Командировка - Страница 86
На кухне я долил чайник и поставил на плиту.
Потом сел на диван рядышком с Леночкой, обнял ее за плечи, и мы стали вместе разглядывать иллюстрации. Иногда девочка спрашивала: кто это? что это? - и я подробно объяснял. Нам очень понравились "Приключения капитана Врунгеля". Там много смешных рисунков. Леночку особенно развеселил Врунгель, скачущий на лошади, а мне приглянулся негр-чистильщик, надраивающий кому-то башку сапожной щеткой.
Но когда я сдавленно хмыкнул, Леночка взглянула на меня с укоризной. Ей было жалко человека, которому надраивают голову сапожной щеткой, и она не могла понять, что тут может быть смешного... Тикали часы на стене, тикали с незапамятных времен; уютно светил торшер на страницы, Леночка устало отбрасывала прядь волос, соскальзывающую ей на лобик, в туалетном бачке свирепо взрыкивала вода; сосед сверху уже врубил свои бесконечные диски; на кухне шипел чайник. Множество привычных звуков создавали иллюзию внятной тишины. Потом - звонок в дверь.
- Это мама, мама! - крикнула Леночка и спрыгнула с дивана.
- Спрячься! - сказал я ей. - Пусть она тебя поищет.
Леночка обрадовалась и полезла под диван, юркнула туда как ящерица.
Да, это была Наталья. Бледная, встрепанная, некрасивая. Само возмездие.
- Где дочь? - бросила через порог.
- Входи.
- Давай сюда девочку!
- Входи, Наташа, не кривляйся.
Помешкав, она все-таки вошла, демонстративно стараясь меня не коснуться.
- Ищи! Она спряталась... Мы играем в прятки.
Наталья смерила меня взглядом, в котором было не только ледяное равнодушие, но и отдаленная жалость. Так, вероятно, смотрит мясник на куренка перед тем, как открутить ему голову.
- Доченька, где ты? Выходи. Мне некогда. Выходи, слышишь, а то отшлепаю. Лена!
- Она спряталась, - сказал я. - Мы же в прятки играем.
Наталья быстро прошла на кухню, потом в гостиную, потом в ту комнату, где под диваном притихла девочка. Заглянула и в ванную, и в туалет. Я ходил за ней по пятам и уныло повторял: холодно, холодно.
Пощечину она влепила мне в коридоре, около вешалки с одеждой.
- Кого любишь, того бьешь. Это уж известно, - сказал я.
Наташа опустилась на кухне на стул и уставилась на меня в упор. Ее лицо было таким, как будто она выскочила из парилки. Под глазами глубокие тени, почти впадины.
- Я тебя ненавижу!
- Чего не бывает в семейной жизни, - сказал я. - Надо уметь прощать...
- Лена! - крикнула она. - Если ты сию минуту не выйдешь, я тебя так выпорю...
Я снял с плиты кипящий чайник.
- Ты какое варенье хочешь? У меня есть черничное и сливовое.
В дверях возникла улыбающаяся девочка. С волос ее свисали обрывки ниток, на личике серые разводы пыли.
- Мамочка, ты бы меня никогда не нашла... Дядя Витя...
Наташа схватила ее за руку, дернула, тряхнула и поволокла за собой, как куклу.
- Ой, ой, ой! - заверещал несчастный ребенок.
- А как же чай?! - вопросил я им вдогонку. - У меня цейлонский смешан с грузинским. Лена, Наташа, куда же вы?
Блеснул перепуганный Леночкин глаз, хлопнула дверь, и я остался один... Спустя некоторое время мне показалось, что тихонько скребутся в дверь. Открыл - никого.
29, 30 июля. Суббота. Воскресенье
Субботы, кажется, не было вовсе. Выпадают дни - как сны. В них живешь приглушенно, на ощупь, расплывчато. Организм дремлет наяву, сосредоточенный на полутонах подсознания. Что-то, конечно, происходит, но вроде и не с тобой. Желания беспредметны, движения бесцельны, мысли рассеяны - оглянешься и не знаешь, что ты делал час назад... Туманно всплывают какие-то обрывки: сковородка с подгоревшей колбасой на кухонном столе, раскрытый томик Чехова, зеленый до жути, жужжание мух под потолком, запах мастики, внезапный рев пожарной сирены, игральные карты на тумбочке, еще что-то такое...
Хорошо помню, вечером (или утром?) позвонил Миша Воронов и в приказном порядке велел мне собираться за грибами. Сказал, заедут за мной на машине часиков в шесть утра. Чтобы не вступать в нелепый разговор, я сразу дал согласие, уверенный, что никаких грибов на свете давно не существует...
Видение Леночки в комнате. Твердое решение никогда больше не звонить Наташе. Какие-то бодрячки на экране телевизора, говорящие все те слова, которые они говорят из вечера в вечер. Сон в летнюю ночь.
Стояние на лестничной площадке с заглядыванием в пролет. Обезумевший сосед, пытающийся пробиться через потолок с помощью электродрели. Горячая вода в ванне, ощущаемая как лейкопластырь. Терзания любви несчастной. Дрожание коленок и боль в крестце. Дважды два - четыре. Аты баты, шли солдаты, шли солдаты на базар. Пряталась не Леночка, а я.
Это я забрался в стиральную машину. Попробуй, отыщи! Какой-то шутник включил машину, а я стал накручиваться на барабан. Это было не больно, но досадно. Я не собирался до такой степени простирываться. Шампунь разъедал глаза. Кто же этот баловник?
Кто все шутит надо мной, никак не уймется? Мокрый и плоский, с разбухшей от воды головой, не видя спасения, заорал я: мама! мама! И проснулся. Шум стиральной машины слился с дверным звонком. За шторами светало. Ругаясь, кряхтя, я пошел отпирать.
Приехал Миша Воронов. Ворвался в квартиру, как смерч:
- На кого ты похож? Ну, скотина! Ты что - проспал?
- Что тебе надо?
Он вгляделся, сбавил голос:
- Витя, пожалуйста, не дури. Мы и так опоздали.
- Куда опоздали?
- За грибами, куда. Проснись.
Я пошел под душ, и он за мной.
- Закрой дверь, дует же!
Он топтался в огромных кирзовых сапогах, в каком-то залатанном свитере. Я сказал ему, что никуда не еду, болен. Воронов только засмеялся. У меня не было воли сопротивляться, и через десять минут он выталкивал меня из квартиры. В руке я нес эмалированное ведро. Около подъезда - желтый "жигуленок".
В стекле - смеющееся приветливое Гетино лицо. За рулем незнакомый парень, видимо хозяин машины.
Миша пихнул меня на заднее сиденье к Гете, и сразу откуда-то снизу вылезла лохматая морда щенка - эрдельтерьера. "Кусается?" - спросил я. "Нет, - повернулся хозяин, - мал еще. Ему четыре месяца". Поехали. Гета погладила мой локоть. Щенок тыкался влажной пуговкой носа в колени. Из приоткрытого переднего стекла дул сырой утренний воздух, и я быстро начал приходить в себя. "Как давно мы не, виделись, Виктор!" - сказала Гета, счастливо смеясь. "Да, - ответил я. - Уже почти полгода". - "Здорово мальчики придумали, а?" - "Что?" - "Ехать за грибами". - "Еще бы!" Я чесал мохнатую щенячью голову, улыбался Гете и прямо с каждой минутой чувствовал, как вливается в меня энергия, как отлетает прочь ночная тягомотная хмарь.