Концессия на крыше мира
(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXVII) - Страница 8

Известно было только, что совещание продолжается и что оно по-прежнему происходит в вилле Моргана.

Часть газет высказала предположение, что Морган хочет милитаризировать все предприятия треста, другие указывали на возможность введения нового законопроекта о резервных рабочих батальонах, но все газеты сходились на одном: что совещание направлено против рабочего класса, против усиливающегося революционного движения, — и подчеркивали близость решительного боя труда с капиталом в Америке.

О походе против Евразии никто и не думал. Сила и обороноспособность Советов были достаточно хорошо известны всем.

Газеты треста Моргана и официальный орган Федерации Труда ежедневно — жирным шрифтом — печатали опровержения по поводу «военного совещания».

Но напрасно. Рабочий класс Америки знал, что совещание все же продолжается.

И трудящиеся Америки готовились к отпору.

Газеты Евразии также отмечали, что в вилле Моргана происходит военное совещание.

Комментируя сообщения американских газет о совещании и стачечном движении, советская печать высказывала необходимость усиления стачечного фонда американских рабочих.

Сбор средств начала старейшая рабочая газета «Правда». А вслед за нею и остальные газеты. Выпустили подписные листы и профсоюзы.

Трудящиеся Евразии в течение трех дней собрали десять миллионов долларов, которые были переданы Центральному Совету Профессиональных Союзов Америки, входящих в Красный Профинтерн. Мобилизовал все свои силы и МОПР.

Не отстал от трудящихся Евразии и коллектив сотрудников «концессии на крыше мира».

29 июля в большом зале рабочего клуба, едва вместившем все три тысячи рабочих, состоялся митинг, посвященный событиям, происходящим в Америке.

На митинге присутствовала и Эди. Она уже не считала себя гражданкой Североамериканских Соединенных Штатов. Она была — и радовалась этому — членом великой трудовой семьи строителей и защитников Евразии. Рабочие, заметившие ее с начала митинга, недоумевали: что нужно дочери концессионера на митинге рабочих?

Раздавались даже возгласы:

— Шпионка!

— Попросите ее выйти!

Клава Соколова вступилась за подругу:

— Пусть она послушает, о чем будет идти речь. У нас нет никаких тайн. Пусть увидит, что мы, как и вся Евразия, готовы, хотя бы ценой жизни, поддержать наших американских товарищей!

— Товарищи! Помните, что всякое наступление на рабочий класс Америки есть наступление на Евразию. Помните, что, если Моргану и его присным удастся сломить сопротивление тридцати тысяч бастующих на рудниках Перу, — он сразу же возьмется за остальных рабочих. Конечная же цель Моргана — завладеть всем миром! — гремел голос первого оратора — Киссовена.

Киссовен был один из тех немногих, которые знали, что приготовления Моргана, больше чем когда-либо, были направлены именно против Евразии. Но раскрыть карты было еще слишком рано.

— Трудящиеся Евразии, — продолжал Киссовен, — должны готовиться к генеральному бою. И эта готовность сейчас должна выразиться в усвоении общей линии исторического развития взаимоотношений между трудом и капиталом, между Америкой и Евразией!

После Киссовена говорили еще многие.

Неожиданно на трибуне появилась Эди. Она заметно волновалась.

Присутствовавшие на митинге рабочие всколыхнулись.

Первые слова Эди, начавшей свою речь без обычного «товарищи», были встречены тяжелой тишиной.

Она без всякого предисловия рассказала митингу, как живут рабочие в Америке. Не забыла она и о школах, о заводских распределителях, о полицейских отрядах.

Когда она перешла к рассказу о пережитых ею самой забастовке и разгроме распределителя в Вашингтоне, собрание насторожилось и сосредоточилось. Иногда слышались одобрительные возгласы.

Рабочие поняли перемену, произошедшую с Эди. Они поняли, что человек, видевший порабощение трудящихся в Америке и торжество их в Евразии, не мог иначе говорить.

Заключительные фразы Эди, просившей принять ее в первые ряды борцов против Америки, против угнетения и эксплуатации, послужили сигналом к новому взрыву одобрения.

— Считать Эди Мак-Кертик полноправным членом коллектива! — гласила резолюция собрания.

После митинга Эди решила не возвращаться в дом отца и поселилась у Клавы.

