Конан. Пришествие варвара (сборник) - Страница 15

Префект поднял руку. Воздух, казалось, наэлектризовало тревожное ожидание, как вдруг опять раздались голоса. В коридор ворвался стражник, таща за собой еще одно действующее лицо – стройного, роскошно одетого человека.

– Я видел, как он бродит вокруг, – заявил стражник, ожидая похвалы за служебное рвение. Вместо этого его угостили такой бранью, что волосы у бедняги встали дыбом.

– Немедленно отпусти господина! – взревел префект. – Несчастный олух! Ты что, не знаешь Азтриаса Петаниуса, племянника губернатора?

Пораженный стражник отшатнулся, а щеголеватый молодой аристократ жеманно стряхнул пылинку с вышитого рукава.

– Поберегите проклятия, добрый Дионус, – сказал он. – Стражник лишь выполнял свой долг. Я возвращался с развеселого праздника пешком, чтобы проветриться. Но, Митра! Убийство?

– Да, господин, – ответил префект. – У нас имеется подозреваемый, и, хотя его вина кажется Деметрио сомнительной, ему не избежать кола.

– На вид сущий висельник, – пробормотал юный аристократ с отвращением. – Как можно сомневаться в его виновности? Я еще никогда не видел столь гнусной физиономии!

– Но тебя это не смущало, немедийская собака, – зарычал Конан, – когда ты нанимал меня, чтобы я украл заморийский кубок! Праздник? Ха! Ты прятался в тени и ждал, когда я отдам тебе добычу. Я не выдал бы тебя, если бы ты не почтил меня подобными выражениями. А теперь расскажи этим псам, как у тебя на глазах я лез по стене, после того как стражник сделал свой последний обход. Подтверди, что у меня совершенно не было времени убивать эту жирную свинью.

Деметрио наблюдал за Азтриасом, который изо всех сил пытался сохранить невозмутимый вид.

– Если Конан говорит правду, господин, то он не может считаться убийцей, а мы должны без дальнейших проволочек возобновить расследование. Киммериец заработал десять лет принудительных работ за проникновение со взломом, но, если вы замолвите за него доброе слово, мы сможем устроить ему побег и никто, кроме нас, об этом не будет знать. Я хорошо понимаю, вы не первый молодой аристократ, который таким способом пытается избавиться от карточных долгов или других проблем в том же роде, но вы можете рассчитывать на нашу снисходительность.

Конан выжидающе смотрел на молодого аристократа, но Азтриас пожал узкими плечами и приложил холеную белую ладонь к губам, скрывая зевок.

– Я не знаю его, – заверил он. – Он рехнулся, утверждая, будто я его нанял. Пусть получит все, что ему причитается. Спина у варвара крепкая, работа на руднике пойдет ему на пользу.

Конан вздрогнул, словно наступил на гадюку. Глаза его сверкнули. Стражники предусмотрительно схватились за оружие и позволили себе расслабиться, только когда киммериец опустил голову, словно в немом разочаровании. Арус не мог понять, наблюдает ли он за ними из-под густых черных бровей.

Варвар ударил без предупреждения, как кобра. Меч блеснул в сиянии свечей. Крик Азтриаса был недолог – голова слетела с плеч, разбрызгивая кровь, и лицо застыло, словно белая маска ужаса.

Деметрио выхватил кинжал, но киммериец извернулся кошкой и замахнулся, чтобы вонзить меч в дознавателя. Инстинктивная попытка Деметрио парировать удар только ускорила движение клинка. Он вошел в бедро, пропахал до кости. С криком боли Деметрио упал на колени.

Конан не собирался останавливаться. Вскинутая Дионусом алебарда спасла голову префекта от удара, который бы ее, несомненно, раздробил. Но алебарда опустилась, когда на нее обрушился меч, задела голову Дионуса и отрубила ухо. Потрясающая быстрота варвара парализовала стражников. Половина из них осталась бы лежать на полу, если бы дородный Постумо, скорее удачливый, чем ловкий, не схватил киммерийца за руку, в которой он держал меч. Левая рука Конана обрушилась на голову стражника, и Постумо выпустил его, чтобы с воем корчиться на полу и прижимать ладони к кровавой дыре, где только что был его глаз.

