысли.
– Хотя прожили с ним без малого полтора года?
– Да.
– Во всяком случае, вы и на этот раз наотрез отказались вернуться?
– Да, наотрез.
– Как по-вашему, он был искренен, когда просил вас вернуться?
– В тот момент – да.
– У вас была ещё одна встреча до его отъезда?
– Да, но минутная и не наедине.
– Кто при ней присутствовал?
– Мой отец.
– Муж опять просил вас вернуться?
– Да.
– И вы отказались?
– Да.
– А после этого, перед самым отъездом из Лондона, он прислал вам записку и вновь просил вас изменить решение и уехать с ним?
– Да.
– И вы не согласились?
– Нет.
– Теперь напомню вам такую дату, как… э-э… третье января.
Динни облегчённо вздохнула.
– …то есть день, когда вы провели с соответчиком время с пяти часов вечера почти до двенадцати ночи. Вы признаете этот факт?
– Да, признаю.
– И никакой интимности?
– Никакой, если не считать того, что, придя в пять часов к чаю, он поцеловал меня в щёку, так как мы не виделись почти три недели.
– Вот как! Опять в щёку? Только в щёку?
– К сожалению, да.
– Не сомневаюсь, что он сожалел об этом.
– Вероятно.
– И после такой разлуки вы истратили первые полчаса на чаепитие?
– Да.
– Если не ошибаюсь, вы снимаете квартиру в бывших конюшнях – комната внизу, лестница и ещё одна комната наверху, где вы спите?
– Да.
– И ванная, так? Вы, наверное, не только пили чай, но и беседовали?
– Да.
– Где?
– В нижней комнате.
– А затем, продолжая беседовать, вы отправились в Темпль, затем зашли в кино, пообедали в ресторане, опять-таки продолжая беседовать; наконец взяли такси и, беседуя, поехали к вам на квартиру, так?
– Совершенно точно.
– Где вы решили, что, проведя с соответчиком почти шесть часов, вы ему сказали ещё далеко не все и вам необходимо пригласить его к себе? Он зашёл к вам?
– Да.
– А ведь был уже двенадцатый час, верно?
– По-моему, самое начало.
– И долго он у вас пробыл?
– Примерно полчаса.
– Никакой интимности?
– Никакой.
– Глоток вина, пара сигарет, ещё немножко разговоров – и все?
– Именно.
– О чём же вы столько часов подряд беседовали с молодым человеком, которому позволялось целовать вас в щёку?
– О чём вообще люди разговаривают?
– Прошу отвечать прямо на вопрос.
– Обо всём сразу и ни о чём в частности.
– Поточнее, пожалуйста.
– О лошадях, кинофильмах, моих родных, его родных, театре… да я уж и не помню.
– Тщательно обходя любовную тему?
– Да.
– От начала до конца сугубо платонически?
– Увы, да.
– Оставьте, леди Корвен! Неужели вы надеетесь убедить нас, что этот молодой человек, который, как вы сами признали, влюблён в вас и который не виделся с вами почти три недели, ни разу за долгие часы не намекнул вам на свои чувства?
– Кажется, он раза два сказал, что любит меня, но вообще-то он идеально держал своё обещание.
– Какое?
– Не добиваться от меня любви. Любить – не преступление, а только несчастье.
– Вы говорите с таким чувством на основании личного опыта?
Клер промолчала.
– Вы серьёзно заявляете, что не были влюблены раньше и не влюблены сейчас в этого молодого человека?
– Он мне очень нравится, но не в вашем смысле слова.
В Динни вспыхнула острая жалость к Тони Круму, который должен всё это выслушивать. Щеки у неё запылали, её синие глаза впились в судью. Тот как раз кончил записывать ответ Клер, и Динни вдруг заметила, что он зевает. Он зевнул по-старчески – так долго, что казалось, рот его никогда не закроется. Настроение девушки разом изменилось: она преисполнилась странного сострадания. Ему ведь тоже приходится целыми днями выслушивать нескончаемые нападки одной стороны на другую и смягчать их!
– Вы слышали, как сыскной агент показал здесь, что после вашего с соответчиком возвращения из ресторана у вас горел свет в верхней комнате. Что вы на это скажете?
– Видимо, так и было. Мы там сидели.
– Почему там, а не внизу?
– Потому что там теплей и уютней.
– Это ваша спальня?
– Нет, гостиная. Спальни у меня нет. Я сплю на кушетке.
– Понятно. Словом, вы пробыли там с соответчиком от начала двенадцатого почти до полуночи?
– Да.
– И вы не усматриваете в этом ничего плохого?
– Нет, не усматриваю, но это, разумеется, чрезвычайно неблагоразумно.
– То есть вы не поступили бы так, если бы знали, что за вами следят. Вы это имеете в виду?
– Да, конечно.
– Почему вы сняли именно эту квартиру?
– Из-за дешевизны.
– А ведь она неудобна, правда? Ни спальни, ни людской, ни швейцара?