Комон, стьюпид! или Африканское сафари для дуры - Страница 17
— Мкулани, я хочу заказать рыбу и рис с овощами, — сказал Денис на английском.
— Рыба только мороженая, — ответил Мкулани тоже на английском, а потом на русском добавил: — Твою мать.
Примерно через час после нашего прихода стал собираться народ.
Мы стояли с Анькой у окна и выискивали претендентов на наши руки и сердца. К нам подходили разные люди и знакомились.
Инга сидела с Денисом, но вдруг встала и направилась к нам.
— Вот, только что зашел, видите? Это Альберт.
— Не просто видим, — сказала Анька, — а чувствуем. Меня уже тошнит.
— Чего ты? — спросила я. — Вроде неплохой. Даже очень симпатичный. Давай, знакомь нас.
— Но-но!!! — оживилась Анька. — Договорились же — он мой.
— Тебя же тошнит!
— Ничего. Потошнит — перестанет, — ответила Анька и приготовилась делать умное лицо.
Альберт выглядел лет на сорок с небольшим. Высокий, темные густые волосы, не тронутые сединой, близко посаженные черные глаза, прямой нос, слегка пухлые губы. Одет он был очень опрятно: темные брюки, светлая рубашка в мелкую клетку и серая безрукавка.
Инга подвела его к нам и представила.
Он сначала взял Анькину руку и поцеловал, потом поцеловал и мою.
«Очень галантный», — подумала я.
Пока мы пытались склеить разговор, Инга показывала взглядом, чтобы мы посмотрели на входную дверь, а на пальцах показывала цифру два.
«Красавец, ничего не скажешь, только пока ничего не екает внутри», — подумала я.
У двери стоял красивый стройный мужчина лет тридцати пяти. Светлые кучерявые волосы, смелые, даже можно сказать, нахальные глаза, тонкие губы и подбородок с ямочкой.
«Да, выбор, прямо сказать, неплохой», — сказала я про себя и уставилась в окно.
Интересно, а как же выглядит третий?
Это я узнала ровно через секунду, когда Инга показала на пальцах цифру «три» и кивнула в сторону двери.
— Мамочки! — воскликнула я.
Анька и Альберт, которые в это время обсуждали, голубой Киркоров или сизый, с интересом посмотрели на меня.
— А что, разве нормальный мужик будет краситься? — спросила у меня Инга.
Но я ее не слышала. У меня начали подкашиваться ноги, и я почувствовала, что краснею, потому что именно в этот момент Инга вела под руку человека, которого я уже любила. Может, в прошлой жизни, но это точно был он: тот, которого я ждала все эти тридцать с хвостиком лет.
— А вот и моя, вернее Денискина, сестра Лора и ее подруга Аня, — представила нас Инга.
«Только бы это был не Сергей-еврей, — подумала я. Пусть, ну пусть это будет Гена. Мне все равно, что он НИ-КА-КОЙ, пусть он только не будет евреем, а будет Геной, ну, пожалуйста!» — молила я.
— Сергей, — представился «номер три» и слегка наклонил голову.
«Ну, вот и все. Ваша песенка спета, — подумала я, когда к нам подошел «номер два» — Гена, по методу исключения. — Ох, Гена, — я посмотрела ему в глаза. — А ты ведь и вправду ни-ка-кой».
Гена смотрел на меня и улыбался.
И я как-то сразу поняла, что никогда не буду с этим человеком, даже если бы он был «каким». Просто это не мое, и все.
Анька вся светилась.
Геннадий подошел ко мне ближе и предложил пройти в бар и выпить чего-нибудь.
Я взяла себе мартини со спрайтом, а он виски со льдом.
— Как тебе Африка? — спросил Гена.
Ненавижу этот вопрос. За сегодняшний вечер уже более десятка новых знакомых задали мне его.
Каждый, кто со мной знакомился, интересовался, нравится ли мне Африка. И что надо было отвечать? Чтобы ответить на этот вопрос, мне надо каждому рассказать о своей жизни и объяснить, что здесь я нахожусь не по собственной воле, а токмо волей пославших мя родителей, дабы я забыла об Эдуарде.
Гена крутил в руке бокал и пожирал меня глазами.
Я пожала плечами и сказала:
— Я не знаю, как мне Африка. Я нигде не была еще.
