Комбинация Лаврова - Страница 1

Что-то было не так. Патологически, пугающе. Марк нахмурился и поднялся с кровати, которая предательски скрипнула под ним. Тревожно оглянувшись на заворочавшегося соседа, мужчина некоторое время простоял на месте: проснется ли? – но Пукан, как его прозвали знакомые, продолжал мирно сопеть. Его покрытый густой растительностью живот вывалился из майки и существовал как бы отдельно от хозяина, который, раскидав щеки по подушке, издавал какие-то то ли булькающие, то ли причмокивающие звуки. Да, ему не повезло с напарником, с таким в разведку не пойдешь. Почесав подбородок, Марк подумал, что не мешало бы побриться – то, что еще недавно выглядело как брутальная щетина, превратилось в неряшливую бороду, которой сложно было гордиться. Как назло, бритье ему не грозило, как минимум, еще неделю. Ну, да черт с ним. Сделав несколько шагов по направлению к двери, мужчина почувствовал себя крайне неуютно и снова замер на месте, стараясь определить источник неприятных ощущений. Резко обернувшись, он бросил взгляд на зарешеченное окно, ожидая увидеть в нем чужое лицо. Но нет – там никого не было. Не мудрено, напомнил себя Марк, все-таки третий этаж. Что же тогда? Наклонившись, он заглянул сначала под свою кровать, потом – под кровать соседа. Тоже никого. Откуда же это беспокойство, словно все в этом мире пошло не так? Закрыв на несколько секунд глаза, мужчина прислушался к ощущениям и, наконец, понял, в чем дело. Взглянув на свои ноги, он увидел, что на них не было тапок. Как он мог быть таким забывчивым?! Встав на цыпочки, Марк проскакал мимо своей кровати и, остановившись в трех шагах от пары стоптанных тапок, принялся раскачивать руками вперед-назад, готовясь к прыжку.

– Ты чего это?

Вопрос застал Марка в полете, и он, вздрогнув, на мгновение отвлекся от своей цели. Казалось бы, что значит мгновение на фоне целой жизни? Так, узелок на память, не более. Такие завязывают, когда идут в магазин за кефиром. Понимая, что вот-вот может произойти непоправимое, мужчина попытался восстановить потерянное равновесие, отчаянно выгнувшись и машинально растопырив пальцы на ногах, будто пытался ими зацепиться за тапки. Последнее явно было ошибкой – мизинец левой ноги, которым он так и не научился управлять, подогнулся под стопу, когда она, наконец, уже готова была нырнуть в спасительное укрытие, и Марк, взвыв от боли, обрушился на пол, зацепив по пути настольную лампу, до этого мирно стоявшую на тумбочке.

– Пукан, сука… – он пробормотал это сквозь зубы, катаясь по полу и сжимая обеими руками покалеченную ногу.

– А? – отозвался тот, позевывая.

Судя по его реакции, все происходящее не произвело на него никакого впечатления. Не обращая на корчащегося соседа внимания, он поднялся с кровати и, потянувшись, прошел к столику, который стоял в углу. Налив в одноразовый стаканчик воды из графина, он осушил его в три глотка, поставил на место, налил снова, выпил, повторил еще раз, расплющил о лоб – и только после этого обратился к Марку:

– Больно?

Вместо ответа тот только яростно сверкнул на него глазами и, сжав челюсть, тихо застонал, показывая всем своим видом, что испытывает страшные муки.

– Мизинчик? – сочувствующе покачал головой Пукан.

Марк, отняв руки от ноги, осуждающе посмотрел на палец и осторожно пошевелил им. Нога не болела, и это было странно. Возможно, он повредил нервные окончания, и теперь навсегда утратил способность испытывать боль. Подумав так, он прикусил себя язык и успокоился: с болевыми ощущениями было все в порядке. Однако все могло закончиться не так хорошо, и Пукан должен был это понимать! Состроив страдальческую физиономию, он поднялся и, показательно припадая на одну ногу, проковылял к своей кровати.

– Это совершенно недопустимо! – голосом телевизионного диктора, говорящего о внешней политике США, заявил он. – Подобное поведение не делает тебе чести.

– Извини.

Пукан подошел к соседу и примирительно похлопал его по плечу. Потом подумал и похлопал еще раз. Когда он уже хотел повторить свой странный ритуал в третий раз, Марк вдруг вскипел и оттолкнул протянутую руку:

– Ты прекратишь или нет?!

