Конан Дойл и Джек-Потрошитель - Страница 31

— Это он! — Пострадавший был потрясен.

Карлин не знал всех преступников Лондона, в отличие от Джона Филдинга. За день до того он и представления не имел о преступнике, который знакомился в поездах с отпускниками, умело провоцировал их на разговор о коллекционировании или иных увлечениях, тут же признавался, что и сам грешит тем же,- так что в результате очарованный попутчик давал ему адрес квартиры, в которой никого не будет в течение ближайшего месяца. Умело составленный индекс всеобщей картотеки позволил быстро отыскать этого «специалиста».

Любопытно отметить, как резко выступает Карлин против грима, любимого Шерлоком Холмсом. «Опираясь на мой опыт и опыт моих коллег, я могу заявить, что использование грима, накладных усов и бород, париков и т. д. совершенно исключено. Я могу переодеться, но никогда не стану мазать лица или наклеивать что-то на него. Любой подобный грим, особенно днем, выдаст себя внимательному и осторожному наблюдателю. Зато,- признает Карлин,- переодевание может сослужить бесценную службу». В этой связи он приводит любопытный пример.

При расследовании дела о похищении алмазов в Хаттон Гардене в 1913 году, Скотленд-Ярд получил информацию, что преступники собираются днем в условленном месте и обсуждают важные проблемы. Надо было обязательно приблизиться к ним так, чтобы услышать, что они говорят. Все попытки это сделать срывались, потому что воры настораживались, увидев незнакомого человека, и замолкали. И тогда одному из детективов пришла в голову парадоксальная мысль. Он переоделся полицейским и в таком виде направился к преступникам. Они взглянули на него равнодушно и продолжали свой разговор, хотя полицейский стоял в двух шагах. Ни одному из опытных преступников не пришла в голову мысль, что детектив может переодеться в полицейского. Последний же был просто постовым, то есть человеком тупым, ничего не понимающим.

Не отрицая дедуктивного метода в работе и даже противопоставляя его «французскому» индуктивному методу, когда детектив заранее подозревает преступника и ищет против него улики, а не разыскивает его по уликам, Карлин подчеркивает важность опознания и показывает, что уже к 1910 году были выработаны твердые правила «парада» с целью выявления преступника свидетелями. На «параде» должно было быть восемь человек, обязательно схожего сложения и, если можно, внешности. Для этого была отработана система приглашения свидетелей в Скотленд-Ярд. Полицейский выходил на улицу и стоял, вглядываясь в лица прохожих, пока не находил человека, отвечающего характеристике подозреваемого. Обычно все законопослушные англичане соглашались потратить полчаса, чтобы способствовать правосудию. Однажды, вспоминает Карлин, случилось почти невероятное: у полиции было описание человека, который напал с ножом на человека и опасно ранил его. По описанию был задержан человек, у которого не было алиби, но он ни в чем не сознавался. Тогда и было решено устроить «парад».

Как и принято, полицейский вышел из Ярда и тут увидел, что неподалеку стоит мужчина, по типу подходящий для «парада». Полицейский направился к нему и сказал:

— Я офицер полиции и попрошу вас следовать за мной в Скотленд-Ярд.

К удивлению полицейского, человек бросился бежать. А когда человек бежит от полицейского, то полицейский обязательно бежит за ним.

После драматической погони полицейский поймал беглеца, и тот в отчаянии признался:

— Ваша взяла. Да, это я зарезал того типа. Но скажите, как вы меня узнали?

Оказалось, что и в самом деле тот мужчина, что ждал в Скотленд-Ярде опознания, был ни в чем не виноват, кроме того, что настоящий преступник был на него похож. Настоящий же преступник следил за тем, что происходит в Ярде, и околачивался по соседству. Так что полицейский привел его всё же на «парад», и там свидетели его опознали.

Далее Карлин рассказывает об использовании фотографии в криминалистике, о технике допроса и т. д.