Геннадий оживился:
— Это не проблема. Если ты не возражаешь, я покажу тебе ее. Всю.
На слове «всю» я поперхнулась, так как вдруг испугалась, что кроме Африки он мне покажет еще и себя.
— А теперь расскажи мне о себе, — сказал Гена и уставился в мое декольте.
Я сразу поняла, что и этот вопрос я тоже ненавижу. Может, даже больше, чем вопрос про Африку.
Ну что я должна ему рассказать? О своем детстве? О пупсиках за рубль десять? С одежками…
Конечно, я могла бы рассказать ему, что:
1. Я толстая.
2. Нет, я не просто толстая — я жирная.
3. Я постоянно думаю.
4. И это мешает мне жить.
5. Если бы я думала только о том, что я жирная, мне было бы легче.
6. Но я еще думаю о том, что было бы, если бы я была худенькой, и от этого мне становится плохо.
7. Мне постоянно кажется, что я все делаю неправильно.
8. И что моя жизнь должна быть совсем другой.
9. Красивей, разумеется.
10. Я очень люблю мечтать.
11. И это тоже мешает мне жить.
12. Если бы я просто думала и не мечтала — мне жилось бы легче.
13. Одна моя учительница, еще когда я училась в девятом классе, сказала, что у меня очень большой потенциал и я многого добьюсь в жизни.
14. Вот я и бьюсь с этой жизней, хотя легче добиться объяснений от учительницы за ее «базар» и потребовать лучшей участи.
15. Я считаю, что смех продлевает человеку жизнь на одну минуту за один смешок.
16. Поэтому люблю анекдоты и ржу как лошадь.
17. По моим подсчетам, если я сегодня перестану их читать и ржать, то умру в 3019 году.
18. Если не перестану — буду жить вечно.
19. Но тогда придется в свой рацион добавить овес.
20. А так как овес калорийный, я поправлюсь еще больше.
21. И опять буду думать и мечтать, а в перерывах ржать.
22. Я пишу картины.
23. Нашелся один человек, который не мог оторвать глаз от моей копии картины Пикассо и несколько раз переспросил, действительно ли ЭТО писала я.
24. Я совсем не считаю этого человека ненормальным.
25. Даже несмотря на его косоглазие.
26. И на то, что он состоит на учете в психушке.
27. Я пишу стихи.
28. Их читает только моя мама.
29. Иногда я пишу рассказы.
30. Кроме мамы их читают иногда… несчастные люди.
31. А теперь, если собрать все в кучу и описать меня, получится, что я — толстая, жирная вечно мечтающая и думающая лошадь, которая недовольна своей жизнью, но при этом, не переставая ржать, пишет картины, стихи и рассказы.
32. А вы не встречали эту лошадь на пути?
33. До 3019 года еще далеко. Ждите. Обязательно встретите.
Но я не рассказала всего этого Геннадию.
Просто потому, что он бы меня все равно не понял.
Я подняла глаза вверх, рассмотрела потолок и вымолвила:
— Я…
Потом опустила глаза вниз, рассмотрела свои туфли, заметила, что их не мешало бы почистить, и перевела взгляд на Геннадия.
Он уставился на меня, рот у него был открыт.
И тут я вспомнила, как в шестом классе влюбилась в мальчика Петю, у которого тоже всегда был открыт рот. Я пригласила его на свой день рождения, и мама, увидев объект моего обожания, удивленно воскликнула:
— Он же дебил! У него рот всегда от крыт! Ты что, не видишь?
Я, естественно, сначала решила заступиться за Петю, но мама строго посмотрела на меня и сказала:
— Если тебе нравятся дебильные мальчики, я переведу тебя в школу для умственно отсталых детей.
И я сразу разлюбила Петю.
Теперь, еще раз посмотрев на Гену, я предположила, что он, скорей всего, учился именно в такой школе, но вслух сказала:
— Давай лучше ты первый мне о себе расскажешь.
— Ты стесняешься? — спросил он, улыбнулся, и на его щечках показались ямочки.
— Да, — тихо сказала я и сделала невинное лицо.
Геннадий быстро взял инициативу в свои руки и долго и нудно рассказывал мне о своем детстве, о трудной жизни в эмиграции, о том, как его бросила жена. Я это все слушала, а сама смотрела туда, где стоял Сергей. Он держал в руках бокал с вином и разговаривал с Денисом.