– Так, это… Ну…

Толстяк как-то странно дернулся и попытался еще раз прикоснуться к нему, однако мужчина был готов к такому повороту и отклонился, продемонстрировав соседу кулак.

– Только попробуй!

– Ну, пожалуйста! – по телу Пукана прошла дрожь, и весь он словно уменьшился в размерах – вжав голову в плечи, отчего и так не слишком явно выраженная шея практически исчезла, он бросил на соседа умоляющий взгляд.

Взглянув на трясущегося, как в припадке, толстяка, Марк вздохнул и сел прямо:

– Ну, ладно. Черт с тобой. Но только один раз!

– Спасибо, спасибо! – обрадовался Пукан и, высунув от напряжения язык, в третий раз прикоснулся к плечу собеседника.

– Все, отвали, – прикрикнул Марк на соседа, с брезгливостью глядя на влажный след, оставшийся на сорочке.

– Уф… Близко было на этот раз, – вздохнул тот с облегчением и, довольно рассмеявшись, плюхнулся всем весом на свою кровать, которая заметно прогнулась под ним.

– Ты пахнешь, Пукан, – Марк принюхался и зажал нос ладонью. – Как можно так вонять? Ты же хуже скунса!

– А нечего было надо мной издеваться, – беззаботным тоном отозвался толстяк, с улыбкой глядя в потолок. – Ты же знаешь, что нельзя так со мной обращаться.

– Все, это уже ни в какие рамки не лезет, – мужчина зарылся лицом в подушку и уже оттуда прокричал. – Как у тебя это получается? Ты везде! Открой окошко, скотина, мы же задохнемся здесь!

– Сам скотина, – отозвался Пукан, поднимаясь и подходя к окну. – Обычный здоровый метеоризм.

С трудом просунув пухлую руку сквозь прутья решетки, он распахнул окно и поморщился – снаружи было достаточно прохладно. Ночью прошел дождь, и до сих пор с крыши периодически падали крупные капли мутноватой воды.

– Замерзнем, простудимся, у нас поднимется температура, и нам будут делать уколы. Ты любишь уколы? Я не люблю. У меня капилляры находятся слишком близко к поверхности кожи, после каждой процедуры остаются большущие синяки и потом долго не проходят. А у тебя как с капиллярами?

– Завтрак в семь тридцать, ну, куда это годится? – отозвался Марк, отнимая лицо от подушки и принюхиваясь. – Как вам это нравится? А если я сова?

– Ты не сова, – возразил Пукан. – Даже совсем наоборот.

– Сова наоборот?

Мужчина представил себе вывернутую наизнанку сову и подумал, что тогда ей пришлось бы глотать мелкие камешки и песок, как курицам, чтобы перетирать поступающую пищу. И следы – следы повсюду она будет оставлять, если ее сделать наоборот.

– Пари? – Марк, прищурившись, хитро взглянул на соседа, но тот только усмехнулся в ответ:

– Опять проиграешь.

– А вот и нет. У меня предчувствие.

– Ну, давай. Итак, твоя версия.

– А почему это я первый?

– Могу и я, – пожал плечами толстяк. – Но тогда тебе нельзя говорить то же, помнишь?

– Хорошо, я начну.

Марк поднялся с кровати, сунул ноги в тапки и встал в центре комнаты, закрыв глаза и расставив руки в разные стороны. Простояв так почти минуту, он взглянул на собеседника и с видом человека, который зрит в будущее, заявил:

– Яичница, сосиски, булочки с маслом. Чай. Или компот? Нет, четко вижу чай.

Снова закрыв глаза, он прислонил ладонь тыльной стороной ко лбу и, пробормотав что-то неразборчивое, наконец, добавил:

– Кетчупа не будет. Все, больше ничего не скажу.

Шумно выдохнув воздух, словно только что занимался тяжелым физическим трудом, Марк в изнеможении опустился на кровать.

– Ну, а теперь я, – Пукан встал на освободившееся место и так же, как и сосед только что, закрыл глаза, при этом его лицо сразу приобрело мечтательное выражение.

Наблюдая за тем, как толстяк поворачивает голову то в одну, то в другую сторону, будто старался поймать некую столовскую радиоволну, Марк скрестил пальцы на руках и ногах и не несколько секунд задержал дыхание. Наконец, Пукан открыл глаза и улыбнулся: