Коммунизм и фашизм: братья или враги - Страница 150

Пока Учредительное собрание обсуждало конституционные вопросы и проекты реформ Буш создал правительство во главе с капитаном Элиасом Бельмонте. Он был членом тайной ложи РАДЕПА, члены которой заявляли о своем принципиальном нежелании занимать государственные посты. Однако Э.Бельмонте стал министром внутренних дел. Как и большинство членов ложи, Э.Бельмонте считал себя приверженцем национал-социалистической идеологии. Примером для подражания были Германия и Италия. Будучи в 1937 г. шефом полиции Ла-Паса, он намеревался создать полицейские органы по образцу нацистской Германии. Не без его участия было принято решение послать 134 человека на военное и полицейское обучение в Италию¹⁶⁷. По масштабам полицейского корпуса это была многочисленная делегация.

Э.Бельмонте и его единомышленники называли себя просто социалистами. Анализируя взгляды боливийского национализма того времени, очень трудно провести разграничительную линию между нацизмом и псевдосоциалистическими идеями. Их главными постулатами были приоритет интересов нации перед лицом эгоистического, либерального капитализма и достижение социальной гармонии через преодоление классовой борьбы. С левыми, марксистами их сближало понимание того факта, что главным препятствием для поступательного развития страны является союз местной олигархии и американского империализма. Успехи третьего рейха и муссолиниевской Италии сделали привлекательными нацистские идеи и политические методы фашизма. Главное, что объединяло в глазах социалистов фашистский и коммунистический режимы, — это отрицание ценностей либеральной демократии и свободно-конкурентного рынка. По их мнению, либеральная демократия в Боливии полностью дискредитировала себя неспособностью эффективно управлять страной в период потрясений мирового кризиса и войны с Парагваем.

Если увлечение фашизмом в эти годы у многих националистов было поверхностным и отчасти данью моде, то Э.Бельмонте определился в своих взглядах и симпатиях еще в 20-е годы. Как и многие другие боливийские офицеры, находившиеся под влиянием работавших в Боливии немецких советников, среди которых достаточно еще раз упомянуть создателя штурмовых отрядов Э.Рема, Э.Бельмонте был увлечен национал-социализмом. Вместе с тем, мексиканский посол, человек, придерживавшийся левых марксистских взглядов, У.Розенцвейг Диас характеризовал Э.Бельмонте как социалиста, хотя и симпатизировавшего фашистским режимам¹⁶⁸. Бельмонте, действительно, развивал идеи, близкие левым социалистам и коммунистам, особенно в экономической сфере. Правый депутат Учредительного собрания У Сальмон в разговоре с А.Аргедасом рассказал ему, что Бельмонте твердо намерен выполнить свою программу-минимум, включавшую два главных пункта: национализировать горнорудную промышленность и добиться реального улучшения положения рабочего класса¹⁶⁹. Э.Бельмонте был одной из самых ярких и противоречивых фигур в правительстве Х.Буша¹⁷⁰. В деятельности Э.Бельмонте отразились внутренние противоречия самого режима «государственного социализма»: тенденция к тоталитаризму, антидемократизму, некоторая антибуржуазная, антисистемная направленность сочетались с умеренностью реальных действий, боязнью более тесного союза с рабочим движением и леворадикальными партиями. Не менее скандальным было назначение молодого социалиста К.Салинаса Арамайо на ответственный пост префекта Ла-Паса. В руках этого темпераментного политика, бывшего большим другом Х.Буша, оказались все репрессивные органы столицы. Назначение Э.Бельмонте и К.Салинаса Арамайо было воспринято консервативными столичными кругами как преддверие катастрофы.

Националистически и антиолигархически настроенные министры во главе с Э.Бельмонте воспользовались преобладанием левых в Учредительном собрании и с опорой на социалистических депутатов организовали ряд радикальных акций. Первое, за что принялся Х.Буш были средства массовой информации, которые, по его мнению, обслуживали частные интересы олигархии вместо того, чтобы служить государству и всей нации. Он требовал установления полного государственного контроля над всеми «олигархическими изданиями». В июне 1938 г. Буш направил в собрание проект закона о печати, главный пафос которого состоял в борьбе с «правым экстремизмом» и олигархическим влиянием в средствах массовой информации. В конкретном применении этот закон был направлен против оплота либерализма — высокопрофессиональной и имевшей массового читателя газеты «Эль Диарио».

