Концессия на крыше мира
(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXVII) - Страница 4

— Я привыкла жить одна, без отца. Но тут — это система. Скажите, мистер Дунбей, разве я не права? Мы приехали в Адагаде 24 января. На следующий день началась постройка рабочего городка…

— Эди, если вы хотите поразить меня и блеснуть знакомством с положением дел, то вы чуточку опоздали, — возразил Дунбей. — Я с удовольствием и с не меньшей точностью продолжу ваш отчет: 20 февраля производственные помещения и плавильная печь были готовы. Постройкой руководил лично Мак-Кертик…

Эди рассмеялась.

— Хорошо, все это так. Но я за это время почти не видела отца… Смотрите! Козуля! — крикнула она вдруг.

Дунбей был удивлен. Молча посмотрел он вслед за исчезающей козулей и подумал:

«Прежней Эди больше нет. Она исчезла куда-то, потонула в воспоминаниях. Правда, она все время здесь вместе со мной… Отца не видит… Но разве она серьезно жалуется на это? Вовсе нет! Она говорит иногда, вот как сейчас, об отце, но как-то по привычке. Даже не из приличия. Просто — по привычке. Ведь я — единственный, с кем она иногда может поговорить о Кертике… Но чем же она занята? О чем она думает?.. Она поглощена тысячами новых впечатлений… Вот только что она мне сказала, что величественный вид Памира то привлекает ее, то угнетает. „Это бывает в те редкие минуты, когда я остаюсь одна“, — добавила она тогда».

Дунбей с чувством удовлетворения продолжал изучать новую Эди.

«Большую часть времени, — размышлял Дунбей, — Эди проводит со мной или со своей новой знакомой — Соколовой, сестрой одного из технических работников концессионного предприятия. Славная девушка! Как они быстро сжились!»

И странно: он поймал себя на том, что не знает, к кому относилось это определение — к Эди или к Соколовой.

«Во всяком случае, — решил он наконец, — Эди стала мне еще ближе, еще дороже, чем там, в Америке».

— Мистер Дунбей! Взгляните! За несколько дней окрестность Адагаде изменилась до неузнаваемости!..

Согласно концессионному договору, Мак-Кертик должен был оборудовать не только добычу теллита, но и производство кертикита.

Большинство машин было доставлено с машиностроительных заводов Евразии — преимущественно с Дальнего Востока. Установкой их руководили Дунбей и Киссовен.

Киссовен не знал отдыха. В свободные минуты он готовился к докладу правительству.

Его дневник все больше и больше заполнялся новыми чертежами, планами, проектами выводов.

Но как ни силился Киссовен, ему не удавалось постигнуть системы во всех приготовлениях к добыче теллита.

— Оборудование состоит из ряда аппаратов золотоплавильной лаборатории и миниатюрной мартеновской печи, — поделился он как-то раз с Соколовым.

— Это ясно даже для неспециалиста, — ответил Соколов. — Но отдельные составные части этих двух плавильных систем настолько «передерганы», что трудно даже предположить какую-нибудь логическую связь между ними.

Этот разговор происходил в рабочей комнате Киссовена.

У него ежедневно собирались на получасовое секретное совещание все ответственные советские сотрудники предприятия. Здесь были отборные, надежные научные силы.

Особенно выделялся среди них техник Соколов. Он только год тому назад окончил механическое отделение Ленинградского втуза. Соколов был любимцем Киссовена. С лохматой умной головой на сутулых плечах, он не напрасно был назначен ближайшим помощником Киссовена: его практическая рабочая сметка уже не раз оказывала ценные услуги Киссовену. И сейчас тоже, 30 января, его предложение получило полное одобрение.

Совещание закончилось. Соколов, как почти всегда, задержался на несколько минут. Он говорил горячо, убежденно:

— Нам, во что бы то ни стало, необходимо проникнуть в тайну добычи теллита!

Кроме того, обратите внимание! Я уверен, что Мак-Кертик, помимо способа добычи теллита, скрывает от нас что- нибудь очень значительное, важное. Что именно, — я еще точно не знаю. Но что он не только научный деятель — об этом красноречиво говорит его отказ работать в Институте товарища Рыкова, который, в конце концов, и сейчас считается наилучше оборудованным в мире.

