Коммунизм и огонь Дзен, ветер Дзен - Страница 27

Маниша спросила прямо:

Наш любимый мастер, в работе русского мистика Георгия Гурджиева не нашлось места для какого-либо Бога, тем не менее он не привлек большого числа сторонников в Западной Европе или в его родной стране. Было ли это отражением его способностей как просветителя или русский народ был просто не был готов воспринять его?

В начале революции коммунизм программировал людей на атеизм. Коммунизм, как учили Маркс и Энгельс, является атеистическим, а быть атеистом -- это значит вновь стать верующим. Единственная разница между теистом и атеистом заключается в том, что теист представляет собой положительного верующего он верит, что Бог существует. Атеист также является верующим - он верит, что Бога нет.

В начале революции Георгию Гурджиеву пришлось бежать из России - иначе он был бы убит атеистическими революционерами.

Теперь это совершенно другое дело. Причина, почему после семидесяти лет ситуация иная, заключается в том, что отрицательная вера не может быть питанием вашей внутренней сущности. Человек может продолжать обманывать себя положительным верованием в течение столетий, поскольку положительная вера заполняет пробел. Отрицательная вера не заполняет никаких пробелов. За прошедшие семьдесят лет россияне стали осознавать огромную пустоту внутри себя. Отрицательная вера никак не помогает. По крайней мере положительная вера дает вам ложную религию -- молитву, Бога, церковь, священное писание, что-то, необходимое для заполнения пробела. Все это чепуха, но все же вы можете заполнить вашу пустоту этой чепухой.

Что вы думаете о том, что постоянно хранится в ваших холодильниках? Всякого рода мелочи - шоколад, мороженое, а вы продолжаете набивать... Вы замечали, что, когда мужчина или женщина любят, они много не едят? Что происходит? Почему? Любовь является таким питанием, что люди забывают о шоколаде, о жевательной резинке, о мороженом. Но когда женщины выходят замуж, они начинают полнеть. Больше нет любви; теперь женщина заменят любовь мороженым.

Почему мужья приносят мороженое, когда они приходят домой? Там больше нет любви; возможно, мороженое охладит атмосферу. А когда муж приносит мороженое, жена подозревает: «Он, должно быть, провинился, раз пытается подластиться».

Если вы не принесете мороженое, атмосфера в доме накалена. Если вы принесете мороженое, жена косится, осматривая ваш костюм: нет ли волоска чужой женщины?

Все это чрезвычайно трудно. Как бы вы ни пытались, это не работает.

Сегодня ситуация в стране совершенно иная, чем была семьдесят лет назад. Сегодня русские люди чувствуют огромную пустоту. Вы не можете жить на негативе. А положительные вещи могут быть недостоверными, но по крайней мере они помогают вам заполнить пустоту. Поэтому я говорю, что теизм более опасен, чем атеизм, поскольку атеист рано или поздно должен осознать: «Это не помогает. Я совершенно опустошен».

Теист способен обманывать себя ради жизни вместе, поскольку он чувствует себя наполненным. Он знает молитву, писание, он знает, что Бог заботится. Но атеист рано или поздно обязан осознать, что атеизм не удовлетворяет, он отрицателен. Без Бога, без рая, без писания, ничего нет. Вы сталкиваетесь с пустотой.

Поэтому я говорю, что лучше быть атеистом, чем теистом. Но еще лучше быть агностиком – нельзя сказать, что он верит в Бога либо не верит в Бога, он просто открыт и готов к поиску истины - в собственном сознании, поскольку это самая близкая живая вещь.

Взгляните глубоко в вашу пульсирующую жизнь, и вы найдете там дивное качество. Вы не найдете Бога, но вы найдете религиозность, истину, пробуждение, будду.

Гурджиев не мог привлечь много учеников на Западе. Причина была в том, что он не был человеком, ясно высказывающим свои мысли. Он знал только кавказский язык. Он родился, по странному совпадению, там же, где Иосиф Сталин. Они оба учились в одной семинарии, были одноклассниками, когда были детьми. И оба имели одно и то же качество стали.

Иосиф Сталин показал сталь в себе, таким же образом, но в другом направлении, Георгий Гурджиев также проявил свою сталь. Он был, вероятно, более сильным человеком, чем вы можете себе представить, сильнее Сталина, потому что у Гурджиева не было власти: его власть была внутренней. Вы могли дать ему столько алкоголя, сколько возможно, и вы никогда не видели его пьяным – такова была его сила – никакие наркотики не могли действовать на него, настолько огромным было его свидетельствование. Он мог идти за пределы алкоголя, и алкоголь был неспособен помешать его свидетельствованию.

Но он знал только его родной язык, один из кавказских языков. Он немного учился английскому, но его английский был ломаным: он не мог составить полного предложения. Поэтому язык был барьером, и его методы были барьером.

Его методы он выучил, потому что его отец умер, когда ему было девять лет, и его мать умерла еще до того, как умер отец, поэтому он остался сиротой. Его отец был из цыган, поэтому он остался с цыганской группой, и он учился всему, чему мог научиться от цыган. Они не великие ученые: они бродяги, переезжающие с места на место.

Вы удивитесь, узнав, что цыгане принадлежат Индии, Раджастану. Они ушли из Раджастана в Египет, а из Египта – в Европу. Из-за того, что они пришли из Египта (Egypt) в Европу, их назвали цыганами («gypsies»). Это название произошло от слова «Египет», н их язык – хинди. Он изменился, но вы обнаружите, что на семьдесят процентов это хинди, а на тридцать – слова, происходящие из хинди и изменившиеся.

Поэтому Гурджиев путешествовал с одной цыганской группой, и когда он узнал все об этой группы, он начал двигаться к другим цыганским группам – они все время были в пути. Он выучил каждый метод у цыган, и эти методы были очень грубыми, очень жесткими – и совсем непривлекательными для западных людей, живущих в комфорте и роскоши. Поэтому те, кто приходил к нему, сразу же от него отворачивался, видя эти методы.

Во-первых, он накормил бы людей – он был великолепным поваром – и очень экзотической пищей, которые западные люди никогда не знали. Он научился от разных цыганских групп готовить странные виды еды, со странными специями. Весь монастырь, где он, бывало, жил около Парижа, был заполнен продуктами питания, специями, разного рода сильнодействующими препаратами. Таковы были его методы.

Он мог заставить людей съесть слишком много, пока их не станет рвать; он мог заставить людей продолжать и продолжать пить, до тех пор, пока они не упадут на землю и не начнут нести тарабарщину – то, что вы делаете каждый день без всякого алкоголя! И он садился рядом с ними и слушал, что они говорили, потому что это было намного честнее чем то, что они говорили, когда были в сознании. Это был очень грубый психоанализ.

Он мог сказать людям, чтобы они копали в земле канавы, целый день под горячим солнцем. Люди, которые никогда физически не работали, копали канавы – эти люди были философами, профессорами философии. Они имели дело только с книгами и библиотеками, они не были рабочими, но они копали. Мастер шел рядом, глядя на учеников, копающих канавы. И вечером, когда канавы были выкопаны, он мог сказать: «Сейчас закопайте канавы снова. Приведите их с то же состояние в котором они были до того, как вы начали их копать».