Конь в пальто - Страница 20
Теперь мне в трубку сопела Коровина. Ее диагноз пока не болел. Пока что ей нужны были деньги, и она просила в долг. Я пообещала, что дам сколько смогу просто так и повесила трубку.
— Саня, — сказала я, — ты переживешь месяц без новых джинсов?
— Ну мам! — закричал он, демонстрируя выдранную с мясом пуговицу и две дыры.
— Ты тетю Таню Коровину помнишь? Помнишь, она к нам в гости приходила? С Егором?
— А, который напился? Ну что-то такое помню. А что?
— Ну ладно, переживу, — пожал он плечами через десять минут.
Танька Коровина сильная и квадратная, как модель Дейнеки. Если кто и конь, то не я, а Коровина. Она одна управляется с целой бандой подростков, держит на плаву журнального художника Егора и может внушить моему сыну уважение к матери. Такие женщины работают пионервожатыми в дальних походах, коками на рыболовецких траулерах и инспекторами детских комнат милиции. Иногда еще продавцами в алкогольных отделах. У них низкие, прокуренные голоса и обветренная красная морда. Коровина не курит, но голос у нее все равно прокуренный, если не просмоленный. Она ржет басом, и мне иногда за нее неловко. Тем не менее я ее люблю.
Коровина, казалось мне всегда, должна была стать тренером по метанию ядра или хоть плаванию, на худой конец. Но она по какому-то недоразумению художник, и у нее молодежная студия декоративно-прикладного искусства, и своих юных художников она строит так, что Суворову бы мало не показалось. Коровина приходит ко мне в гости и спокойно устраивает праздник генуборки, и я уже даже перестала протестовать, потому что все равно бесполезно. А через сорок минут, когда все сияет, садится за чистенький стол, извлекает бутылку красного сухого и говорить, что теперь можно и упиться в сосиску. Я не люблю это выражение, но молчу. Упиться она неспособна. В нее можно влить литр водки, и ей ничего не сделается; правда, она водки не пьет.
Есть женщины в русских селеньях, говорю я себе, глядя, как Коровина со своими молодцами расписывает какие-то шкафы на заказ, лихо разгребает мои антресоли или плетет на Машкиной голове французскую косичку, что никому другому на белом свете не под силу. Коровина — колосс. Кариатида. Девушка с веслом. Коровина все понимает и все делает правильно. Откуда она знает, как правильно — для меня до сих пор загадка. Я вот никогда не знаю.
И вот теперь Коровина мямлит в трубку, и на душе ее лежит мокрый камень из Гончарного переулка. Химиотерапия. Лысина. Рвота. Слабость. Операция. Облучение. Плохие прогнозы. Мастоэктомия. Силиконовый протез. Дикость какая-то.
— Екатерина?
— Да?
— Нам ваш телефон дала Тамара Полякова, сказала обратиться к вам. Нам к понедельнику нужна статья о феномене яппи. Вы же знаете, что такое яппи? Так вот, статья о русских яппи, есть ли такое явление, чем характеризуется. У вас есть соображения по этому поводу? Вот и отлично. Десять тысяч знаков, не больше. Можно сделать смешно, но не издеваться. Доллар строчка. Точно к понедельнику сделаете?
Итоги
Меж тем наступил декабрь. Более того, он уже близится к завершению. Свои главные подвиги за это время я, пожалуй, перечислю.
Утром перед встречей с важной персоной моя коронка, разумеется, выпала, но я ее успела поймать и незаметно вставить обратно. Статья о яппи была написана, деньги получены, отданы Коровиной. Старые джинсы заштопаны.
Я записалась к стоматологу, но так и не пошла: Машка сильно грипповала.
Я купила проводку газовую цельнометаллическую гибкую сильфонного типа, по концам соединение типа «папа — мама». И две прокладки. Как мне и было велено Мосгазом.
Я обнаружила, сколько времени и денег мой сын просидел в Интернете, а самое главное — где. И знание это меня шокировало. И если бы не Машкин грипп и необходимость посылать материалы, сидя дома, Интернет был бы немедленно отключен. Ограничилась отлучением барбоса от компьютера на два месяца. Установила пароль. Барбос обнаружил, что если пароль не вводить, а нажать кнопку «отмена», в компьютер можно превосходнейшим образом заходить и всем пользоваться.
Я сходила на родительское собрание, едва не поседела по его результатам и последние недели посвятила изучению программы за седьмой класс средней школы. Теперь я довольно прилично решаю уравнения с иксами и игреками, разбираюсь в политике Ивана Грозного, знаю все, что положено приличному человеку, об однодомных и двудомных растениях, и с возрастающей тоской думаю о том, что в следующем году начнутся химия и тригонометрия.
Я сдала в ремонт промокающие ботинки и теперь бегаю в других. Они, во-первых, на каблуках, а во-вторых, на них молния разъехалась. Если есть в мире люди, созданные для хождения на каблуках, то это не я. Так что я все равно бегаю, но сильно хромаю.
Я посетила одну корпоративную вечеринку (звали на три, но сидеть с детьми должна была моя мама, а она живет в Медведкове и работает, как мать коня). Больше всех веселился отдел распространения, который быстрее всех накачался и с восторгом перекрикивал отдел рекламы в конкурсе «Кто назовет больше женских имен на букву А».
Я получила четыре подарка от коллег и партнеров: три кружки с их логотипами и визитницу. Одну кружку Машка немедленно расхлопала, потому что попыталась сесть на кухонный стол, а он перевернулся вместе с Машкой, чайником, сахарницей, хлебницей и кружкой с логотипом. Кружку не жалко, логотип тем более, а сахар был на этот день последний.
Я расплакалась на редколлегии в «Трубе», когда меня спросили, почему мои полосы были сданы с нарушением графика. Такого со мной не было никогда.
Затопила нижнюю соседку безо всякого злого умысла. Купила силиконовый герметик и пистолет к нему и тщательно промазала все щели, чтобы к ним больше не лило.
Сшила Машке на утренник костюм радуги. Семь платков нужных цветов, нитки бисера и нитки блесток, типа струйки дождя. Машка была самая красивая.
Папа Сережа в ноябре был в Турции, где теракты, потом в Грузии, где революция, в декабре собирался в Ирак арестовывать Саддама, но поехал в Иран, где землетрясение.
Я уволилась из газеты «Знак», потому что они не отпускали меня на утренник в детский сад к ребенку. Потому что всему на свете есть свои пределы. Главный назначил третье совещание на неделе на десять утра, когда ни одна редакция, кроме самых странных и ежедневных, еще не начинает работу. Но мы еженедельник.