Мой план прост и, главное, осуществим. Выполнение его совершенно обеспечит нас от всяких случайностей. Тем более, что изобретение Терехова еще не является и пока не должно являться достоянием широких научных кругов.

Киссовен знал своего помощника еще студентом. Его уже тогда поражал практический ум этого неотесанного парня. И сейчас, когда Соколов говорил ему о своих соображениях по поводу Мак-Кертика, он не мог сдержаться — и поведал ему свои подозрения.

О подслушанном разговоре он пока решил не говорить. Но ведь и без этого за время совместной работы с Мак-Кертиком накопилось много наблюдений, которые могли дать обильную пищу для подозрений.

Разговор их продолжался, однако, недолго.

План Соколова был разобран во всех мельчайших подробностях. Каждая новая деталь восхищала обычно холодного Киссовена.

— Хорошо, Соколов! Прекрасно! Я сегодня же представлю ваш план на рассмотрение СТО Евразии.

Через час Киссовен вылетел в Москву. Одновременно Мак-Кертик и Дунбей направились в Нью-Йорк.

Эди осталась в Адагаде. Она получила разрешение посетить Москву и решила завтра же отправиться туда вместе с Соколовой.

Доклад личного секретаря должен был закончиться через четыре с половиной минуты.

Элиас Морган сегодня был особенно придирчив. Его, по существу, мало беспокоили волнения рабочих в Калифорнии. Негодяи! Они осмелились предъявить неслыханные в царстве Моргана требования: шестичасовой рабочий день и удешевление цен на все продукты первой необходимости, отпускаемые из распределителей моргановского треста.

— Немедленно уведомить губернатора Калифорнии и напомнить ему, что я не намерен вводить на своих предприятиях совдеповские порядки. Если завтра к двенадцати часам рабочие не встанут на работу, они все могут считать себя уволенными. Немедленно выгнать всех.

Морган был спокоен. Все предусмотрено. Волноваться нечего.

— Поняли? Дальше! Сегодня же подготовить подвижной состав воздушной флотилии для переброски в Калифорнию десяти тысяч рабочих из резервных трудовых батальонов Техаса. Железнодорожные вагоны с паровозами должны быть также готовы к отправке рабочих, высылаемых завтра из Фриско и Лос-Анжелоса. Именной список всех бастующих должен быть разослан во все предприятия Соединенных Штатов. Да, усильте на этот месяц секретный фонд Федерации Труда, и… вопрос исчерпан. Больше я ничего слушать не желаю. Завтра в два часа дня вы доложите мне о возобновлении работ в Калифорнии.

Морган знал свою силу. Ему, некоронованному королю всего капиталистического мира, при наличии государственных трудовых рабочих батальонов, по крайней мере, на ближайшие два года не страшны никакие стачки. Последние три дня его занимал совсем другой вопрос: прав ли Мак-Кертик? И если да, то почему от него уже третий день нет никаких известий?

Он с тревогой вспоминал об этом. Он боялся Мак-Кертика. Моргану иногда казалось, что гораздо лучше было бы для него совсем не знать Мак-Кертика. Слишком смел был предложенный Мак-Кертиком план и слишком много зависело в этом плане от Мак-Кертика. Почему же Мак-Кертик сам не хочет стать владыкой мира? Не кроется ли в его предложении опасность? Почему он предлагает свой план именно ему, Моргану?

«Чем я рискую? Двести миллионов долларов и обязательство передать в распоряжение Кертика Институт Рыкова? Пусть берет хоть сегодня! Я готов отдать ему хоть всю эту Евразию! Но почему именно мне, а не другому — скажем, Пулицеру?..»

— Мистер Морган! Обсерватория-башня разведчиков извещает: «К замку приближается авиетка, на борту которой находятся Мак-Кертик, Дунбей и китаец».

— Пропустить! Авиетку поставить в моем малом ангаре! Отъезд прибывших — только по моему личному распоряжению.