Профессор Мак-Кертик и Дунбей в этот день еще утром выехали в Америку. Они должны были принять участие в последнем, решающем, совещании в «Сансуси».

5 августа Мак-Кертик и Дунбей, в сопровождении Ху, вернулись в Адагаде.

Эди с нетерпением ожидала приезда отца. Она знала, что он выезжал к Моргану. Отец и Дунбей, по ее мнению, должны будут рассказать ей, что происходит в «Сансуси».

Прибывший на авиетке Мак-Кертик уже знал о выступлении Эди. О митинге в Адагаде сообщил ему по радио его второй помощник, оставшийся на предприятии — инженер Кингуэль.

— Ты опять возишься со своими стекляшками?

Киссовен укоризненно качал головой. Он застал Соколова дома снова за рабочим столом.

— Хороши стекляшки! — буркнул в ответ Соколов. — Разве ты не знаешь, что я по призванию астроном?

Киссовен знал, что на Соколова еще в вузе большое впечатление произвели труды Фламмариона. Соколова привлекало движение звезд. Сколько раз убеждал он Киссовена, что только окончательное изучение законов их движения даст человечеству возможность построить жизнь на земле вне зависимости от всяких случайностей.

— «Случайности», «случайности»! — передразнивал его Киссовен. — Это несерьезное занятие для нашего брата — бояться «случайностей».

— Погоди! — возражал обычно Соколов. — Разве совершенно новая комета или какая-нибудь «неподвижная», по- вашему, звезда, это для вас не случайности? Или это тоже не для нашего брата? Ха-ха! Вот эти новенькие кометы и звезды я и считаю «случайностями». Их надо серьезно изучить. А ты — несерьезное занятие!

Соколов искренне возмущался. Он посвятил себя астрономии и окончил механический факультет ленинградского втуза именно с той целью, чтобы иметь возможность лучше изучить искусство изготовления телескопов.

Ему предстояла блестящая будущность в области оптики. Терехов неоднократно подчеркивал, что без помощи Соколова ему вряд ли удалось бы закончить свои работы по фонокинематографии.

Работу в «концессии на крыше мира» Соколов рассматривал первоначально тоже, как средство для продолжения своих изысканий.

Покрытые вечными снегами высоты Памира, гордо подымающиеся на шесть тысяч пятьсот метров над уровнем моря, манили его как природой созданные, естественные обсерватории. К тому же климат «крыши мира», отличающийся чрезвычайной сухостью и чистотой воздуха, сулил также успех при проведении различных наблюдений.

Сооруженная им в Адагаде обсерватория помогла ему сделать ряд существенных открытий.

Он, как и все современники-астрономы, не был удовлетворен относительно слабой светосилой и малой увеличительной способностью своих рефлекторов. Поэтому он неустанно, каждую свободную минуту, использовал для продолжения своих, еще в Ленинграде начатых, работ по изобретению более сильного объектива.

— Пойми, — говорил он Киссовену, — нам нужны хорошие, крупные телескопы. А производство кертикита оказывает мне в этом отношении неоценимые услуги. Ты хорошо знаешь, что я оборудовал эту мастерскую для производства оптических стекол. Теперь сырым материалом мне будет служить не стекло, а кертикит.

Опыты Соколова были чрезвычайно интересны.

Изготовленные в шлифовальной мастерской Соколова объективы из кертикита по своей чистоте даже превосходили обычные стеклянные.

После ряда неудачных опытов по увеличению размера объектива, Соколов решил прибегнуть к новому способу.

— Этот принцип, — объяснял он Киссовену, — указан еще в 1911 г. Мейерлингом, самым знаменитым оптиком, работавшим в то время на предприятиях Цейсса в прежней Германии. Мейерлинг работал в области производства двояковыпуклых стекол. Он брал сначала два совершенно одинаковых выгнуто-выпуклых стекла. При скреплении этих двух линз получаемая между ними полость заполнялась эфирным маслом. При удачном подборе половинок и эфирного масла мейерлинговские объективы были безупречны; и по светосиле, и по чистоте, и по величине поля зрения они превосходили одинаковые с ними по размеру объективы, изготовленные из сплошной стеклянной массы. Смотри: я повторил опыты Мейерлинга.