И чем дальше читаешь воспоминания детектива, тем более понимаешь, как всё изменилось. И насколько сильнее стали профессионалы, чем умный, ученый, наблюдательный Шерлок Холмс, лишенный всей суммы знаний и методики, лабораторий и дактилоскопии, чем пользовались коллеги из обиженного им Скотленд-Ярда. Но когда профессионалы сетовали на Конан Дойла за то, что он незаслуженно подрывал их репутацию, они, будучи по-своему правы, не учитывали того, что и Скотленд-Ярду свойственны ошибки и что даже вся техника мира не может порой добыть истину, видную невооруженным, но проницательным глазом. Конан Дойлу вскоре предстояло убедиться в том, что государственная машина далеко не всегда добивается правды.

Перед первой мировой войной сенсацией в Петербурге стало убийство Марианны Тиме, Очаровательной, легкомысленной, молодящейся прижимистой дамы, раскрытое начальником Петербургской сыскной полиции В. Филипповым.

Это дело относится к тем загадочным преступлениям, которые раскрывались и раскрываются' сегодня повседневной работой, когда агенты полиции «работают ногами» и расспрашивают десятки людей, постепенно составляя картину убийства и портрет преступника.

…Швейцар в солидном доме № 12 по Кирочной улице серьезно относился к своим обязанностям и потому старался приметить, к кому и когда ходят посетители, и делал это с открытым простодушием.

Госпожу Тиме, хорошенькую, несмотря на то что ей уже скоро исполнялось сорок, резвушку, для которой лучшим зимним развлечением было посещение скетинг-ринка, ибо она увлекалась, как и многие в те годы, катанием на коньках, швейцар не жаловал, ибо сочувствовал ее мужу, работящему, часто отбывавшему в командировки инженеру Казимиру Юлиановичу, который был лет на шесть младше жены, о чем трудно было догадаться, увидев этого вечно усталого, загнанного близорукого толстяка.

В отсутствие мужа у госпожи Тиме случались романы, о которых знали и швейцар и прислуга, но, разумеется, в дела семьи Тиме не вмешивались.

Вечером 10 января инженер был в отлучке, а у госпожи Тиме были гости — солидные, хорошо одетые, молодые господа. Один из них уехал за полночь, а второй остался. В двенадцатом часу утра следующего дня ночевавший у Марианны молодой человек вышел, но вскоре вернулся в сопровождении своего вчерашнего приятеля.

В два часа дня оба посетителя покинули квартиру, которая располагалась на втором этаже, и потому швейцар, стоявший в подъезде, отметил, что никто гостей не провожал. Но самое странное заключалось в том, что гости были столь небрежны, что даже не захлопнули дверь за собой — она так и осталась полуоткрытой.

Пройдя мимо швейцара, они попрощались с ним самым дружеским образом. Ничего особенного в их поведении швейцар не заметил.

Некоторое время он смотрел им вслед сквозь стекло в двери подъезда и заметил, как уже вдали они подозвали извозчика и уехали. Тогда швейцар обратил внимание на полуоткрытую дверь. Она его тревожила.

Швейцар поднялся к двери и нажал на кнопку звонка. Вскоре на звонок прибежала горничная, которую госпожа еще вчера отпустила к матери и которая сегодня припозднилась — и только сейчас вошла с черного, хода.

— Чего же ваши гости дверей не закрывают,- укоризненно сказал швейцар. Но горничная не ответила — она заметила что-то сквозь чуть прикрытую дверь в гостиную и кинулась туда.

…Она замерла в дверях.

Швейцар, невольно последовавший за ней, также остолбенел от ужаса.

Женщина, лежавшая на ковре посреди гостиной, издавала страшный, прерывистый хрип. Голова ее была размозжена, черт залитого кровью лица не узнать…

Горничная с криком кинулась вон из квартиры, швейцар же оказался сообразительнее и тут же прошел в кабинет хозяина, где на столе стоял телефонный аппарат. Он через станцию вызвал полицию, и та приехала через несколько минут.

Пока полицейские рассматривали валявшиеся на полу орудия убийства — небольшой топорик и тяжелую металлическую трость, приехавшие по вызову санитары «Скорой помощи» унесли на носилках умиравшую женщину в карету. Однако, как потом выяснилось, довезти живой до Мариинской больницы ее не удалось. Госпожа Тиме скончалась, не приходя в сознание.