Комната с заколоченными ставнями - Страница 113

И все.

— Поздно, Бейтса уже не спасти, — сказал доктор Лэпхем. — Надеюсь, мы не встретим того, кто с ним расправился, — угрюмо добавил он, — потому что против этой твари мы безоружны. Наш единственный шанс — остановить Биллингтона и индейца, когда Тварь еще будет находиться за Пределом. Она не явится, пока они ее не призовут.

Доктор выдвинул ящик письменного стола и достал оттуда два кожаных браслета, которые я сначала принял за наручные часы; присмотревшись, я увидел две широкие кожаные ленты, к каждой из которых был прикреплен небольшой серый овальный камень со странным рисунком — пятиконечная звезда, в центре которой был изображен ромб в обрамлении чего-то похожего на языки пламени. Протянув мне один браслет, второй доктор закрепил у себя на запястье.

— А теперь что? — спросил я.

— Мы идем в усадьбу Биллингтона, чтобы узнать, где Бейтс. Предупреждаю, это опасно.

Доктор явно ждал возражений, но я промолчал. Следуя его примеру, я надел браслет на руку и открыл перед патроном дверь, пропуская его вперед.

В доме Биллингтонов стояла мертвая тишина; несколько окон были закрыты ставнями; из трубы, несмотря на прохладную погоду, не поднималось ни струйки дыма. Оставив машину перед входной дверью, мы взошли на крыльцо и постучали. Ответа не последовало. Мы постучали громче, потом еще громче; внезапно дверь распахнулась, и перед нами возник человек среднего роста, с крючковатым носом и копной ярко-рыжих волос. Его кожа была совсем смуглой, можно даже сказать, коричневой, глаза смотрели пристально и подозрительно. Мой патрон вежливо представился.

— Мы ищем мистера Стивена Бейтса. Кажется, он живет здесь.

— Извините. Жил. Вчера он уехал в Бостон. Собственно, его дом там.

— Вы не могли бы дать его адрес?

— Рэндл-Плейс, семнадцать.

— Благодарю вас, сэр, — сказал доктор Лэпхем и протянул незнакомцу руку.

И тут произошло нечто удивительное. Дьюарт машинально протянул руку, но едва его пальцы коснулись руки моего патрона, как Дьюарт хрипло вскрикнул и отскочил назад, цепляясь за дверь. То, что затем начало происходить с его лицом, было ужасно: его взгляд, прежде выражавший лишь подозрительную настороженность, сменился лютой ненавистью, глаза засверкали. Секунду постояв перед нами, он с неожиданной силой захлопнул дверь.

Доктор Лэпхем невозмутимо повернулся и направился к машине. Когда я уселся за руль, он смотрел на часы.

— Скоро вечер. У нас мало времени. Думаю, он пойдет в башню этой ночью.

— Еще бы, после такого предупреждения. Зачем вы это сделали? Было бы лучше захватить его врасплох.

— Ну и что? Пусть знает. Поехали, не будем тратить время на разговоры. У нас еще много дел. Мы должны спрятаться возле башни до захода солнца, и еще нужно заехать в Аркхем.

Примерно за полчаса до захода солнца мы с доктором шагали по Биллингтонскому лесу, стараясь держаться так, чтобы нас не было видно из дома. Спустились сумерки, и идти стало еще труднее, поскольку мы тащили тяжелый груз. Доктор Лэпхем не упустил ни одной детали. Мы несли с собой лопаты, фонари, пакет цемента, большую флягу с водой, тяжелый заступ и множество мелких инструментов. Кроме того, доктор имел при себе старомодный пистолет с серебряными пулями и чертеж Бейтса, на котором было указано место, где он закопал каменную плиту с изображением Знака Древних.

Перед тем как выступить в путь, доктор Лэпхем подробно объяснил мне свой план: Дьюарт — вернее, Биллингтон — и индеец Квамис придут к башне, как только спустится ночь; там они займутся своими черными делами. Наша задача держать наготове каменную плиту и раствор цемента. Доктор настоятельно просил меня не вмешиваться в дальнейшие события без его команды. Я обещал, хотя на душе было очень неспокойно.

Вскоре вдали показалась башня, и доктор Лэпхем легко нашел место, указанное на рисунке Бейтса. Пока я готовил цемент, он быстро выкопал плиту; солнце еще не успело скрыться за горизонтом, а у нас уже было все готово. Спрятавшись в густой листве, мы ждали, когда спустится ночь; вскоре со стороны болота зазвучал дьявольский хор лягушек и замелькали крошечные белые и светло-зеленые огоньки, возвестившие о пробуждении мириад светлячков, наполнивших воздух призрачным мерцанием; в лесу начали вопить козодои — причем как будто в унисон с лягушками.