Конан отпрянул от мельтешащих в воздухе алебард, одним прыжком очутился рядом с Арусом. Тот поспешно склонился над арбалетом, но зарядить не успел. Сильный пинок в живот заставил его захрипеть и сложиться пополам. Киммериец ударил снова, метя подметкой сандалии в позеленевшее лицо, прямо в губы, и ночной сторож снова закричал от боли.

Вопль, от которого кровь застыла в жилах, донесся из той комнаты, куда Постумо швырнул секретаря. Через шелковые занавеси входа, шатаясь, выбрался Промеро. Его сотрясали рыдания, и слезы катились по бледному лицу, капая с дрожащих вислых губ.

Все, пораженные, уставились на него: Конан с окровавленным мечом в руке; стражники с поднятыми пиками; Деметрио, который сидел на полу, пытаясь остановить кровь, хлеставшую из раненого бедра; Дионус с рукой, прижатой к обрубку уха; Арус, который со стоном выплевывал выбитые зубы; даже Постумо прекратил завывать и обратил к нему уцелевший глаз.

Качаясь на ходу, Промеро добрался до коридора и рухнул перед ними на пол. Между раскатами дикого хохота совершенно обезумевший секретарь прохрипел:

– У бога длинная шея! Ха! Ха! Ха! О, проклятье! До чего же длинная шея!

Он коротко, жутко содрогнулся, замер и невидяще уставился в потолок.

– Мертв, – удивленно шепнул Дионус.

Забыв о своей боли и о варваре, стоявшем с окровавленным мечом совсем рядом, он склонился над трупом. Через некоторое время снова выпрямился, его поросячьи глазки вылезли из орбит.

– Ни единой царапины. Митра!

Ужас охватил всех, и люди с воплями обратились в бегство. Стражники побросали алебарды и устроили давку в дверях, спеша вырваться наружу; не обошлось без увечий. Арус последовал за ними, а полуослепший Постумо ковылял следом и жалобно умолял не бросать его. Он цеплялся за стражников, пока его не сбили с ног, а потом полз уже на четвереньках. Последним спасался Деметрио, прижимая ладонь к изувеченному бедру. Если бы не эта рана и не близость обагренного его кровью меча, он – человек не робкого десятка, – может, и рискнул бы выйти навстречу неведомой опасности. Стражники, кучер, ночной сторож и дознаватель, раненые и уцелевшие – все они спешили с криками на улицу, где стража, наблюдавшая за замком, была немедленно охвачена паникой и, не задавая лишних вопросов, разбежалась на все четыре стороны.

Конан остался в огромном коридоре один, если не считать мертвецов. Он удобнее взял меч и направился в таинственную комнату. Дорогие шелковые драпировки покрывали стены, и повсюду стояли обтянутые шелком диваны с шелковыми же подушками. Из-за тяжелой позолоченной ширмы на киммерийца смотрели глаза.

Конан обмер, зачарованный холодной классической красотой лица – красотой, заказанной смертным. Ни слабость, ни сострадание, ни жестокость, ни доброта, ни какое-либо иное человеческое чувство не отражались в чертах. Этот лик мог бы быть маской бога, созданной рукой искусного художника, если бы в нем не угадывалась жизнь – ледяная, чуждая жизнь, какой Конан никогда не знал и постичь которую был не в состоянии. Он мимоходом подумал: насколько совершенным должно быть укрытое за ширмой тело, если лик блистает такой неземной красотой.

Но он мог разглядеть только изящной формы голову, которая слегка покачивалась из стороны в сторону. Полные губы раскрылись и выговорили одно-единственное слово, звенящее и вибрирующее, как колокольчик затерявшегося среди джунглей храма в далеком Кхитае. Оно принадлежало чужому наречию, забытому еще до того, как царства людей поднялись в своем блеске и величии, но Конан знал, что оно означало: «Подойди!» И киммериец повиновался – с отчаянным прыжком и свистящим ударом меча. Нечеловечески прекрасная голова слетела с плеч, ударилась о край ширмы и откатилась в сторону.

По спине Конана заструился пот, ширма затряслась от содроганий тела. Несчетное количество раз видел киммериец, как умирают люди, но он и не подозревал, что агония может быть такой чудовищной, с такими неистовыми корчами и содроганиями. Ширма ерзала, качалась и, наконец, опрокинулась с грохотом к ногам Конана. И тогда киммериец смог увидеть того, кто за ней скрывался.