Собрание в течение двух месяцев, в июне и июле 1938 г., неоднократно обсуждало содержание публикаций в «Эль Диарио». Законопроект Э.Бельмонте серьезно ограничивал независимость средств массовой информации. Направляя свой главный удар против демократии и ее институтов, Э.Бельмонте видел в свободной прессе единственный несокрушенный оплот либеральной оппозиции. Выступая в собрании во время дискуссии по поводу «Эль Диарио», он говорил: «Я являюсь сторонником свободы прессы, но не абсолютной свободы… В сегодняшней ситуации необходимо не размышлять над тем, что следует делать, а нужна руководящая идеология, способная вывести эту бедную страну из ее несчастий». В качестве такой идеологии или «национальной идеи» он предлагал национал-социализм. Э.Бельмонте призвал собрание взять в качестве примера для подражания законы о печати нацистской Германии, где, по его мнению, газеты служили общенациональным интересам и стояли на страже моральных принципов¹⁷¹.

Депутаты поддержали жесткие меры против либеральных газет, прежде всего «Эль Диарио», позволившей усомниться в компетенции собрания. Левые заявляли, что газета виновна «в организации полномасштабного заговора против стабильности социалистического государства, ее деятельность противоречит доводам разума и морали»¹⁷². Из среды левых депутатов даже слышались предложения провести «социализацию» всей прессы, подчинив ее тем самым общественным интересам, вырвав журналистов из-под влияния капитала¹⁷³. Безусловными выразителями этих общественных интересов депутаты считали самих себя.

13 июня 1938 г. собрание проголосовало за этот закон, давший полномочия исполнительной власти запрещать неугодную «правую олигархическую прессу». Единственными защитниками принципа свободы слова оказались либерал Фахардо и сааведрист-синдикалист Р. JIoca, решительно возражавших против доводов «социалистического» большинства¹⁷⁴. За пределами собрания помимо традиционных партий наступлению на свободу прессы воспротивилась Университетская федерация, обычно поддерживавшая левонационалистическое большинство собрания¹⁷⁵.

Закон о печати, направленный против «Эль Диарио», вызвал правительственный кризис: правые министры А.Паласиос (финансы), Х.Сальмон (сельское хозяйство) и А. Барриос (здравоохранение) подали прошение об отставке в знак протеста против гонений на прессу¹⁷⁶. Х.Буш не принял их демарша и попытался успокоить, заявив, что закон о печати — явление переходного периода и вскоре будет заменен на новый, более мягкий. Правые круги были чрезвычайно напуганы активностью Э.Бельмонте и его радикализмом. Хотя их радовал антикоммунизм министра, они опасались установления антидемократического тоталитарного режима националистической ориентации¹⁷⁷. На президента оказывали давление самые различные силы, стремившиеся ограничить деятельность Э.Бельмонте. Министры олигархического крыла кабинета требовали его отставки.

Последним и самым весомым аргументом не в пользу Э.Бельмонте был скандал, связанный с именем некого Отто Берга. Обстоятельства этого неприятного для Э.Бельмонте дела заслуживают внимания, ибо показывают уровень политической культуры новых правителей Боливии. Кроме того, они свидетельствуют о слепой вере и невероятном энтузиазме Э.Бельмонте в отношении тоталитарных режимов, в первую очередь, национал-социалистической Германии.

Некий субъект под именем О.Берга появился в Боливии в 1937 г., представившись родственником Геринга. Он повсюду намекал, что прибыл в Боливию с секретным поручением от немецкого правительства. У некоторых политиков его личность вызвала подозрения. Генерал Э.Пеньяранда, к которому с якобы конфиденциальными предложениями от германского руководства обратился Берг, сделал запрос в боливийское посольство в Берлине¹⁷⁸. Пока шли проверки и ожидали ответ, Берг завоевал симпатии среди местных поклонников нацизма, включая Э.Бельмонте. Немец был принят самыми высокими боливийскими властями, вплоть до президента. Э.Бельмонте представил его кандидатуру на пост советника полиции. Затем Берг уехал из Боливии, а в Берлине появился некто Отто Гессман, представлявшийся агентом секретной службы и полковником боливийской армии. Он утверждал, что имеет секретные поручения боливийских властей к германскому правительству. Ответ Ла-Паса был однозначен: Гессман — самозванец¹⁷⁹. Позднее выяснилось, что Отто Берг и Гессман — одно лицо, авантюрист и уголовник, имевший 13.судимостей в Германии в 20-е годы¹⁸⁰.