— Они подходят, — тихо шепнул мне доктор.

Пронзительные голоса птиц и лягушек поднялись до самой высокой ноты, и в ночи разразилась такая кошмарная какофония ритмичных звуков, что я едва выдерживал этот адский шум. Когда же он достиг совершенно невообразимой силы, я внезапно почувствовал, как моей руки мягко коснулась рука доктора, который сообщил, что Эмброуз Дьюарт и Квамис вышли к башне.

О событиях той ночи у меня остались весьма смутные воспоминания, хотя с тех пор прошло уже немало времени, и вся местность в районе Аркхема наслаждается безмятежной жизнью, которой этот край не знал более двух сотен лет. Все началось с того момента, как возле отверстия в крыше появился Дьюарт, вернее, Ричард Биллингтон. Доктор Лэпхем хорошо выбрал место для укрытия — Эмброуз Дьюарт был отлично виден сквозь густую листву деревьев. Вот он выпрямился, и внезапно из его уст вырвался резкий, пронзительный крик; подняв голову вверх и глядя на звезды, Дьюарт выкрикивал какие-то странные слова и звуки, обращаясь к небесам. Я мог различить эти слова, несмотря на дикие вопли лягушек и козодоев…

— Йа! Йа! Н'гхаа, н'н'гхаи-гхаи! Йа! Йа! Н'гхаи, н-йа, н-йа, шоггог, фхтагн! Йа! Йа! Н'гхаи, й-ньях, й-ньях! Н'гхаа, н'н'гхаи, ваф'л фхтагн — Йог-Сотот! Йог-Сотот!

Поднялся ветер, словно спускавшийся сверху, повеяло холодом, еще громче зазвучали голоса лягушек и козодоев, ярче засверкали огни светлячков. Я с тревогой взглянул на доктора Лэпхема, и в этот самый момент он поднял пистолет, прицелился и выстрелил!

Я вытянул шею, пытаясь рассмотреть, куда он стрелял. Пуля попала в цель; Дьюарт пошатнулся, попытался схватиться за что-то рукой и рухнул с высоты на землю, но в то же мгновение в отверстии появился индеец Квамис, который хриплым от ярости голосом продолжил начатое Дьюартом заклятие: «Йа! Йа! Йог-Сотот! Оссадагова!»

Вторая пуля доктора Лэпхема настигла и его, но Квамис не упал, а просто тихо осел в отверстии.

— А теперь, — холодным и решительным голосом сказал мой патрон, — нужно немедля поставить плиту на место!

Я схватил плиту, он потащил за мной цемент; задыхаясь, мы волокли наш тяжелый груз под дикий хор лягушек и козодоев; мы бежали к башне, продираясь сквозь кусты, тогда как порывы ветра становились все сильнее, а в воздухе заметно холодало. Мы достигли башни, в ее крыше было хорошо видно отверстие, в котором — о ужас из ужасов! — возникало нечто!

Сам не знаю, как мы смогли пережить ту кошмарную ночь. У меня сохранились лишь смутные воспоминания о том, как мы закрыли Проход, как похоронили бренные останки несчастного Эмброуза Дьюарта, который наконец-то освободился от ужасной власти Ричарда Биллингтона, и доктор Лэпхем говорил, что исчезновение Дьюарта, скорее всего, объявят столь же странным и необъяснимым, как и остальные исчезновения, но что в отличие от них его тело никогда не будет найдено. Я помню, как доктор показал мне кучку серого праха — все, что осталось от Квамиса, умершего более двухсот лет назад и ожившего благодаря колдовству Ричарда Биллингтона; я помню, как мы раскидали каменный круг, развалили башню, начиная снизу, чтобы не потревожить серую каменную плиту с вырезанным Знаком Древних при ее погружении в землю; я помню, как, закапывая останки башни, мы наткнулись на сгнившие кости колдуна Мисквамакуса из племени вампанугов; я помню, как мы пошли к дому Биллингтона и уничтожили зловещее мозаичное окно в кабинете и как собрали все книги и документы из фамильной библиотеки Биллингтонов, чтобы перевезти их в библиотеку Мискатоникского университета; помню, как на рассвете мы приехали домой. Я не могу полностью доверять своей памяти, но я уверен в одном — что все это было сделано, поскольку через некоторое время я заставил себя сходить к сухому руслу Мисквамакуса, где некогда находился маленький остров. Я не увидел ничего; и следа не осталось ни от башни, ни от каменного круга — места Дагона или Оссадаговы, ни от той ужасной Твари из-за Предела, что таилась у порога, ожидая, когда ее призовут.